Вокруг рабочих собирались группы любопытных, изумленных тем, что те осмеливаются выступать против полковника Монашку, занимающего пост волостного коменданта еще со времен Антонеску и запугавшего всю волость. Кто-то показал пальцем на красивую виллу с балконом, принадлежавшую адвокату Митрану. Там разместился комитет национал-царанистской партии. На балконе появилась служанка и вывесила большой трехцветный флаг, потом вышел какой-то господин и выставил огромный портрет короля Михая. Но внимание толпы привлекало другое.
Перед тяжелыми воротами из мореного дуба выстроились двенадцать жандармов с винтовками.
Рабочие, как по сигналу, хором закричали:
— Долой Брэтиану и Маниу!
— Долой Маниу и Брэтиану!
— Долой!
Все потонуло в этом крике.
Прислуга застыла на балконе с флагом в руках. Полотнище его повисло почти до земли и легло на голову одного из жандармов, который то и дело отстранял флаг штыком. Толпа пошатнулась, словно собиралась двинуться вперед, и затопталась на месте. Тогда жандармы защелкали затворами, взяли ружья наизготовку. Однако стоявшие впереди рабочие ясно видели, что винтовки у них дрожат, а сами они испуганно посматривают по сторонам. На балконе появился господин Митран. Он нервно жестикулировал и что-то кричал прислуге, вырывая у нее из рук флаг. Завладев наконец флагом, он попит лея сам укрепить его, но ему это не удалось, и он отвесил звонкую пощечину служанке. Толпа возмущенно загудела и двинулась к дверям.
— Долой Маниу и Брэтиану! Долой царанистскую партию!
Жандармы размахивали винтовками, как на учении, — то прицеливались, то снова брали к ноге. Господин Митран отчаянно жестикулировал и растерянно топтался на месте, потом вытащил из кармана темные очки и напялил их на нос.
Пущенный кем-то камень гулко ударился в ворота. Жандармы застыли, опустив винтовки. Тогда на широкой кирпичной стене, окружавшей дом и сад Митрана, появилась высокая фигура человека с лохматыми, светлыми, почти белыми волосами. Силуэт ее четко вырисовывался на сером фоне неба. Человек с молниеносной быстротой выдернул руку из кармана, послышался сухой хлопок выстрела, и красный плакат, закачавшись, исчез среди моря голов. В следующую же секунду человек исчез за стеной.
Перед началом побоища Гэврилэ Урсу зашел на квартиру к Митрану. Он нисколько не уважал этого выскочку-адвоката, появившегося в городке лет двадцать тому назад с одним деревянным чемоданчиком, в черном засаленном костюме, перешитом из отцовской рясы. Однако скоро о Митране заговорили. Шла молва, что он в доле с конокрадами и другими ворами. И действительно, с его помощью многим преступникам удалось отделываться пустяковыми наказаниями. Говорили, что Митран так мастерски дает взятки, что сам король не счел бы себя оскорбленным. Через два года после приезда Митран женился на дочери владельца универсального магазина Штиглера. Девушка уже много лет страдала костным туберкулезом, что, однако, не помешало Митрану завести с ней ребенка. Женщина умерла при родах, а хилый недоношенный ребенок промучился еще два месяца. Митран, чтобы заглушить боль, как он утверждал, с головой ушел в политику и вступил в национал-царанистскую партию. Обходительность, присущая адвокату, и притворная терпимость к людям разных национальностей неоднократно приносили ему депутатский мандат. Во времена Антонеску он даже попал в концентрационный лагерь как франкмасон, хотя и понятия не имел, что это такое. «Ардеалул демократ» писал о нем: «...принципиальный, честный интеллигент, тесно связанный с крестьянством, блестящий ученый, непоколебимый защитник собственности». В действительности единственным его качеством была исключительная память на фамилии и лица. Он знал в лицо каждого человека в волости, даже тех, кого встречал совершенно случайно. Поэтому когда прислуга сообщила ему, что его спрашивает Гэврилэ Урсу из Лунки, Митран принял его почтительно, а когда узнал, что тот собирается создать на селе царанистскую организацию, изобразил глубокое волнение и даже расцеловал гостя. Вместе с тем Митран был очень обеспокоен. Он знал, что коммунисты намерены прогнать «волостного коменданта», и хотел доказать всей стране, что в его округе они не смогут добиться того, что им удалось в других местах.
