Уходя, он распорядился уложить Пику в одной из комнат, а Спинанциу предложил с самого утра в кабинет.
На следующее утро в «Патриотул» появилась новая статья, и Спинанциу застал барона за газетой. Всю ночь адвокат ломал себе голову в поисках выхода и пришел' к выводу, что барону следует пойти на попятную. Выступить против реформы с принципиальных позиций было невозможно, а попытки сорвать ее скомпрометировали бы многих лиц и самую царанистскую партию, что было особенно рискованно теперь, накануне выборов. Вся трудность состояла в том, как высказать все это Паппу и, не ущемив его гордости, намекнуть, что пора уступить дорогу молодежи. Старая политика кабинетных интриг и комбинаций была обречена на провал. Конечно, разногласия между русскими и Западом обострятся, но не так скоро, как надеется барон.
— Итак, что вы решили?—осторожно спросил Спинаициу.
— Дорогой друг, собирайтесь, мы поедем в имение.— Старик постучал длинным, костлявым пальцем по газете.— Вы понимаете, дорогой, мы не можем в данном случае пожертвовать своим авторитетом. Я поставлю все село на службу нашему делу. Через полчаса мы выезжаем.
Спинанциу согласился, не зная, как отказать старику. Кроме того, он надеялся разгадать по пути намерения барона, но, как только они выехали за пределы города, надежда его угасла: старик закрыл глаза и преспокойно уснул.
Два часа машина мчалась по шоссе, затем свернула на узкую, но хорошую дорогу, посыпанную мелким щебнем и обсаженную молодыми тополями. Барон открыл глаза, бодро улыбнулся и толкнул в спину шофера, чтобы тот прибавил скорость.
— Не знаете ли вы, дорогой Спинанциу, православное это село или униатское?
— Понятия не имею,— раздраженно пожал плечами Спинанциу.
Новая затея барона. Словно разделение церквей имеет сегодня такое же значение, как и в 1700 году. Чепуха!
— Послушайте, Спинанциу,—- ткнул его Папп в бок пальцем,— вы помните латынь?
— Нет... то есть постольку, поскольку...
-— Красивый язык!
1 Вся Галлия делится на три части..» (лат.) (Цезарь, Записки о галльской войне), Уткнувшись носом в стекло, Пику пожирал глазами прямую дорогу, деревья, поля. Он не представлял себе, что поместье барона так велико, и теперь встревожился: конечно, старик не захочет расстаться с таким богатством.
Невольно в глубине души Пику стал на сторону крестьян. С какой стати у этой развалины столько земли? По мысль эта вскоре сменилась другой, и он ухмыльнулся: «Хорошо, что я не растерялся».
В конце дороги показалась усадьба — массивное красное здание с приземистой башней, увенчанной чем-то вроде зубцов. Когда машина подкатила к высоким, покрытым ржавчиной воротам, они распахнулись, и на подножку автомобиля, пробормотав что-то неразборчивое, ловко вскочил кругленький рыжий человечек — управляющий Пииця. Его смятый грубошерстный костюм был весь усеян соломинками и соринками. Проголодавшийся Спинанциу приветственно помахал ему рукой. Имение все равно потеряно, так что следует хотя бы хорошенько отдохнуть, выпить и поесть. Кто знает, может быть, подвернется и какая-нибудь пухлая, краснощекая крестьяночка, ведь в окрестностях поместья был, кажется, какой-то хутор горцев. Этот Пииця, как видно, любит хорошо пожить и, наверно, уже отобрал, что получше. Спинанциу отогнал все беспокойные мысли о планах Паппа и последствиях задуманных им действий...
Машина остановилась перед широкой желтой лестницей. Спинанциу соскочил на землю, быстро обежал машину и с тысячью предосторожностей помог Паппу сойти, прихватив его плед и желтый портфель, который барон тут же вырвал у него из рук. Папп сделал несколько шагов, кряхтя и держась за поясницу, потом выпрямился и окинул усадьбу хозяйским взором. Все вокруг носило следы спешки: камни, окружавшие цветочные клумбы, были неровные, трава не подстрижена, солнце, бившее прямо в окна, обнаруживало на стеклах полосы грязи, < и та пленные при поспешной мойке.
Пинця смиренно стоял в сторонке.
— М-да,— сказал барон. — Довольно...
И этот момент высокая дверь из мореного дуба отворилась и навстречу барону поспешно вышел высокий худощавый человек, одетый по-крестьянски. Длинные светик полосы напоминали солому. Спинанциу испуганно |'прогнул. Это был Баничиу. Вот уже несколько месяцев, как он исчез из города, и барон отмалчивался, когда его спрашивали, куда тот девался. По правде говоря, его исчезновение мало кого огорчило. Этот известный железно-гвардеец, бывший эсэсовский офицер, принятый с восторгом в царанистскую партию, как считали многие, причинил ей больше вреда, чем сто ударов, нанесенных коммунистами.
