ее поразил нежный цвет лица, чуть порозовевшего на холодном ветру, и томный взгляд карих глаз, смело встретившихся с глазами девушки. Он так не походил на крестьян, чьи лица обветрились на солнце, а глаза навечно сощурились из-за привычки вглядываться в даль, гадая, какая завтра будет погода или какой урожай даст поле.
– Моя дочь Роза, – представил девушку отец.
Незнакомец снял серо-жемчужную шляпу с полями и улыбнулся.
Роза увидела, что волосы у него светлые, волнистые и густые.
– Рад познакомиться, – произнес мужчина, склонив голову.
Роза залилась краской, потом сама же устыдилась своего смущения, но не спешилась, а продолжала смотреть на него с настойчивостью ребенка, завороженного новой игрушкой.
– Простите ее, доктор, – извинился Иньяцио. – Она у нас всегда была дикарка, а теперь еще осталась без матери, вот и некому напомнить девочке о хороших манерах.
И Иньяцио строго взглянул на дочь.
– По-моему, она очаровательна, – сказал незнакомец, не отрывая взгляда от Розы.
Девушка улыбнулась, польщенная комплиментом. Только в книгах Роза читала, как герой называет «очаровательной» случайно встреченную синьору. – Это доктор Стефано Канци, – объяснил сестре Пьер Луиджи.
Она лишь молча кивнула головой, уставившись во все глаза на приезжего.
– В окрестностях Бергамо свирепствует ящур, – продолжил Пьер Луиджи. – Доктора прислала санитарная служба Милана. Он должен проследить, чтобы зараза не разнеслась по нашим местам.
– Понятно, – произнесла Роза.
Она наконец решилась и протянула доктору руку. Он сжал ее пальцы, и девушка почувствовала силу и тепло его ладоней.
– Мы сделаем все, что в наших силах, и постараемся победить болезнь, – сказал Канци.
Роза с трудом отвела глаза от доктора Стефано, который тоже пристально рассматривал ее. Какой он красивый! Словно сошел со страниц иллюстрированного журнала…
– Я поеду домой, – сказала Роза отцу.
Она осторожно развернула Фьяметту, а Иньяцио крикнул вслед дочери:
– Доктор обедает с нами. Займись обедом! Чтобы все было в порядке!
Потом он подошел поближе к дочери и вполголоса произнес:
– Пошли кого-нибудь в деревню. Пусть приведут Анджело. Может, хоть сегодня он соизволит посидеть за столом с нами.
Анджело недавно исполнилось тридцать. До войны он занимался хозяйством в «Фаворите», и у него неплохо получалось. Но с фронта он вернулся совершенно опустошенным, лишенным сил и энергии, ничто не интересовало его. Наверное, дело было не только в жестокостях войны и страданиях в окопах. Что-то нарушило душевное равновесие неукротимого, гордого мужчины, и каждый вечер он в одиночестве напивался в остерии.
Раньше Иньяцио и Алина тщетно пытались обуздать нрав своего первенца. В молодом Анджело бушевала неуемная сила, все его существо дышало недюжинной энергией. Он не поддавался дрессировке. Как-то он провел в родном доме целый год, и Иньяцио смог в полной мере оценить старшего сына, всегда неулыбчивого с лица, но наделенного железным характером. Смягчался Анджело лишь при виде Розы. А ведь у него была деловая хватка: Анджело умел торговаться с крестьянами, умел выгодно продать скот и фураж.
– Из этого парня может кое-что получиться, – сказал как-то Иньяцио жене. – Он не похож на братьев. Анджело – наш сын, а говорит и действует, как чужой. Но в голове у него мозги есть.
И Иньяцио покрутил указательным пальцем у виска.
– Что там есть? Хорошее или плохое? – с горьким вздохом спросила Алина.
А через несколько дней Анджело в очередной раз исчез. В доме уже привыкли и знали, если Анджело не выходит к завтраку вместе со всеми, значит, опять исчез. В последний раз он сбежал перед призывом на военную службу и сел в генуэзском порту на торговое судно, направлявшееся в Африку.
– Ничего, когда-нибудь он вернется и останется навсегда, – сказал Иньяцио, успокаивая жену. – Воздух «Фавориты» в крови у него, как и у всех Дуньяни. Дорогу домой он найдет всегда.
