Однако
химические реакции представляют интерес не с этой стороны; мы изучаем их для
того, чтобы узнать законы связи явлений друг с другом, общие правила
необходимой последовательности явлений. В ответ на это требование науки Юм
говорит, что сколько бы мы ни изучали свои впечатления, мы не можем прийти к
достоверным общим правилам их последовательности. Изучая химические реакции,
мы имеем дело только со своими субъективными впечатлениями, связанными лишь
сосуществованием или последовательностью во времени и помимо этой связи во
времени совершенно разрозненными, вовсе не порождающими как-либо друг друга,
вообще не находящимися в какой-либо более интимной связи, чем, порядок во
времени20. Если какая-либо пара явлений случайно встречалась в прошлом нашем
опыте много раз вместе, то мы в силу привычки начинаем воображать, будто
между этою парою явлений существует какая-то особенно интимная связь, и
устанавливаем общее правило, утверждающее мнимую необходимость такой-то
именно, а не иной последовательности впечатлений и на будущее время. Но,
конечно, наша привычка не заключает в себе никакого ручательства своей
рациональности; быть может, завтрашний день покажет, что все законы физики,
химии и т.п. не имеют никакого значения и завтра вслед за совокупностью
впечатлений, обозначаемых словами кислород и водород, будет появляться
совокупность впечатлений, называемых словом железо, а вовсе не совокупность
впечатлений, называемых словом вода, как это до сих пор бывало миллионы раз
в лабораториях, но, может быть, не случится в миллион первый раз. Если
всякое общее положение относительно фактов есть лишь верование, основанное
на привычке, то это значит, что теоретические науки относительно фактов,
физика, химия, физиология, социология и т.п., пред судом философии (но,
конечно, не для целей практической жизни) оказываются недостоверными; только
конкретные науки: география, история и т.п., если они ограничиваются лишь
описанием единичных фактов (впечатлений) как единичных, могут считаться с
философской точки зрения вполне достоверными.
Кроме того, наукою в строго философском смысле этого слова Юм считает
математику. Он полагает, что математика состоит из аналитических суждений
(вроде суждения "целое больше каждой из своих частей") и изучает лишь
отношения равенства и т.п. между идеями, так что этого рода "суждения могут
быть открыты путем одной только деятельности мышления, без отношения к тому,
что существует где бы то ни было во вселенной"21.
Скептицизм, развивающийся в эмпирической философии как необходимое
следствие предпосылок, утверждающих, что я и не-я обособлены и что опыт есть
продукт действия внешнего мира на я, необходимо приводит к утверждению, что
не только объективные связи между явлениями внешнего мира, но даже и самое
существование внешнего мира не может быть доказано. Уже Локк чувствует, что
его философия не может объяснить знания о существовании внешнего мира.
Допуская, что, кроме состояний сознания познающего субъекта, существуют еще
внешние вещи, вызывающие эти состояния сознания, Локк понимает, что это -
умозаключение от следствия к основанию, вовсе не отличающееся строгою
достоверностью: "ибо обладание какою-нибудь идеею не доказывает
существования вещи, как изображение человека не свидетельствует об его бытии
в мире, как сновидения не образуют подлинной истории"22. Однако у него не
хватает сил отважиться на решительный скептицизм, и он цепляется даже за
чисто личные аргументы в пользу существования внешнего мира, например,
обращается к читателю с следующим заявлением: "что касается меня, то я
думаю, что Бог дал мне достаточную уверенность в существовании внешних
вещей"23.
Юм, опирающийся на скептические выводы своих предшественников и более
последовательный, чем они, уже решительно признает, что утверждение
достоверности существования внешнего мира, во-первых, не может быть
доказано, а во-вторых, даже и противоречит разуму, так как разум убеждает
нас, что "все чувственные качества существуют в душе, а не в объекте"24.
