Ты его сюда и батогом не загонишь.
— Кажется, будто ты его вообще решил прогнать. Разумеется, он уйдет и сам без понуканий. Скажи только — почему?! Ты же прекрасно знаешь, чего он стоит. Ведь это настоящий ученый! Такие руководят институтами.
— Пусть себе руководит на здоровье. Здесь завод, а не институт.
Обжигая горло, отпил несколько глотков кофе и бросил как бы между прочим:
— А может, боишься... за свой стул? Видишь в нем потенциального соперника?
— Да пошел ты, тоже мне заступник! Из него такой же руководитель и организатор, как из меня космонавт. Признаю — дело свое знает прекрасно, но от других потребовать того же не в состоянии. Пускай себе корпит тихо-мирно, а если не нравится — прошу, скатертью дорога!..
— Но почему ты не даешь ему серьезных заданий? Позволь ему показать себя, мне кажется, больше ему ничего не надо.
Эдмундас подскочил:
— Послушай, ты, правдоискатель! Чего ты лезешь не в свои дела? Какой черт тебя носит? Не смей больше появляться на моей территории. Надоело. Исчезни с горизонта. Копайся в своем огороде.
— Это не только дело Вацловаса.— Я долго приберегал этот козырь, зная, что Эдмундас достаточно чуток.— Ты предаешь свою юность, становишься человеком с двойным дном. А человек, предавший свою юность, потом легко предает и все другое.
Лицо Эдмундаса приняло серый оттенок, как будто я состарил его своими словами лет на десять — двадцать. Долго и старательно поправлял узел галстука, одергивал рукава рубашки, чуть подумав, надел пиджак, застегнул на все пуговицы.
— Думаю, отныне нам будет неприятно видеть друг друга.
Уходя, вспомнил, что Эдмундас когда-то любил играть на скрипке. Интересно, играет ли еще? Скорее всего, нет. Скрипка не позволила бы Эдмундасу так слепо уверовать в собственное право манипулировать людьми, регламентировать их способности и активность. А что касается Вацловаса — грустно. Видно, всерьез решил. Грустно и потому, что рвутся узы старой дружбы.
Явился начальник строительного отдела Улоза советоваться насчет производственных площадей. Заводу, хоть плачь, нужна литейная установка, а размещать ее негде, разве что в нашем цехе. Но я это место уже пообещал ремонтникам, которые жмутся, как селедки в банке, и даже получил согласие главного инженера. Теперь он, чего доброго, забрал бы назад свое слово. Поэтому дал команду ремонтникам срочно переставить станки. Редкий случай в моей практике. Когда меня припирают к стене, я всегда стараюсь самостоятельно все обдумать, прикинуть, как повел бы себя мой подчиненный, мой начальник, и тогда выбираю оптимальное решение. На этот раз сознательно «навредил» заводу только потому, что на собрании пообещал помочь ремонтникам. Разумеется, мог бы перед ними оправдаться, но очень хочется сдержать данное слово.
Из «Тетради ошибок»
Сегодня на пятнадцать часов мне было назначено явиться в райком к Гражулису. Прибыл пунктуально, а дожидаться пришлось до половины четвертого. Чувствовал, как постепенно натягиваются нервы, и потому успокаивал себя: «Держи, Каткус, себя в руках».
Пока ожидал в приемной, ко мне подошла изящная молодая женщина с большими серыми глазами, которые начали еще издалека улыбаться. Даже не успел удивиться, как она произнесла:
— Приветствую вас, Юстас Каткус. Что вы здесь делаете?
В голосе прозвучала ирония, но держалась женщина удивительно дружески.
— Алина? — воскликнул я, не веря собственным глазам.
— Да, Алина,— спокойно подтвердила она.— Помните тот наш откровенный разговор в институте?
— А как же,— пролепетал я не слишком вразумительно.— Помню.
— Я знала, тогда уже знала, что будете с нами.
— Только не думайте, что притворялся прежде.— Тоже мне ясновидящая нашлась! — В то время я и вправду был... как я тогда ляпнул?
— Пассивная контра.
— Точно так. У вас феноменальная память, Алина.
— И кто же вас перевоспитал? Не обижайтесь на это слово.
— Хотите откровенно? — Я видел, что она сильно взволнована и, как ребенок, радуется встрече.
— Хочу!
— Мои пролетарии. Когда сделался работодателем.
— Странные у вас выражения, но приблизительно догадываюсь. Скажите, а тогда, в институте, вы хоть чуточку чувствовали, что я была в вас влюблена? Теперь могу смело говорить об этом, потому что у меня семья и я счастлива.
На мгновение у меня перехватило дыхание.
— Чего нет, того нет. Думал — ханжа. Занята только своим комитетом. Надо было сказать человеку.
Алина беззвучно рассмеялась.
