А так как в патриаршей курии искатели епи­скопских должностей расценивались прежде всего по количеству золота, какое они могли дать, то константи­нопольские кандидаты сплошь и рядом оказывались проходимцами. Бывало так, что уже назначенный кан­дидат сейчас же сменялся, так как являлся другой, да­вавший больше, и при Дмитрии Донском таким спосо­бом на московскую митрополию были назначены один за другим четыре митрополита, которые спорили друг с другом за власть и в Москве и в Константинополе. Это «четверовластие» продолжалось целых 10 лет - с 1379 по 1389 г. Мало этого, за богослужением прихо­дилось поминать на первом месте не только патриарха, но и византийского кесаря. Когда в Москве вздумали это отменить, то патриарх Антоний прислал князю грозное протестующее послание. Неудивительно, что московский князь искал случая избавиться от визан­тийской зависимости и находил в этом вопросе полное сочувствие у митрополита и епископов, которые были бы также рады избавиться от необходимости напол­нять своими деньгами бездонные карманы константи­нопольских ряс.
По-видимому, предстоявшая в 30-х годах XV в. уния с Римом расценивалась в Москве как путь к осво­бождению от константинопольской опеки. По крайней мере, митрополит Исидор, сторонник унии, был снача­ла в чести и любви у Василия II и отправился во Фло­ренцию с большой помпой, снабженный целым обозом дорогих товаров и в сопровождении княжеского посла. Только тогда, когда Исидор, вернувшись «легатом от ребра св. Петра», огласил папскую грамоту, в которой князь приглашался быть Исидору «помощником усерд­но всею мышцею» за скромную награду в виде «пап­ского благословения и хвалы и славы от людей», кня­жеское благоволение сменилось гневом. Исидор был объявлен «неистовым» и «дерзновенным» еретиком, был смещен и спасся только бегством в Литву. Князь хотел обратного - чтобы митрополит был ему помощ­ником. Путь к достижению этой цели оказался иду­щим все же через унию. Она на поверку оказалась ере­тическим делом, но ее принял константинопольский патриарх, и тут-то и открылась для Москвы желанная лазейка. В Москве стали говорить, что «по дьявольско­му навождению во Царском граде стало в царях и пат­риаршестве раздвоение и размышление... насилование от турок и латыни... отступление и еже от веры с нами разделение... иномудрствование и приближение к латинам». И Василий пишет письмо патриарху, в кото­ром, деликатно умалчивая о сомнениях по части чисто­ты византийской веры, просит ввиду «далечного и не­проходного путешествия», «нахождения безбожных агарян» и «нестроения и мятежей» в соседних с Кон­стантинополем землях разрешить «свободно нам сотворити в нашей земле поставление митрополита». Ответа не было, потому ли, что письмо не дошло, или потому, что ответ не дошел, но князь в ответе и не нуждался. Отправив письмо, он прямо обратился к епископам с просьбой «смотрити в божественные правила, достоит ли митрополита поставити в своей земле». Епископы, конечно, не замедлили ответом «достоит». Тогда, гово­рит летопись, князь, «сие слышав, вскоре избрав на митрополию Иону, епископа рязанского, повелевает сшедшемуся собору поставить Иону на митрополию». На соборе (1448 г.) оказались законники, епископ боровский Пафнутий и боярин Василий Кутузов, которые нашли, что без разрешения патриарха избирать митро­полита нельзя. Василий посмотрел на это как на кра­молу и заключил обоих «в оковы». Иона был избран и в разосланной им грамоте, не обинуясь, написал, что был поставлен по божественным правилам, по «рассуж­дению святительскому и по воле великого государя, ве­ликого князя Василия Васильевича». Через десять лет, когда Иона был болен и опасались его смерти, новый порядок был закреплен соборной клятвой епископов, созванных князем на собор 1459 г.: «Обещание пред богом дахом,- гласит постановление собора,- что нам быти неотступными от святые церкви зборныя московския святыя богородицы, от нашего господина и отца Ионы, митрополита всея Руси, и от того, кто по его отшествию к богу поставлен будет по избранию святого духа и по святым правилам святых апостолов и по по­велению господина нашего великого князя Василия Ва­сильевича». С тех пор московские митрополиты ставят­ся в Москве, без всякого участия патриарха, из канди­датов князя; московская церковь становится автокефальною. Максим Грек 75 лет спустя считал этот по­рядок незаконным - делается так «самочинно и по гордости». Однако в 1589 г. это самочиние пришлось признать и констатировать патриарху, который лично приехал в Москву, чтобы посвятить первого московско­го патриарха, и дал таким образом запоздалый ответ на письмо Василия II.
Московская церковь стала национальной, со своим независимым от греков главою, со своими святыми, со своим культом, значительно отличавшимся от грече­ского, даже со своей догматикой, установленной на Стоглавом соборе. О последнем мы говорили уже в предшествующей главе, к ней и к особенностям культа мы подробно вернемся в следующей главе. В заключе­ние отметим только, что Иона, подобно Алексею и Сер­гию, верно служил московскому князю и преследовал всеми мерами церковной репрессии крамольных кня­зей и бояр, анафемствовал их и требовал от епархи­альных епископов строгого проведения анафемы, и только новгородский владыка Евфимий отказался при­менить репрессии против крамольного и отлученного от церкви Шемяки, скрывшегося в Новгороде. Дело было еще до подчинения Новгорода, и с Евфимием Иона ни­чего не мог поделать; несомненно, что этот инцидент оказал свое влияние на политику Москвы по отноше­нию к Новгороду. Примеру Ионы подражали и следу­ющие митрополиты, особенно осифляне Даниил и Макарий. Только митрополит Варлаам попытался было перечить Василию III, но сейчас же поплатился саном и был заточен в монастырь. Став отделением велико­княжеской политической охранки, централизованная церковь охотно шла на поводу у московского государя и в чисто церковных вопросах. Не только канонизация святых, но и упорядочение церковного быта, культа и вероучения проводилось по директивам государя. Так, Стоглавый собор рассматривает вопросы, поставлен­ные царем, и выносит по ним свои постановления. Со­юз государства и церкви стал на весь XVI в. определя­ющим фактором московской политики.
Опальное боярство тщетно боролось с этим неиз­бежным ходом вещей. После собора 1504 г., как мы ви­дели, оно выставило незаурядную силу, князя Вассиана Патрикеева, который успел приобрести влияние на Василия III. Но против Вассиана, как впоследствии против Артемия, имевшего влияние на Грозного, было выдвинуто старое оружие - обвинение в ереси. Сна­чала «ересь» нашли в заволжских скитах, где у двух монахов оказались неизвестно какие «жидовския» кни­ги, потом на скамью подсудимых попал и сам Вассиаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146