Скептические взгляды Юма вполне последовательно вытекают из основ
докантовского эмпиризма. Выше было указано, что если все материалы знания
субъективны, то, оставаясь на почве фактических переживаний, неизбежно нужно
стать на сторону солипсизма. Но все же многим может показаться, что это не
необходимо и что эмпиризм в лице Юма слишком рано сложил оружие. Даже и те,
кто думает, что процессы и свойства внешнего мира не входят в сознание так,
как они существуют вне сознания, все же полагают, что, изучая порядок
ощущений, можно догадываться о соответствующем им порядке раздражений,
находящихся вне нашего ума, хотя бы они и оставались для нас совершенно
неизвестными по содержанию. Согласно этим взглядам, напоминающим учение
Локка о "сообразности" знания, отношение между процессами внутри я и вне я
представляется в следующей форме: во внешнем мире существуют какие-нибудь
явления x и y, причинно связанные между собою так, что явление x активно
порождает явление у; кроме того, явление х, действуя на познающее лицо,
производит в нем какое-либо ощущение a; таким образом, хотя x само по себе
не может войти в сознание познающего субъекта, оно дает в качестве своего
заместителя как бы сигнал, свидетельствующий о его присутствии, точно так же
и явление у производит ощущение b, т.е. дает другой сигнал. Наблюдая в себе
очень часто вслед за сигналом-ощущением a появление сигнала-ощущения b, мы
имеем право догадываться, что какое-то по содержанию неизвестное нам x,
соответствующее сигналу a, есть причина какого-то неизвестного по содержанию
y, соответствующего сигналу b. Схематически эти отношения можно выразить
следующим образом:25
Из этой схемы видно, что между ощущениями a и b нет никакой причинной
связи; гипотетически допускаемая причинная связь между соответствующими
ощущениям явлениями x и y познается столь окольным путем, что у нас не может
быть никакого критерия ее существования, кроме только постоянной
последовательности во времени да и то не самих x и y, а замещающих их
сигналов. Очевидно, такое знание чересчур ненадежно, оно не может называться
знанием законов явлений. В самом деле, согласно миросозерцанию таких
эмпиристов, одно и то же действие может причиняться различными причинами:
быть может, сегодня ощущение а было вызвано во мне причиною x, а завтра оно
будет вызвано причиною у, которая, так же как и x, причиняет во внешнем мире
явление y5;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
химические реакции представляют интерес не с этой стороны; мы изучаем их для
того, чтобы узнать законы связи явлений друг с другом, общие правила
необходимой последовательности явлений. В ответ на это требование науки Юм
говорит, что сколько бы мы ни изучали свои впечатления, мы не можем прийти к
достоверным общим правилам их последовательности. Изучая химические реакции,
мы имеем дело только со своими субъективными впечатлениями, связанными лишь
сосуществованием или последовательностью во времени и помимо этой связи во
времени совершенно разрозненными, вовсе не порождающими как-либо друг друга,
вообще не находящимися в какой-либо более интимной связи, чем, порядок во
времени20. Если какая-либо пара явлений случайно встречалась в прошлом нашем
опыте много раз вместе, то мы в силу привычки начинаем воображать, будто
между этою парою явлений существует какая-то особенно интимная связь, и
устанавливаем общее правило, утверждающее мнимую необходимость такой-то
именно, а не иной последовательности впечатлений и на будущее время. Но,
конечно, наша привычка не заключает в себе никакого ручательства своей
рациональности; быть может, завтрашний день покажет, что все законы физики,
химии и т.п. не имеют никакого значения и завтра вслед за совокупностью
впечатлений, обозначаемых словами кислород и водород, будет появляться
совокупность впечатлений, называемых словом железо, а вовсе не совокупность
впечатлений, называемых словом вода, как это до сих пор бывало миллионы раз
в лабораториях, но, может быть, не случится в миллион первый раз. Если
всякое общее положение относительно фактов есть лишь верование, основанное
на привычке, то это значит, что теоретические науки относительно фактов,
физика, химия, физиология, социология и т.п., пред судом философии (но,
конечно, не для целей практической жизни) оказываются недостоверными; только
конкретные науки: география, история и т.п., если они ограничиваются лишь
описанием единичных фактов (впечатлений) как единичных, могут считаться с
философской точки зрения вполне достоверными.
Кроме того, наукою в строго философском смысле этого слова Юм считает
математику. Он полагает, что математика состоит из аналитических суждений
(вроде суждения "целое больше каждой из своих частей") и изучает лишь
отношения равенства и т.п. между идеями, так что этого рода "суждения могут
быть открыты путем одной только деятельности мышления, без отношения к тому,
что существует где бы то ни было во вселенной"21.
Скептицизм, развивающийся в эмпирической философии как необходимое
следствие предпосылок, утверждающих, что я и не-я обособлены и что опыт есть
продукт действия внешнего мира на я, необходимо приводит к утверждению, что
не только объективные связи между явлениями внешнего мира, но даже и самое
существование внешнего мира не может быть доказано. Уже Локк чувствует, что
его философия не может объяснить знания о существовании внешнего мира.
Допуская, что, кроме состояний сознания познающего субъекта, существуют еще
внешние вещи, вызывающие эти состояния сознания, Локк понимает, что это -
умозаключение от следствия к основанию, вовсе не отличающееся строгою
достоверностью: "ибо обладание какою-нибудь идеею не доказывает
существования вещи, как изображение человека не свидетельствует об его бытии
в мире, как сновидения не образуют подлинной истории"22. Однако у него не
хватает сил отважиться на решительный скептицизм, и он цепляется даже за
чисто личные аргументы в пользу существования внешнего мира, например,
обращается к читателю с следующим заявлением: "что касается меня, то я
думаю, что Бог дал мне достаточную уверенность в существовании внешних
вещей"23.
Юм, опирающийся на скептические выводы своих предшественников и более
последовательный, чем они, уже решительно признает, что утверждение
достоверности существования внешнего мира, во-первых, не может быть
доказано, а во-вторых, даже и противоречит разуму, так как разум убеждает
нас, что "все чувственные качества существуют в душе, а не в объекте"24.
Скептические взгляды Юма вполне последовательно вытекают из основ
докантовского эмпиризма. Выше было указано, что если все материалы знания
субъективны, то, оставаясь на почве фактических переживаний, неизбежно нужно
стать на сторону солипсизма. Но все же многим может показаться, что это не
необходимо и что эмпиризм в лице Юма слишком рано сложил оружие. Даже и те,
кто думает, что процессы и свойства внешнего мира не входят в сознание так,
как они существуют вне сознания, все же полагают, что, изучая порядок
ощущений, можно догадываться о соответствующем им порядке раздражений,
находящихся вне нашего ума, хотя бы они и оставались для нас совершенно
неизвестными по содержанию. Согласно этим взглядам, напоминающим учение
Локка о "сообразности" знания, отношение между процессами внутри я и вне я
представляется в следующей форме: во внешнем мире существуют какие-нибудь
явления x и y, причинно связанные между собою так, что явление x активно
порождает явление у; кроме того, явление х, действуя на познающее лицо,
производит в нем какое-либо ощущение a; таким образом, хотя x само по себе
не может войти в сознание познающего субъекта, оно дает в качестве своего
заместителя как бы сигнал, свидетельствующий о его присутствии, точно так же
и явление у производит ощущение b, т.е. дает другой сигнал. Наблюдая в себе
очень часто вслед за сигналом-ощущением a появление сигнала-ощущения b, мы
имеем право догадываться, что какое-то по содержанию неизвестное нам x,
соответствующее сигналу a, есть причина какого-то неизвестного по содержанию
y, соответствующего сигналу b. Схематически эти отношения можно выразить
следующим образом:25
Из этой схемы видно, что между ощущениями a и b нет никакой причинной
связи; гипотетически допускаемая причинная связь между соответствующими
ощущениям явлениями x и y познается столь окольным путем, что у нас не может
быть никакого критерия ее существования, кроме только постоянной
последовательности во времени да и то не самих x и y, а замещающих их
сигналов. Очевидно, такое знание чересчур ненадежно, оно не может называться
знанием законов явлений. В самом деле, согласно миросозерцанию таких
эмпиристов, одно и то же действие может причиняться различными причинами:
быть может, сегодня ощущение а было вызвано во мне причиною x, а завтра оно
будет вызвано причиною у, которая, так же как и x, причиняет во внешнем мире
явление y5;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113