— А ведь я чуть не помчалась за вами следом в Вильнюс, чтобы только быть рядом. Ой, Каткус, Каткус... Скорее всего, так и остались холостяком?
— Да все не найду свободного... времени. Кроме того... еще не ощущаю в себе готовности, видно, пока не созрел для семьи. Перестаньте хохотать, Алина, я ведь серьезно!
И тут, слава богу, увидел наконец Гражулиса, торопливо вышагивающего по коридору с озабоченным лицом, в модном костюме, то и дело отбрасывающего со лба непослушную прядь. Не Гражулис, а самый настоящий красавец.
— Наверное, вы — товарищ Каткус? — с располагающей улыбкой протянул он мне руку.
— Да. Надеюсь, что здороваюсь с товарищем Гражулисом? — осведомился я в свою очередь.
Он не без актерства вздернул вверх правую бровь, что должно было означать и легкое удивление, и заинтересованность, и даже предупреждение.
Зажав под мышкой кожаную папку, Гражулис проворно отпер дверь кабинета и, распахнув ее, широким жестом пригласил меня пройти первым.
Я вошел, отогнул рукав пиджака и уставился на часы. Долго не отводил взгляда от циферблата.
— Садитесь. Что случилось?
— Благодарю. Вы пригласили меня ровно на три часа.
— Извините, организационные дела,— недовольным тоном пояснил Гражулис и нервно передвинул на столе папки для бумаг.
— Держать слово, думаю, для всех обязательно. Особенно это касается руководящего состава.
— Товарищ Каткус, я вызвал вас не затем, чтобы вы читали мне нравоучения. Вспомните, где находитесь.
— Прекрасно знаю, товарищ Гражулис. Но и вы должны знать, что я оставил цех, где могу понадобиться каждую минуту.
Гражулис вздохнул и покровительственно заметил:
— Наслышан о вашем характере, товарищ Каткус... Любите начальству правду-матку в глаза резать.
Я как раз расположился удобно, мягко и тоже вздохнул:
— Еще пять минут коту под хвост. Мы, чего доброго, ровесники, а ведем себя точно дети.
Он глубоко вобрал в себя воздух, при этом, очевидно, успел сосчитать до десяти, после чего произнес ровным бархатным голосом:
— Коротко о деле. Хотим послать вас на партийную конференцию производственников. Там бы вы рассказали о внедренной на вашем заводе системе бригадного подряда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Кажется, будто ты его вообще решил прогнать. Разумеется, он уйдет и сам без понуканий. Скажи только — почему?! Ты же прекрасно знаешь, чего он стоит. Ведь это настоящий ученый! Такие руководят институтами.
— Пусть себе руководит на здоровье. Здесь завод, а не институт.
Обжигая горло, отпил несколько глотков кофе и бросил как бы между прочим:
— А может, боишься... за свой стул? Видишь в нем потенциального соперника?
— Да пошел ты, тоже мне заступник! Из него такой же руководитель и организатор, как из меня космонавт. Признаю — дело свое знает прекрасно, но от других потребовать того же не в состоянии. Пускай себе корпит тихо-мирно, а если не нравится — прошу, скатертью дорога!..
— Но почему ты не даешь ему серьезных заданий? Позволь ему показать себя, мне кажется, больше ему ничего не надо.
Эдмундас подскочил:
— Послушай, ты, правдоискатель! Чего ты лезешь не в свои дела? Какой черт тебя носит? Не смей больше появляться на моей территории. Надоело. Исчезни с горизонта. Копайся в своем огороде.
— Это не только дело Вацловаса.— Я долго приберегал этот козырь, зная, что Эдмундас достаточно чуток.— Ты предаешь свою юность, становишься человеком с двойным дном. А человек, предавший свою юность, потом легко предает и все другое.
Лицо Эдмундаса приняло серый оттенок, как будто я состарил его своими словами лет на десять — двадцать. Долго и старательно поправлял узел галстука, одергивал рукава рубашки, чуть подумав, надел пиджак, застегнул на все пуговицы.
— Думаю, отныне нам будет неприятно видеть друг друга.
Уходя, вспомнил, что Эдмундас когда-то любил играть на скрипке. Интересно, играет ли еще? Скорее всего, нет. Скрипка не позволила бы Эдмундасу так слепо уверовать в собственное право манипулировать людьми, регламентировать их способности и активность. А что касается Вацловаса — грустно. Видно, всерьез решил. Грустно и потому, что рвутся узы старой дружбы.
