Однако крестьянство, не замечая никакой «отеческой любви» царя к себе и видя ее только к помещикам, плохо слушало проповедников и никак не хотело «входить в новое положение с благо­дарностью». Тщетность проповеднического воздействия заставила обратиться к другому, более верному средст­ву предупреждения «беспокойства». Причетникам пред­писали разведывать, нет ли среди крестьян каких-либо толков, опасных для общего спокойствия и возбуждаю­щих «волнение умов», об услышанном давать знать свя­щеннику, а тот обязан был немедленно доносить своему начальству, которое уже от себя извещало гражданские власти.
Вдохновителем всех этих мер был московский ми­трополит Филарет, ярый крепостник и явный против­ник реформы, печалившийся о «стесненности» помещи­ков «в правах собственности и в хозяйственных обстоя­тельствах», которая будет неизбежным следствием ре­формы, и настойчиво указывавший на свойственную крестьянам склонность к «упрямству, которое проявля­ется у них и без «законной опоры» и особенно ожесто­чится, получив эту законную опору. По поводу речи ли­берального профессора казанской духовной академии Щапова, произнесенной на панихиде по крестьянам, убитым при усмирении бунта в селе Бездна, Филарет, полемизируя со Щаповым, говорил, что «истинно разу­меющие евангелие никогда не находили и не найдут в нем демократического учения», а когда возник вопрос об уничтожении телесного наказания, Филарет на обра­щенный к нему запрос отошел в сторону, лицемерно заявив, что христианство тут ни при чем и дело зависит только от государства: «если государство может отка­заться от сего рода наказания, находя достаточным бо­лее кроткие роды оного, христианство одобрит сию кро­тость; если государство найдет неизбежным в некоторых случаях употребить телесное наказание, христианство не осудит сей строгости». Филарет был только наиболее прямым и откровенным выразителем тех мнений, кото­рых держался епископат и большинство приходского клира. Неудивительно, что при таких реакционных воз­зрениях духовенство даже при самом энергичном про­поведничестве не могло иметь никакого влияния на умы во время брожения 60-х и 70-х годов.
Тщету культовых воздействий после этих неудачных опытов осознали и правительственные и церковные вер­хи. Тогда стали искать другие способы одурманивания народной массы. Взрослые туго поддавались религиоз­ным способам затемнения и оглушения классового со­здания; для них впоследствии было найдено другое средство отравы, более верное и весьма для казны до­ходное - казенная водка. Из «проклятого зелья», прода­вавшегося цепким крестьянским пауком и разорявшего дотла крестьянские хозяйства, которые попадали в сети кабатчика, водка стала «царской» и даже «благословен­ной» чашей утешения, ибо открытие казенок обставля­лось торжественно и освящалось церковью служением перед рядами бутылок с живительной влагой молебнов, заключавшихся многолетием императору и его дому, местному архиерею и всем предержащим властям. Ору­дие религиозного дурмана все же не было оставлено. После неудачи с взрослыми возникли попытки подчи­нить религиозному дурману умы подрастающего поко­ления чрез посредство школы.
Эта идея возникла сейчас же после реформы 1861 г. Тогдашние министр народного просвещения и обер-про­курор синода совместно составили проект о передаче всего дела начального народного образования в ведение церкви. Мотивы проекта нисколько не скрывались: шко­лы, руководимые духовенством, будут-де «спасительны» для общества и государства, ибо служители церкви «ни­когда не научат ни неверию, ни мятежному сопротивле­нию богом поставленной власти, но, напротив, внушат беспрекословное повиновение властям». Церковные школы стали быстро распространяться; за два года - 1862-1863 - их было учреждено, вдобавок к прежним 7000, около 14 000. Но учреждение земства приостанови­ло рост церковных школ; они не могли конкурировать с земскими школами, стали закрываться, и через 10 лет их осталось всего около 4000. Однако земские школы ско­ро попали под подозрение, после того как в 70-х годах ряд земских учителей оказались замешанными в рево­люционной пропаганде. Правительство стало опасаться, что земские школы «вместо служения истинному про­свещению могут быть превращаемы в орудие растления народа, к чему уже и обнаружены попытки», и вновь обратило внимание на насаждение церковных школ. Эта мера была в 1879 г. одобрена особым совещанием по борьбе с «крамолой» под председательством знаме­нитого министра внутренних дел Валуева. Совещание признало, что привлечение духовенства к делу народного образования будет самым лучшим средством для преду­преждения развития «лжеучений, имеющих целью поко­лебать основные государственные законы». При разра­ботке нового проекта о церковных школах и комитет министров, и синод признали, что «влияние духовенст­ва должно распространяться на все виды элементарных училищ», и считали необходимым сосредоточить все дело начального образования в духовном ведомстве, изъяв его совершенно из рук земства. Однако проведение такой меры потребовало бы очень значительных ассигнований из казны, и потому было решено на первое время огра­ничиться расширением и улучшением сети церковных школ, с тем чтобы постепенно заменить ими земские школы.
После почти пятилетней подготовки 13 июня 1884 г. были наконец опубликованы правила о церковноприход­ских школах. По официальному разъяснению, цель их учреждения кроме распространения элементарной гра­мотности заключалась в том, чтобы «воспитывать в де­тях страх божий, преподавать им значение веры, вселять в их сердца любовь к святой церкви и преданность к царю и отечеству». Школы должны были стоять в «тес­нейшем внутреннем единении» с приходскими храмами: «приходский храм с находящимися в нем святыми ико­нами и со всею священною обстановкою должен быть наглядною школою веры и благочестия для детей», из которых должен также составляться хор для пения в церкви. Заведовать школами должны были приходские священники, обучать в них - они же, причетники и спе­циально назначавшиеся учителя и учительницы (пре­имущественно последние) из лиц, прошедших начальные духовно-учебные заведения и епархиальные женские училища.
Однако и это новое орудие не оправдало возлагавших­ся на него надежд. Прежде всего, сельское духовенство не захотело проникнуться рвением к церковноприход­ской школе и лишь увидало в ней новое возложенное на него тягло. Ничтожная плата за заведование и за препо­давание, доведенная к 1916 г. всего до 60 руб. в год, совершенно не соответствовала тем хлопотам, труду и ответственности, какие приходилось теперь нести священ­нику, в приходе которого открывалась школа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146