Не в воображении, а в жизни. Это очень открытый, простой и славный человек. И, к сожалению, довольно несчастный. У нее двое детей (мальчик и девочка) и пьяница муж, с которым
никак не может развестись из-за извечной женской жалости. Этот негодяй все дни напролет проводит с собутыльниками, потягивая пиво или балуясь шампанским, а мучиться, страдать должен хороший человек, труженик, Наверное, всегда так бывает. Только удивляюсь, как она до сих пор может спокойно выполнять свою скромную работу, растить детей, не чувствуя себя обойденной или искалеченной. Только не подумай, мама, что я трагически влюбился, меня действительно восхищает ее умение видеть в жизни именно красоту, а не мерзость, умение всему радоваться. Когда вижу, какая она терпеливая, сколько в ней покоя и мужества, как самоотверженно умеет она прощать, порой сам себе кажусь рядом с нею уставшим, немощным.
Ты меня, разумеется, тут же спросишь, какая у нее профессия и кто ее родители. Насколько известно, отец с матерью живут в деревне, а сама она работает на трикотажной фабрике вязальщицей. Словом, работница. Эту информацию сообщаю из вежливости и из уважения к тебе, поскольку догадываюсь, в мыслях у тебя сразу возникнет величественный Дворец бракосочетаний.
По этому поводу можешь пока не волноваться, я слишком ценю свою свободу. Мог бы, конечно, об этой женщине ничего не писать, но привык ничего от тебя не утаивать. Общаться с нею куда приятнее, чем с другой какой-нибудь женщиной, возможно даже более образованной. Рядом с нею чувствую себя тверже, человечнее, проще.
Не думай, мама, что эта дружба — какой-то вызов мещанскому псевдоаристократизму (тьфу, какое длинное слово!) или даже самому себе. Просто с этой женщиной мне хорошо, уходит нервозность, отступает суета, я отдыхаю, становлюсь душевнее, внимательнее, добрее по отношению ко всему роду человеческому. Иногда начинают мучить угрызения совести оттого, что только беру и так мало могу дать сам.
Она от меня ничего и не требует, кажется, мое общество ей тоже приятно.
О заводе на сей раз ничего не пишу. Пока не ясно, оправдает ли себя эксперимент с бригадным подрядом. Выяснилось лишь одно — мои пролетарии не слишком хорошо знают арифметику и постоянно бегают ко мне советоваться по поводу заработка. Видать, сам виноват,
да и начальники участков ленятся должным образом все разъяснять. Хочется верить, постепенно все встанет на свои места.
Кстати, подал заявление на машину. Только не подумай, мама, будто поступаю так из-за той женщины с детьми. Пойми правильно — мне уже за тридцать, а я совсем не знаю Литвы. Кроме того, хочется больше бывать на природе, а то торчу в своей норе, как замшелый пень, то у телевизора, то за книгой. Пребываю в бодрости и здравии.
Юстас»
Думаю, вся моя человеческая ценность заключается в том, что нахожусь в таких условиях, когда нельзя не работать. Втянувшись в работу, как раз и обретаешь способность — именно учишься! — находить в труде радость. Удовлетворение приносит не сам трудовой процесс, восхищение которым мы пытаемся привить молодежи и который зачастую бывает неинтересным и даже утомительным, а целенаправленность самого труда, понимание, что он необходим другим. Тогда уже не можешь оставаться общественно пассивным. Хотя работаю на заводе немало лет, окончательно все же не уверен, что в один прекрасный день не превращусь вдруг в отпетого бездельника, эдакого лежебоку и лентяя. Наоборот, моя лень дома, в быту, доказывает, что, хотя работа на заводе и приносит удовлетворение, стоит измениться обстоятельствам — и пожалуйста, перед вами законченный лентяй высшей категории.
Что-то не ладится у нас с новой системой бригадного подряда. Заработки вроде стали значительно выше, зато треплет нервы постоянная неразбериха. Мастера уделяют мало внимания рабочим, не разъясняют положения дел или плохо это делают, и рабочие всё пропускают мимо ушей. Самое скверное, для недовольства есть все основания. Велел мастерам не лениться и запастись терпением, они обязаны защищать собственное мнение. Люди всегда соглашаются с вескими аргументами, если те логичны и серьезны, если ж нет — грош им цена.