Цитируя, как всегда, Библию, Гэврилэ пространно говорил о тяжелых временах и перечислял людей из Лунки, на которых царанисты могли бы положиться в трудную минуту. Митран кивал головой, улыбался, брался за карандаш и записную книжку, чтобы сделать заметки, но тут же словно забывал об этом. В самом деле, за последнее время он мало интересовался вопросами местной организации, а большую часть времени проводил в Араде, где партийные вожаки готовили ряд тонких махинаций для смещения барона Паппа, ошибки которого причинили им большой вред. Конечно, Митран не надеялся занять место барона, он здраво смотрел на вещи и не мог питать подобных иллюзий. Однако он знал, что пользуется расположением молодого крыла партии, а теперь наступил момент решающих ударов и комбинаций, для которых требовались хитрость и смелость, а не старческая прямолинейность барона.
Гэврилэ вдруг почувствовал, что говорит впустую, хотя лицо адвоката не изменилось. Старик спокойно замолчал— он мог бы вообще не говорить. В камине весело потрескивал огонь, освещая большую сумрачную комнату, и красные блики его отражались в стекле на каменном столе адвоката. «Какое им дело до всего это-го,— печально подумал Гэврилэ.— У них свои дела». Он пожалел, что приехал и оставил дочь внизу на кухне, как служанку. Мелькнула мысль, что все его проповеди о человеколюбии напрасны и бесполезны.
— Знаете что, сударь? — почти зло сказал он. —-Внизу, в кухне, меня ждет дочь. Думаю, ей наскучило торчать там.
— Да как же так, господин Урсу? Разве это возможно? Прошу вас, позовите ее. Все, что вы рассказываете, очень интересно. Пусть накажет меня бог, — хитро улыбнулся Митран, — если не грех, что вы такой... такой... образованный человек и копаетесь в земле.
Адвокат вызвал прислугу и приказал ей немедленно пригласить мадемуазель Урсу.
— Что бишь я хотел сказать?.. — с улыбкой обернулся он к Гэврилэ. — Все-таки кто-нибудь должен заниматься и земледелием.
— Да, конечно, — согласился Гэврилэ.
Мария вошла красная, напуганная. Весь день ее преследовал страх. Она не могла понять, зачем отец взял ее с собой в город. Этого он никогда не делал. Несомненно, что-то узнал. Тогда почему не скажет, чтобы разом покончить с этим? Лучше броситься в колодец, чем ждать так, в страхе и страданиях. Начался второй месяц беременности, ее мучила тошнота, и скоро она уже не сможет ничего скрыть. И тогда, господь милостливый, если ее не убьет Гэврилэ, то задушит Эзекиил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
Перед тяжелыми воротами из мореного дуба выстроились двенадцать жандармов с винтовками.
Рабочие, как по сигналу, хором закричали:
— Долой Брэтиану и Маниу!
— Долой Маниу и Брэтиану!
— Долой!
Все потонуло в этом крике.
Прислуга застыла на балконе с флагом в руках. Полотнище его повисло почти до земли и легло на голову одного из жандармов, который то и дело отстранял флаг штыком. Толпа пошатнулась, словно собиралась двинуться вперед, и затопталась на месте. Тогда жандармы защелкали затворами, взяли ружья наизготовку. Однако стоявшие впереди рабочие ясно видели, что винтовки у них дрожат, а сами они испуганно посматривают по сторонам. На балконе появился господин Митран. Он нервно жестикулировал и что-то кричал прислуге, вырывая у нее из рук флаг. Завладев наконец флагом, он попит лея сам укрепить его, но ему это не удалось, и он отвесил звонкую пощечину служанке. Толпа возмущенно загудела и двинулась к дверям.
— Долой Маниу и Брэтиану! Долой царанистскую партию!
Жандармы размахивали винтовками, как на учении, — то прицеливались, то снова брали к ноге. Господин Митран отчаянно жестикулировал и растерянно топтался на месте, потом вытащил из кармана темные очки и напялил их на нос.
Пущенный кем-то камень гулко ударился в ворота. Жандармы застыли, опустив винтовки. Тогда на широкой кирпичной стене, окружавшей дом и сад Митрана, появилась высокая фигура человека с лохматыми, светлыми, почти белыми волосами. Силуэт ее четко вырисовывался на сером фоне неба. Человек с молниеносной быстротой выдернул руку из кармана, послышался сухой хлопок выстрела, и красный плакат, закачавшись, исчез среди моря голов. В следующую же секунду человек исчез за стеной.
