Девочки еще носили – последние годы – белые фартуки по праздничным дням, в актовом зале собирались ветераны, в спортивном зале строилась торжественная «линейка», Тамара Павловна, как в былые дни, бегала по этажам.
Бегала, да и упала вдруг – ее пламенное сердце разорвалось на унылой школьной лестнице, между пролетами второго и третьего этажей.
Ее нашли лежащей там, на ступеньках, и из-под ее вечной заглаженной юбки по-кукольному подвернулись и растопырились ее короткие ножки в мутных чулках и стоптанных, сто раз подбитых туфлях. Юбка ее неприлично задралась, и всем стала видна все та же застиранная, несуразная, абсурдная, неуместная к моральному облику строителя коммунизма кружевная комбинация.

Сказка

Все начиналось так, как это и должно начинаться в сказках, – какая-то старушка в трамвае, серьезная такая, в шляпке была старушка, сказала, наклонившись ко мне:
– Какая девочка восхитительная. И глаза фиалковые. Она будет приносить удачу в любви.
Затем, как полагается фее или ведьме, встала и, опираясь на тросточку, вышла на Владимирской площади. Вероятно, отправилась на рынок за свежим творогом. Или, быть может, в собор Симеона и Анны, чтоб вспомнить и пробормотать «ныне отпущаеши».
Моя мама привыкла к восторгам вокруг своего роскошного ребенка, меня же, я помню, как-то обидело слово «вос-хи-ти-тель-ная» – цены своим каштановым кудрям и фиалковым глазам я тогда еще не знала, да, впрочем, толком мне и не суждено было ее узнать.
Потому что благословение феи на деле оказалось проклятием.
Я действительно стала приносить удачу в любви.
Тем, кого полюблю сама.
И удача эта будет приходить к ним в виде счастливого чувства – не ко мне.
Впервые со мной случилось такое очень скоро после той роковой встречи с феей. К нашей соседке приехал взрослый сын Коля, откуда-то «с севера», и соседка привела его к нам, показать и похвастаться. Коля был в матросской форме – он где-то там, «на севере», жил на большом настоящем корабле, какие стояли и у нас в порту, и на них тоже жили матросы. Но впервые великолепный обитатель корабля пришел к нам домой, снял свою плоскую шапочку с ленточками, посадил меня на колени. От него вкусно пахло мужчиной.
– Подожди немного, Коля, вот тебе невеста вырастет. – Я-то знала нашу соседку, она все всегда говорила серьезно, и я обняла Колю за шею, зная, что теперь у меня есть жених – самый высокий, самый красивый. И Коля обнял меня и потом подбросил в воздух – и поймал.
Через три дня на улице Коля встретил девушку, из-за которой потерял голову.
– Совсем потерял голову, дома не появляется, – сокрушалась его мама, приходя к нам поздним вечером. И я с замиранием сердца представляла себе Колю совсем без головы, стоящего нелепо на перекрестке трамвайных путей, мнущего в руках свою шапку с лентами, не зная, куда ее деть.
Когда Коля женился, его голова была на месте. Эта голова улыбалась, и ее подпирал белый воротничок свадебного костюма, не бушлата. Его невеста тоже сияла в ореоле русых кудрей, им все кричали «горько», они садились в машину, и Коля сунул мне в руки кулек с конфетами. Эти конфеты были последним жестом его предательства и вероломства, и я, не выпуская кулька из рук, громко зарыдала вслед отъезжающей машине с дурацкой куклой, растопырившей ноги над железным олененком.
Наверное, это был первый и последний раз, когда я плакала из-за любви. Потому что я совсем скоро поняла и свою особенность, и предназначение и привыкла к ним, как привыкает к своим особенностям с детства слепой. Или та девочка с одной ножкой, весело скачущая на костылике по нашему двору.
Я росла и видела в зеркале серьезную девочку с грустным ртом и спутанными куд– рями, и я знала, что эта девочка очень красива, что она отличается от других девочек: она ранит сердца – но ранит их так, что на свежую рану тут же прививаются почки следующей любви – стремительно приживаются и тут же идут в буйный рост.
Вновь и вновь я переживала дающиеся мне уж в который раз несколько дней, необходимые для того, чтоб заклятье феи состоялось, – это были дни, в которые мы с кем-то смотрели друг на друга и думали, что уж теперь-то точно мы нашлись, мы непременно будем вместе. А я, в свою очередь, каждый раз думала еще и о том, что в этот раз проклятье не сработает. Оно не может сработать, ведь это Он – тот, кого я так ждала, он как раз такой, как я могла его себе представить, и он сам подошел ко мне, взял меня за руку, попросил меня пойти с ним сегодня. Мы гуляли, и разговаривали, и понимали друг друга с полуслова, он только открывал рот, а я договаривала, и мы оба восхищенно смеялись. И он трогал мои волосы, и смотрел мне в глаза, и провожал меня домой, и я засыпала, счастливая, думая, что будет завтра – как мы увидимся? Куда пойдем?..
Но всякий раз было так: он пропадал, потом как-то виновато появлялся и рас– сказывал мне, что наконец-то он, впервые в своей жизни, встретил ту, единственную и замечательную, – теперь они оба будут счастливы. А я – я очень хорошая и очень красивая, и я все пойму.
Годы шли, и история повторялась, с разными подробностями, но повторялась.
Дело доходило до поцелуев, объятий, прошло время – и до прекрасных ночей с п?том и слезами, и чем сильней и красивей все было в отпущенные мне дни, тем сильней и невероятней была страсть к той, которая приходила следующей, а она приходила скоро и непременно. Она бывала блондинкой, брюнеткой, рыжей, маленькой-худенькой, большой-красивой, девочкой-подростком, роковой женщиной, панком, моделью, пьяницей, воспитанницей монастыря, актрисой, библиотекаршей, матерью троих детей, скромной, вульгарной, любым абсурдом или банальностью, но она появлялась в срок, неизбежно приходила и уверенно занимала свое место – а верней, мое место – в его отныне самом счастливом сердце, в котором все, что оставалось ко мне – благодарность и чувство вины.
Еще одно свойство, как выяснилось с годами, было мне дано как будто бы в искупление моей печали – меня не трогали ни малейшие изменения, обычно приходящие с возрастом: я словно остановилась в своих двадцати пяти годах, и только взгляд менялся – менялся от года к году, от разочарования к разочарованию, становился холодным, скользящим, равнодушным.
Я научилась жить в свое удовольствие, не ища того, что мне не дано было иметь. Я осознала, что могу пользоваться убийственной, безграничной властью над людьми, купаться в их любви, подчинять их себе, – ст?ит мне только лишь один раз посмотреть им прямо в глаза, и они – мои, и мужчины и женщины. Они мои, они будут сходить с ума от любви ко мне, но лишь до тех пор, пока я не полюблю в ответ. А я не стану любить в ответ.
И я научилась держать свое сердце замкнутым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44