То, что заработная плата зависит от какого-то конкретного субъекта, уже само по себе деморализует, поскольку человек всегда склонен выискивать ошибки
другого, вымещать на нем свое недовольство. Если же все будет учтено, зафиксировано и подтверждено в соответствии с определенной методикой нормирования, люди вообще не станут ломать себе голову — точно это или неточно. Я посоветовался с технологами и вычислил новый технологический коэффициент для бригад, измеряемый в условных единицах, которые помогут установить степень сложности операций и затрат на изготовление каждой детали: может, теперь люди наконец угомонятся.
Явился ко мне начальник участка пресс-форм и предложил, чтобы за брак платил виновник. Я ответил, нет нужды что-либо менять, так как пока самое эффективное средство — лишение премии.
Кажется, наступает пора неудач. Этого, впрочем, и следовало ожидать, слишком уж хорошо все складывалось до сих пор.
Взять хотя бы сегодня. Отдел технического контроля заметил, что сборщики бракуют шестеренки, потому что после термической обработки они увеличиваются в размере, и решил производить замер шага после термички, чтобы не было брака. Но нет нужных калибров. Попросили мастера инструментального участка Валю- лиса, чтобы помог, а тот взбрыкнул: «Технологией это не предусмотрено, кто прозевал, пускай и делает новые калибры». Он мне заявление, а я ему резолюцию. Поначалу хотел написать всего одно слово: «Срочно!»— но, поразмыслив, вдруг обидится, вывел на листе: «Следует непременно изготовить». Все равно задело. Примчался Валюлис ко мне и давай разоряться, так работать он не может, нервы не выдерживают, придется, видно, уходить... Не хватает высококачественных приборов, которые есть за границей, вообще работа получается какая-то бессмысленная, вокруг все требуют черт знает чего, хотя прекрасно понимают, что это невозможно. И так далее и тому подобное.
— Цослушай, Гедрюс,— говорю ему в ответ,— до сих пор ты был немного с приветом, поэтому работалось с тобой на удивление хорошо. А теперь талдычишь одно и то же, как зануда из зануд, не ожидал от тебя. Неужели дела в цехе должны волновать меня одного?
Участок Валюлиса производит приборы второго поколения, которые необходимы нам самим. Мужик он
башковитый, хотя закончил всего семь или девять классов, рос в детдоме, талант в нем от природы, иной раз инженерам нос утирает, когда требуется быстрое и простое решение.
— Вообще-то работать можно,—принимается юлить Валюлис,— почему бы нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
никак не может развестись из-за извечной женской жалости. Этот негодяй все дни напролет проводит с собутыльниками, потягивая пиво или балуясь шампанским, а мучиться, страдать должен хороший человек, труженик, Наверное, всегда так бывает. Только удивляюсь, как она до сих пор может спокойно выполнять свою скромную работу, растить детей, не чувствуя себя обойденной или искалеченной. Только не подумай, мама, что я трагически влюбился, меня действительно восхищает ее умение видеть в жизни именно красоту, а не мерзость, умение всему радоваться. Когда вижу, какая она терпеливая, сколько в ней покоя и мужества, как самоотверженно умеет она прощать, порой сам себе кажусь рядом с нею уставшим, немощным.
Ты меня, разумеется, тут же спросишь, какая у нее профессия и кто ее родители. Насколько известно, отец с матерью живут в деревне, а сама она работает на трикотажной фабрике вязальщицей. Словом, работница. Эту информацию сообщаю из вежливости и из уважения к тебе, поскольку догадываюсь, в мыслях у тебя сразу возникнет величественный Дворец бракосочетаний.
По этому поводу можешь пока не волноваться, я слишком ценю свою свободу. Мог бы, конечно, об этой женщине ничего не писать, но привык ничего от тебя не утаивать. Общаться с нею куда приятнее, чем с другой какой-нибудь женщиной, возможно даже более образованной. Рядом с нею чувствую себя тверже, человечнее, проще.
Не думай, мама, что эта дружба — какой-то вызов мещанскому псевдоаристократизму (тьфу, какое длинное слово!) или даже самому себе. Просто с этой женщиной мне хорошо, уходит нервозность, отступает суета, я отдыхаю, становлюсь душевнее, внимательнее, добрее по отношению ко всему роду человеческому. Иногда начинают мучить угрызения совести оттого, что только беру и так мало могу дать сам.
Она от меня ничего и не требует, кажется, мое общество ей тоже приятно.