— Сервус, хомо руралис,— восторженно засмеялся барон. — Сервус, кариссиме!2
Баничиу, пожимая руку барону, коротко, по-немецки, кивнул головой. «Кто мог предупредить его о нашем приезде? Или, быть может, он прячется здесь. Не хватает, чтобы об этом узнали, не миновать тогда каторги»,— забеспокоился Спинанциу. Однако Баничиу не удостоил его даже взглядом. Зато, заметив Пику, он поздоровался с ним жестом, напоминавшим приветствие римлян.
— Здравия желаю, здравия желаю,— обрадовался Пику. Огг подошел к Баничиу, схватил его за руки, осторожно встряхнул их и почтительно поклонился. — Здравия желаю! Ну и рад же я видеть вас.
Барон взял Баничиу под руку и поднялся с ним по ступенькам. Спинанциу показалось, что в маленьких глазках Пинци мелькнуло что-то вроде сочувствия, и, взбешенный, он поспешил вслед за ушедшими.
Усадьба барона Паппа — бывший охотничий замок эрцгерцога Франца-Фердинанда — представляла собой нечто среднее между охотничьим замком, домом немецкого кулака и романтической хмельницей. Повсюду гуляли сквозняки, печи дымили, матрацы были твердыми, как, доски, с пологов кроватей свисала паутина, и при малейшем движении сыпалась пыль. Пахло плесенью и мышами, темные, закопченые картины на стенах — венгерская живопись прошлого века — производили угнетающее впечатление.
Несмотря на досаду, Спинанциу почувствовал приятное волнение, он привык к просторным, светлым комнатам, обставленным современной мебелью, а здесь все казалось перенесенным из прошлого века.
Папп и Баничиу шли сквозь анфиладу комнат, в глубине которой находился кабинет с пробковыми стенами,
1 Здравствуйте, сельский житель (лат.).
2 Здравствуй, дорогой! (итал.) I барон удалялся для самых ответственных разговоров. Увидев, что они собираются войти именно туда, Спи-аанциу ускорил шаг.
— Я вам нужен?— спросил он укоризненным тоном.
— Нет, дорогой,— ответил барон, бросив на него лайковый взгляд. — Пойдите выберите себе комнату и отдыхайте. Мне нужно поговорить с другом Баничиу, обдумать некоторые вопросы. Распорядитесь, милый, и о завтраке. Вы, как мне известно, большой гурман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
На следующее утро в «Патриотул» появилась новая статья, и Спинанциу застал барона за газетой. Всю ночь адвокат ломал себе голову в поисках выхода и пришел' к выводу, что барону следует пойти на попятную. Выступить против реформы с принципиальных позиций было невозможно, а попытки сорвать ее скомпрометировали бы многих лиц и самую царанистскую партию, что было особенно рискованно теперь, накануне выборов. Вся трудность состояла в том, как высказать все это Паппу и, не ущемив его гордости, намекнуть, что пора уступить дорогу молодежи. Старая политика кабинетных интриг и комбинаций была обречена на провал. Конечно, разногласия между русскими и Западом обострятся, но не так скоро, как надеется барон.
— Итак, что вы решили?—осторожно спросил Спинаициу.
— Дорогой друг, собирайтесь, мы поедем в имение.— Старик постучал длинным, костлявым пальцем по газете.— Вы понимаете, дорогой, мы не можем в данном случае пожертвовать своим авторитетом. Я поставлю все село на службу нашему делу. Через полчаса мы выезжаем.
Спинанциу согласился, не зная, как отказать старику. Кроме того, он надеялся разгадать по пути намерения барона, но, как только они выехали за пределы города, надежда его угасла: старик закрыл глаза и преспокойно уснул.
Два часа машина мчалась по шоссе, затем свернула на узкую, но хорошую дорогу, посыпанную мелким щебнем и обсаженную молодыми тополями. Барон открыл глаза, бодро улыбнулся и толкнул в спину шофера, чтобы тот прибавил скорость.
— Не знаете ли вы, дорогой Спинанциу, православное это село или униатское?
— Понятия не имею,— раздраженно пожал плечами Спинанциу.
Новая затея барона. Словно разделение церквей имеет сегодня такое же значение, как и в 1700 году. Чепуха!
— Послушайте, Спинанциу,—- ткнул его Папп в бок пальцем,— вы помните латынь?
— Нет... то есть постольку, поскольку...
-— Красивый язык!
1 Вся Галлия делится на три части..» (лат.) (Цезарь, Записки о галльской войне), Уткнувшись носом в стекло, Пику пожирал глазами прямую дорогу, деревья, поля. Он не представлял себе, что поместье барона так велико, и теперь встревожился: конечно, старик не захочет расстаться с таким богатством.