Перед началом побоища Гэврилэ Урсу зашел на квартиру к Митрану. Он нисколько не уважал этого выскочку-адвоката, появившегося в городке лет двадцать тому назад с одним деревянным чемоданчиком, в черном засаленном костюме, перешитом из отцовской рясы. Однако скоро о Митране заговорили. Шла молва, что он в доле с конокрадами и другими ворами. И действительно, с его помощью многим преступникам удалось отделываться пустяковыми наказаниями. Говорили, что Митран так мастерски дает взятки, что сам король не счел бы себя оскорбленным. Через два года после приезда Митран женился на дочери владельца универсального магазина Штиглера. Девушка уже много лет страдала костным туберкулезом, что, однако, не помешало Митрану завести с ней ребенка. Женщина умерла при родах, а хилый недоношенный ребенок промучился еще два месяца. Митран, чтобы заглушить боль, как он утверждал, с головой ушел в политику и вступил в национал-царанистскую партию. Обходительность, присущая адвокату, и притворная терпимость к людям разных национальностей неоднократно приносили ему депутатский мандат. Во времена Антонеску он даже попал в концентрационный лагерь как франкмасон, хотя и понятия не имел, что это такое. «Ардеалул демократ» писал о нем: «...принципиальный, честный интеллигент, тесно связанный с крестьянством, блестящий ученый, непоколебимый защитник собственности». В действительности единственным его качеством была исключительная память на фамилии и лица. Он знал в лицо каждого человека в волости, даже тех, кого встречал совершенно случайно. Поэтому когда прислуга сообщила ему, что его спрашивает Гэврилэ Урсу из Лунки, Митран принял его почтительно, а когда узнал, что тот собирается создать на селе царанистскую организацию, изобразил глубокое волнение и даже расцеловал гостя. Вместе с тем Митран был очень обеспокоен. Он знал, что коммунисты намерены прогнать «волостного коменданта», и хотел доказать всей стране, что в его округе они не смогут добиться того, что им удалось в других местах.
Цитируя, как всегда, Библию, Гэврилэ пространно говорил о тяжелых временах и перечислял людей из Лунки, на которых царанисты могли бы положиться в трудную минуту. Митран кивал головой, улыбался, брался за карандаш и записную книжку, чтобы сделать заметки, но тут же словно забывал об этом. В самом деле, за последнее время он мало интересовался вопросами местной организации, а большую часть времени проводил в Араде, где партийные вожаки готовили ряд тонких махинаций для смещения барона Паппа, ошибки которого причинили им большой вред. Конечно, Митран не надеялся занять место барона, он здраво смотрел на вещи и не мог питать подобных иллюзий. Однако он знал, что пользуется расположением молодого крыла партии, а теперь наступил момент решающих ударов и комбинаций, для которых требовались хитрость и смелость, а не старческая прямолинейность барона.
Гэврилэ вдруг почувствовал, что говорит впустую, хотя лицо адвоката не изменилось. Старик спокойно замолчал— он мог бы вообще не говорить. В камине весело потрескивал огонь, освещая большую сумрачную комнату, и красные блики его отражались в стекле на каменном столе адвоката. «Какое им дело до всего это-го,— печально подумал Гэврилэ.— У них свои дела». Он пожалел, что приехал и оставил дочь внизу на кухне, как служанку. Мелькнула мысль, что все его проповеди о человеколюбии напрасны и бесполезны.
— Знаете что, сударь? — почти зло сказал он. —-Внизу, в кухне, меня ждет дочь. Думаю, ей наскучило торчать там.
— Да как же так, господин Урсу? Разве это возможно? Прошу вас, позовите ее. Все, что вы рассказываете, очень интересно. Пусть накажет меня бог, — хитро улыбнулся Митран, — если не грех, что вы такой... такой... образованный человек и копаетесь в земле.
Адвокат вызвал прислугу и приказал ей немедленно пригласить мадемуазель Урсу.
— Что бишь я хотел сказать?.. — с улыбкой обернулся он к Гэврилэ. — Все-таки кто-нибудь должен заниматься и земледелием.
— Да, конечно, — согласился Гэврилэ.
Мария вошла красная, напуганная. Весь день ее преследовал страх. Она не могла понять, зачем отец взял ее с собой в город. Этого он никогда не делал. Несомненно, что-то узнал. Тогда почему не скажет, чтобы разом покончить с этим? Лучше броситься в колодец, чем ждать так, в страхе и страданиях. Начался второй месяц беременности, ее мучила тошнота, и скоро она уже не сможет ничего скрыть. И тогда, господь милостливый, если ее не убьет Гэврилэ, то задушит Эзекиил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159