О заводе на сей раз ничего не пишу. Пока не ясно, оправдает ли себя эксперимент с бригадным подрядом. Выяснилось лишь одно — мои пролетарии не слишком хорошо знают арифметику и постоянно бегают ко мне советоваться по поводу заработка. Видать, сам виноват,
да и начальники участков ленятся должным образом все разъяснять. Хочется верить, постепенно все встанет на свои места.
Кстати, подал заявление на машину. Только не подумай, мама, будто поступаю так из-за той женщины с детьми. Пойми правильно — мне уже за тридцать, а я совсем не знаю Литвы. Кроме того, хочется больше бывать на природе, а то торчу в своей норе, как замшелый пень, то у телевизора, то за книгой. Пребываю в бодрости и здравии.
Юстас»
Думаю, вся моя человеческая ценность заключается в том, что нахожусь в таких условиях, когда нельзя не работать. Втянувшись в работу, как раз и обретаешь способность — именно учишься! — находить в труде радость. Удовлетворение приносит не сам трудовой процесс, восхищение которым мы пытаемся привить молодежи и который зачастую бывает неинтересным и даже утомительным, а целенаправленность самого труда, понимание, что он необходим другим. Тогда уже не можешь оставаться общественно пассивным. Хотя работаю на заводе немало лет, окончательно все же не уверен, что в один прекрасный день не превращусь вдруг в отпетого бездельника, эдакого лежебоку и лентяя. Наоборот, моя лень дома, в быту, доказывает, что, хотя работа на заводе и приносит удовлетворение, стоит измениться обстоятельствам — и пожалуйста, перед вами законченный лентяй высшей категории.
Что-то не ладится у нас с новой системой бригадного подряда. Заработки вроде стали значительно выше, зато треплет нервы постоянная неразбериха. Мастера уделяют мало внимания рабочим, не разъясняют положения дел или плохо это делают, и рабочие всё пропускают мимо ушей. Самое скверное, для недовольства есть все основания. Велел мастерам не лениться и запастись терпением, они обязаны защищать собственное мнение. Люди всегда соглашаются с вескими аргументами, если те логичны и серьезны, если ж нет — грош им цена.
То, что заработная плата зависит от какого-то конкретного субъекта, уже само по себе деморализует, поскольку человек всегда склонен выискивать ошибки
другого, вымещать на нем свое недовольство. Если же все будет учтено, зафиксировано и подтверждено в соответствии с определенной методикой нормирования, люди вообще не станут ломать себе голову — точно это или неточно. Я посоветовался с технологами и вычислил новый технологический коэффициент для бригад, измеряемый в условных единицах, которые помогут установить степень сложности операций и затрат на изготовление каждой детали: может, теперь люди наконец угомонятся.
Явился ко мне начальник участка пресс-форм и предложил, чтобы за брак платил виновник. Я ответил, нет нужды что-либо менять, так как пока самое эффективное средство — лишение премии.
Кажется, наступает пора неудач. Этого, впрочем, и следовало ожидать, слишком уж хорошо все складывалось до сих пор.
Взять хотя бы сегодня. Отдел технического контроля заметил, что сборщики бракуют шестеренки, потому что после термической обработки они увеличиваются в размере, и решил производить замер шага после термички, чтобы не было брака. Но нет нужных калибров. Попросили мастера инструментального участка Валю- лиса, чтобы помог, а тот взбрыкнул: «Технологией это не предусмотрено, кто прозевал, пускай и делает новые калибры». Он мне заявление, а я ему резолюцию. Поначалу хотел написать всего одно слово: «Срочно!»— но, поразмыслив, вдруг обидится, вывел на листе: «Следует непременно изготовить». Все равно задело. Примчался Валюлис ко мне и давай разоряться, так работать он не может, нервы не выдерживают, придется, видно, уходить... Не хватает высококачественных приборов, которые есть за границей, вообще работа получается какая-то бессмысленная, вокруг все требуют черт знает чего, хотя прекрасно понимают, что это невозможно. И так далее и тому подобное.
— Цослушай, Гедрюс,— говорю ему в ответ,— до сих пор ты был немного с приветом, поэтому работалось с тобой на удивление хорошо. А теперь талдычишь одно и то же, как зануда из зануд, не ожидал от тебя. Неужели дела в цехе должны волновать меня одного?
Участок Валюлиса производит приборы второго поколения, которые необходимы нам самим. Мужик он
башковитый, хотя закончил всего семь или девять классов, рос в детдоме, талант в нем от природы, иной раз инженерам нос утирает, когда требуется быстрое и простое решение.
— Вообще-то работать можно,—принимается юлить Валюлис,— почему бы нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54