Невольно в глубине души Пику стал на сторону крестьян. С какой стати у этой развалины столько земли? По мысль эта вскоре сменилась другой, и он ухмыльнулся: «Хорошо, что я не растерялся».
В конце дороги показалась усадьба — массивное красное здание с приземистой башней, увенчанной чем-то вроде зубцов. Когда машина подкатила к высоким, покрытым ржавчиной воротам, они распахнулись, и на подножку автомобиля, пробормотав что-то неразборчивое, ловко вскочил кругленький рыжий человечек — управляющий Пииця. Его смятый грубошерстный костюм был весь усеян соломинками и соринками. Проголодавшийся Спинанциу приветственно помахал ему рукой. Имение все равно потеряно, так что следует хотя бы хорошенько отдохнуть, выпить и поесть. Кто знает, может быть, подвернется и какая-нибудь пухлая, краснощекая крестьяночка, ведь в окрестностях поместья был, кажется, какой-то хутор горцев. Этот Пииця, как видно, любит хорошо пожить и, наверно, уже отобрал, что получше. Спинанциу отогнал все беспокойные мысли о планах Паппа и последствиях задуманных им действий...
Машина остановилась перед широкой желтой лестницей. Спинанциу соскочил на землю, быстро обежал машину и с тысячью предосторожностей помог Паппу сойти, прихватив его плед и желтый портфель, который барон тут же вырвал у него из рук. Папп сделал несколько шагов, кряхтя и держась за поясницу, потом выпрямился и окинул усадьбу хозяйским взором. Все вокруг носило следы спешки: камни, окружавшие цветочные клумбы, были неровные, трава не подстрижена, солнце, бившее прямо в окна, обнаруживало на стеклах полосы грязи, < и та пленные при поспешной мойке.
Пинця смиренно стоял в сторонке.
— М-да,— сказал барон. — Довольно...
И этот момент высокая дверь из мореного дуба отворилась и навстречу барону поспешно вышел высокий худощавый человек, одетый по-крестьянски. Длинные светик полосы напоминали солому. Спинанциу испуганно |'прогнул. Это был Баничиу. Вот уже несколько месяцев, как он исчез из города, и барон отмалчивался, когда его спрашивали, куда тот девался. По правде говоря, его исчезновение мало кого огорчило. Этот известный железно-гвардеец, бывший эсэсовский офицер, принятый с восторгом в царанистскую партию, как считали многие, причинил ей больше вреда, чем сто ударов, нанесенных коммунистами.
— Сервус, хомо руралис,— восторженно засмеялся барон. — Сервус, кариссиме!2
Баничиу, пожимая руку барону, коротко, по-немецки, кивнул головой. «Кто мог предупредить его о нашем приезде? Или, быть может, он прячется здесь. Не хватает, чтобы об этом узнали, не миновать тогда каторги»,— забеспокоился Спинанциу. Однако Баничиу не удостоил его даже взглядом. Зато, заметив Пику, он поздоровался с ним жестом, напоминавшим приветствие римлян.
— Здравия желаю, здравия желаю,— обрадовался Пику. Огг подошел к Баничиу, схватил его за руки, осторожно встряхнул их и почтительно поклонился. — Здравия желаю! Ну и рад же я видеть вас.
Барон взял Баничиу под руку и поднялся с ним по ступенькам. Спинанциу показалось, что в маленьких глазках Пинци мелькнуло что-то вроде сочувствия, и, взбешенный, он поспешил вслед за ушедшими.
Усадьба барона Паппа — бывший охотничий замок эрцгерцога Франца-Фердинанда — представляла собой нечто среднее между охотничьим замком, домом немецкого кулака и романтической хмельницей. Повсюду гуляли сквозняки, печи дымили, матрацы были твердыми, как, доски, с пологов кроватей свисала паутина, и при малейшем движении сыпалась пыль. Пахло плесенью и мышами, темные, закопченые картины на стенах — венгерская живопись прошлого века — производили угнетающее впечатление.
Несмотря на досаду, Спинанциу почувствовал приятное волнение, он привык к просторным, светлым комнатам, обставленным современной мебелью, а здесь все казалось перенесенным из прошлого века.
Папп и Баничиу шли сквозь анфиладу комнат, в глубине которой находился кабинет с пробковыми стенами,
1 Здравствуйте, сельский житель (лат.).
2 Здравствуй, дорогой! (итал.) I барон удалялся для самых ответственных разговоров. Увидев, что они собираются войти именно туда, Спи-аанциу ускорил шаг.
— Я вам нужен?— спросил он укоризненным тоном.
— Нет, дорогой,— ответил барон, бросив на него лайковый взгляд. — Пойдите выберите себе комнату и отдыхайте. Мне нужно поговорить с другом Баничиу, обдумать некоторые вопросы. Распорядитесь, милый, и о завтраке. Вы, как мне известно, большой гурман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159