Явился начальник строительного отдела Улоза советоваться насчет производственных площадей. Заводу, хоть плачь, нужна литейная установка, а размещать ее негде, разве что в нашем цехе. Но я это место уже пообещал ремонтникам, которые жмутся, как селедки в банке, и даже получил согласие главного инженера. Теперь он, чего доброго, забрал бы назад свое слово. Поэтому дал команду ремонтникам срочно переставить станки. Редкий случай в моей практике. Когда меня припирают к стене, я всегда стараюсь самостоятельно все обдумать, прикинуть, как повел бы себя мой подчиненный, мой начальник, и тогда выбираю оптимальное решение. На этот раз сознательно «навредил» заводу только потому, что на собрании пообещал помочь ремонтникам. Разумеется, мог бы перед ними оправдаться, но очень хочется сдержать данное слово.
Из «Тетради ошибок»
Сегодня на пятнадцать часов мне было назначено явиться в райком к Гражулису. Прибыл пунктуально, а дожидаться пришлось до половины четвертого. Чувствовал, как постепенно натягиваются нервы, и потому успокаивал себя: «Держи, Каткус, себя в руках».
Пока ожидал в приемной, ко мне подошла изящная молодая женщина с большими серыми глазами, которые начали еще издалека улыбаться. Даже не успел удивиться, как она произнесла:
— Приветствую вас, Юстас Каткус. Что вы здесь делаете?
В голосе прозвучала ирония, но держалась женщина удивительно дружески.
— Алина? — воскликнул я, не веря собственным глазам.
— Да, Алина,— спокойно подтвердила она.— Помните тот наш откровенный разговор в институте?
— А как же,— пролепетал я не слишком вразумительно.— Помню.
— Я знала, тогда уже знала, что будете с нами.
— Только не думайте, что притворялся прежде.— Тоже мне ясновидящая нашлась! — В то время я и вправду был... как я тогда ляпнул?
— Пассивная контра.
— Точно так. У вас феноменальная память, Алина.
— И кто же вас перевоспитал? Не обижайтесь на это слово.
— Хотите откровенно? — Я видел, что она сильно взволнована и, как ребенок, радуется встрече.
— Хочу!
— Мои пролетарии. Когда сделался работодателем.
— Странные у вас выражения, но приблизительно догадываюсь. Скажите, а тогда, в институте, вы хоть чуточку чувствовали, что я была в вас влюблена? Теперь могу смело говорить об этом, потому что у меня семья и я счастлива.
На мгновение у меня перехватило дыхание.
— Чего нет, того нет. Думал — ханжа. Занята только своим комитетом. Надо было сказать человеку.
Алина беззвучно рассмеялась.
— А ведь я чуть не помчалась за вами следом в Вильнюс, чтобы только быть рядом. Ой, Каткус, Каткус... Скорее всего, так и остались холостяком?
— Да все не найду свободного... времени. Кроме того... еще не ощущаю в себе готовности, видно, пока не созрел для семьи. Перестаньте хохотать, Алина, я ведь серьезно!
И тут, слава богу, увидел наконец Гражулиса, торопливо вышагивающего по коридору с озабоченным лицом, в модном костюме, то и дело отбрасывающего со лба непослушную прядь. Не Гражулис, а самый настоящий красавец.
— Наверное, вы — товарищ Каткус? — с располагающей улыбкой протянул он мне руку.
— Да. Надеюсь, что здороваюсь с товарищем Гражулисом? — осведомился я в свою очередь.
Он не без актерства вздернул вверх правую бровь, что должно было означать и легкое удивление, и заинтересованность, и даже предупреждение.
Зажав под мышкой кожаную папку, Гражулис проворно отпер дверь кабинета и, распахнув ее, широким жестом пригласил меня пройти первым.
Я вошел, отогнул рукав пиджака и уставился на часы. Долго не отводил взгляда от циферблата.
— Садитесь. Что случилось?
— Благодарю. Вы пригласили меня ровно на три часа.
— Извините, организационные дела,— недовольным тоном пояснил Гражулис и нервно передвинул на столе папки для бумаг.
— Держать слово, думаю, для всех обязательно. Особенно это касается руководящего состава.
— Товарищ Каткус, я вызвал вас не затем, чтобы вы читали мне нравоучения. Вспомните, где находитесь.
— Прекрасно знаю, товарищ Гражулис. Но и вы должны знать, что я оставил цех, где могу понадобиться каждую минуту.
Гражулис вздохнул и покровительственно заметил:
— Наслышан о вашем характере, товарищ Каткус... Любите начальству правду-матку в глаза резать.
Я как раз расположился удобно, мягко и тоже вздохнул:
— Еще пять минут коту под хвост. Мы, чего доброго, ровесники, а ведем себя точно дети.
Он глубоко вобрал в себя воздух, при этом, очевидно, успел сосчитать до десяти, после чего произнес ровным бархатным голосом:
— Коротко о деле. Хотим послать вас на партийную конференцию производственников. Там бы вы рассказали о внедренной на вашем заводе системе бригадного подряда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54