Каждый раз Анджело возвращался с подарками и с рассказами о своих приключениях. Роза слушала его открыв рот, и в ее воображении фигура брата разрасталась до гигантских масштабов. Он казался ей повелителем мира, разделявшим трапезу с африканскими царями, арабскими халифами и индийскими магараджами. Он знал английских баронетов, бродил по восточным базарам, говорил на всех языках и умел читать по звездам. Тем более умел он читать мысли восторженной девочки.
Но после войны что-то изменилось. Иссяк источник его повествования, угасли порывы юности. В 1915 году Анджело оставил дома девочку, а вернувшись в 1918-м, нашел женщину, которая с радостным плачем кинулась брату на шею.
– Не надо, не надо, – сказал тогда Анджело, резко оттолкнув сестру.
– Почему? – спросила Роза, не в силах скрыть обиду.
– От меня воняет, чувствуешь, воняет, – раздраженно произнес Анджело, мрачно взглянув на нее.
Роза с помощью Джины нагрела несколько больших кастрюль горячей воды, чтобы брат отмылся от окопной грязи и освободился от вшей. Она надеялась, что, как следует помывшись, Анджело станет прежним любящим фантазером. А он вдруг начал избегать ее.
Наконец она решилась и во время завтрака подступила к брату с расспросами.
– Почему ты не хочешь говорить со мной? – спросила Роза.
– С чего это тебе такое пришло в голову? – возразил Анджело, крошивший в молоко хлеб.
– Ты меня больше не любишь, – с упреком произнесла Роза.
– С чего это ты взяла? – спросил Анджело, не отрывая глаз от кружки.
Оба замолчали. Тишину нарушало лишь тиканье ходиков в углу. Бабушка, сидя у очага, бормотала молитву.
– Я знаю. До войны ты всегда был рядом со мной. Мы играли, болтали. А теперь ты меня не замечаешь, – обиженно произнесла Роза.
– Ты выросла, – сказал Анджело, отодвигая кружку.
– Ну и что?
Роза подошла поближе к брату. В глазах ее читалась решимость разобраться во всем до конца.
– Ты больше не ребенок, – произнес Анджело, заглянув ей в лицо.
Роза подошла к нему, обняла за шею и поцеловала жесткие волосы. Анджело взял ее за талию, такую тоненькую, что ее можно было обхватить ладонями, и посадил себе на колени, как когда-то сажал ребенком. Роза не расцепила рук, и он прижался головой к ее груди. Дрожь пробежала по телу Анджело. Он хотел лишь выразить сердечную нежность к сестре, но помимо его воли в это объятие вкралось иное, тревожное, смутное чувство. Анджело резко отстранил Розу и рывком вскочил на ноги. Они переглянулись, чувствуя смущение и не находя слов друг для друга.
А из угла донесся голос сидевшей у очага бабушки, голос мудрости и здравого смысла.
– Нельзя шутить с огнем, – произнесла старуха. – Огонь обжигает…
Оба одновременно обернулись к очагу. Бабушка как завороженная смотрела на охваченное пламенем полено и, казалось, забыла о присутствии внуков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
– Моя дочь Роза, – представил девушку отец.
Незнакомец снял серо-жемчужную шляпу с полями и улыбнулся.
Роза увидела, что волосы у него светлые, волнистые и густые.
– Рад познакомиться, – произнес мужчина, склонив голову.
Роза залилась краской, потом сама же устыдилась своего смущения, но не спешилась, а продолжала смотреть на него с настойчивостью ребенка, завороженного новой игрушкой.
– Простите ее, доктор, – извинился Иньяцио. – Она у нас всегда была дикарка, а теперь еще осталась без матери, вот и некому напомнить девочке о хороших манерах.
И Иньяцио строго взглянул на дочь.
– По-моему, она очаровательна, – сказал незнакомец, не отрывая взгляда от Розы.
Девушка улыбнулась, польщенная комплиментом. Только в книгах Роза читала, как герой называет «очаровательной» случайно встреченную синьору. – Это доктор Стефано Канци, – объяснил сестре Пьер Луиджи.
Она лишь молча кивнула головой, уставившись во все глаза на приезжего.
– В окрестностях Бергамо свирепствует ящур, – продолжил Пьер Луиджи. – Доктора прислала санитарная служба Милана. Он должен проследить, чтобы зараза не разнеслась по нашим местам.
– Понятно, – произнесла Роза.
Она наконец решилась и протянула доктору руку. Он сжал ее пальцы, и девушка почувствовала силу и тепло его ладоней.
– Мы сделаем все, что в наших силах, и постараемся победить болезнь, – сказал Канци.
Роза с трудом отвела глаза от доктора Стефано, который тоже пристально рассматривал ее. Какой он красивый! