таким образом, завтра я опять испытаю последовательность явлений
ab и буду воображать, будто вне меня по-прежнему находится пара явлений x и
y. Положение исследователя внешнего мира при таких условиях особенно
затрудняется тем, что я с течением времени все меняется и меняется (даже и
как я, т.е. как совокупность состояний сознания, и тем более как тело, а
эмпиристы, о которых мы говорим, смотрят на обсуждаемые нами процессы знания
именно как на взаимодействие между телом и внешним миром). Поэтому x и y,
сегодня вызывающие во мне ощущение a и b, завтра могут быть источником
совершенно новых ощущений. Отсюда с несомненностью вытекает вывод, что при
таких условиях в самом деле ни одно общее положение физики, химии и т.п. не
есть надежный закон. Какое из них может быть завтра опровергнуто
действительностью, каждое из них есть не более, как привычная для меня
последовательность моих ощущений и, следовательно, Юм был прав.
Наконец, все эти популярные, утратившие уже в наше время всякое
философское значение попытки сохранить предпосылки Юма и в то же время
избавиться от его скептицизма окончательно теряют почву под ногами, если
указать на то, что, в случае полной субъективности первоначальных материалов
знания, не только существование каких-либо причинных связей во внешнем мире,
но даже и самое существование внешнего мира оказывается совершенно
недоказуемым. Мало того, при этих условиях самая мысль о существовании
внешнего мира никоим образом не могла бы возникнуть ни в одном человеческом
сознании. В самом деле, допустим серьезно, а не на словах только, что все
материалы знания суть лишь мои состояния сознания в таком же смысле, как мне
принадлежит какое-либо чувство моего удовлетворения, и что деятельность
мышления не создает новых материалов знания, а только перекомбинировывает
их, и тогда мы сразу должны будем признать, что самая мысль о существовании
внешнего мира никак не могла бы возникнуть в нашем уме, а потому говорить о
доказательствах этой мысли совсем уже бессмысленно. Это доказательство
недоказуемости и немыслимости внешнего мира при изложенных выше допущениях
можно считать абсолютно строгим, но, к сожалению, оно не отличается
характером очевидности, и это объясняется следующим образом: оно
представляет собою строго логический вывод из совершенно ложного, как это мы
покажем в третьей главе, допущения, будто все материалы знания суть мои
состояния сознания. Это допущение делается очень многими, но оно делается
только на словах, а не реализуется в сознании действительно; поэтому
сторонники такого допущения, встречаясь с вытекающим из него выводом
недоказуемости и даже немыслимости внешнего мира, не чувствуют
обязательности этого вывода для себя. Выслушав приведенные выше аргументы,
такой защитник докантовского и даже доюмовского эмпиризма начинает
утверждать, что все же у нас могут быть основания догадываться о
существовании внешнего мира, т.е. могут найтись косвенные пути дойти до
признания существования внешнего мира с помощью умозаключений. Рассмотрим
некоторые из этих попыток доказать косвенную познаваемость внешнего мира и
покажем, что все они, при сделанных допущениях, заключают в себе petitio
principii6.
Во избежание юмовского скептицизма современные сторонники докантовского
эмпиризма нередко ссылаются на закон причинности. Они говорят, что у всякого
явления должна быть причина, и так как для некоторых явлений, например, для
ощущений, мы не можем найти причину в себе, то мы должны искать ее вне себя,
т.е. допускать существование внешнего мира. В ответ на это нужно заметить
следующее. Закон причинности сводится лишь к уверенности в том, что ко
всякому данному явлению можно подыскать совокупность других явлений,
наличность которых необходимо сопутствуется данным явлением. Согласно этому
закону, встречаясь с новым явлением, я уверен, что есть причина этого
явления, и я ищу этой причины, произвожу исследования с этой целью; но в
законе причинности ничего не сказано о том, где я могу отыскать эту причину,
не сказано также и того, что мои искания непременно должны увенчаться
успехом; если материалы знания складываются только из моих состояний
сознания, то я естественно принужден искать причину нового явления среди
этих моих состояний сознания; это искание причины может оказаться
безуспешным, тем более, что моя душевная жизнь очень сложна, и многие
элементы в ней в течение продолжительного времени остаются незамеченными
мною; отсюда следует, что я нередко принужден отложить свое исследование или
при теперешнем состоянии моих знаний совсем отказаться от него, но прийти к
мысли, что искомая причина находится вне меня, если у меня нет никаких
материалов для идеи "внешнего мира", я бы никоим образом не мог26.
Наконец существует еще один аргумент в пользу возможности умозаключения о
существовании внешнего мира. Современные сторонники докантовского эмпиризма
иногда утверждают, что умозаключение совершается следующим образом. У меня
есть только мои субъективные состояния сознания; среди этих состояний есть
мое представление о моем теле и мое представление о других телах, подобных
моему. На основании всего опыта я привык наряду с таким-то голосом, с
такими-то выражениями и т.п. своего лица и тела встречать в себе
определенные свои душевные состояния: печаль, радость и т.п.; встречая такие
же изменения в своем представлении других тел и не находя рядом с ними своей
печали, радости и т.п., я допускаю все-таки, что за этими представлениями
тела кроются радость и т.п. как не мои состояния сознания, и таким образом
прихожу к признанию существования других сознаний, кроме моего. Иными
словами, при помощи умозаключения по аналогии я догадываюсь о существовании
мира не-я, по крайней мере как мира, населенного другими человеческими
сознаниями. Раз у меня сложилась идея не-я, то я могу пойти дальше и
расширить эту новую идею, т.е. допустить и другие элементы в этом мире,
кроме человеческих я. Этот аргумент чрезвычайно слаб, но так как в него
входит довольно часто встречающаяся в других комбинациях мысль о том, что
знание о существовании других человеческих я может получиться путем
умозаключения по аналогии, то полезно разобраться в нем подробно, чтобы
изложить некоторые соображения, которые окажутся ценными при построении
теорий знания7.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
ab и буду воображать, будто вне меня по-прежнему находится пара явлений x и
y. Положение исследователя внешнего мира при таких условиях особенно
затрудняется тем, что я с течением времени все меняется и меняется (даже и
как я, т.е. как совокупность состояний сознания, и тем более как тело, а
эмпиристы, о которых мы говорим, смотрят на обсуждаемые нами процессы знания
именно как на взаимодействие между телом и внешним миром). Поэтому x и y,
сегодня вызывающие во мне ощущение a и b, завтра могут быть источником
совершенно новых ощущений. Отсюда с несомненностью вытекает вывод, что при
таких условиях в самом деле ни одно общее положение физики, химии и т.п. не
есть надежный закон. Какое из них может быть завтра опровергнуто
действительностью, каждое из них есть не более, как привычная для меня
последовательность моих ощущений и, следовательно, Юм был прав.
Наконец, все эти популярные, утратившие уже в наше время всякое
философское значение попытки сохранить предпосылки Юма и в то же время
избавиться от его скептицизма окончательно теряют почву под ногами, если
указать на то, что, в случае полной субъективности первоначальных материалов
знания, не только существование каких-либо причинных связей во внешнем мире,
но даже и самое существование внешнего мира оказывается совершенно
недоказуемым. Мало того, при этих условиях самая мысль о существовании
внешнего мира никоим образом не могла бы возникнуть ни в одном человеческом
сознании. В самом деле, допустим серьезно, а не на словах только, что все
материалы знания суть лишь мои состояния сознания в таком же смысле, как мне
принадлежит какое-либо чувство моего удовлетворения, и что деятельность
мышления не создает новых материалов знания, а только перекомбинировывает
их, и тогда мы сразу должны будем признать, что самая мысль о существовании
внешнего мира никак не могла бы возникнуть в нашем уме, а потому говорить о
доказательствах этой мысли совсем уже бессмысленно. Это доказательство
недоказуемости и немыслимости внешнего мира при изложенных выше допущениях
можно считать абсолютно строгим, но, к сожалению, оно не отличается
характером очевидности, и это объясняется следующим образом: оно
представляет собою строго логический вывод из совершенно ложного, как это мы
покажем в третьей главе, допущения, будто все материалы знания суть мои
состояния сознания. Это допущение делается очень многими, но оно делается
только на словах, а не реализуется в сознании действительно; поэтому
сторонники такого допущения, встречаясь с вытекающим из него выводом
недоказуемости и даже немыслимости внешнего мира, не чувствуют
обязательности этого вывода для себя. Выслушав приведенные выше аргументы,
такой защитник докантовского и даже доюмовского эмпиризма начинает
утверждать, что все же у нас могут быть основания догадываться о
существовании внешнего мира, т.е. могут найтись косвенные пути дойти до
признания существования внешнего мира с помощью умозаключений. Рассмотрим
некоторые из этих попыток доказать косвенную познаваемость внешнего мира и
покажем, что все они, при сделанных допущениях, заключают в себе petitio
principii6.
Во избежание юмовского скептицизма современные сторонники докантовского
эмпиризма нередко ссылаются на закон причинности. Они говорят, что у всякого
явления должна быть причина, и так как для некоторых явлений, например, для
ощущений, мы не можем найти причину в себе, то мы должны искать ее вне себя,
т.е. допускать существование внешнего мира. В ответ на это нужно заметить
следующее. Закон причинности сводится лишь к уверенности в том, что ко
всякому данному явлению можно подыскать совокупность других явлений,
наличность которых необходимо сопутствуется данным явлением. Согласно этому
закону, встречаясь с новым явлением, я уверен, что есть причина этого
явления, и я ищу этой причины, произвожу исследования с этой целью; но в
законе причинности ничего не сказано о том, где я могу отыскать эту причину,
не сказано также и того, что мои искания непременно должны увенчаться
успехом; если материалы знания складываются только из моих состояний
сознания, то я естественно принужден искать причину нового явления среди
этих моих состояний сознания; это искание причины может оказаться
безуспешным, тем более, что моя душевная жизнь очень сложна, и многие
элементы в ней в течение продолжительного времени остаются незамеченными
мною; отсюда следует, что я нередко принужден отложить свое исследование или
при теперешнем состоянии моих знаний совсем отказаться от него, но прийти к
мысли, что искомая причина находится вне меня, если у меня нет никаких
материалов для идеи "внешнего мира", я бы никоим образом не мог26.
Наконец существует еще один аргумент в пользу возможности умозаключения о
существовании внешнего мира. Современные сторонники докантовского эмпиризма
иногда утверждают, что умозаключение совершается следующим образом. У меня
есть только мои субъективные состояния сознания; среди этих состояний есть
мое представление о моем теле и мое представление о других телах, подобных
моему. На основании всего опыта я привык наряду с таким-то голосом, с
такими-то выражениями и т.п. своего лица и тела встречать в себе
определенные свои душевные состояния: печаль, радость и т.п.; встречая такие
же изменения в своем представлении других тел и не находя рядом с ними своей
печали, радости и т.п., я допускаю все-таки, что за этими представлениями
тела кроются радость и т.п. как не мои состояния сознания, и таким образом
прихожу к признанию существования других сознаний, кроме моего. Иными
словами, при помощи умозаключения по аналогии я догадываюсь о существовании
мира не-я, по крайней мере как мира, населенного другими человеческими
сознаниями. Раз у меня сложилась идея не-я, то я могу пойти дальше и
расширить эту новую идею, т.е. допустить и другие элементы в этом мире,
кроме человеческих я. Этот аргумент чрезвычайно слаб, но так как в него
входит довольно часто встречающаяся в других комбинациях мысль о том, что
знание о существовании других человеческих я может получиться путем
умозаключения по аналогии, то полезно разобраться в нем подробно, чтобы
изложить некоторые соображения, которые окажутся ценными при построении
теорий знания7.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113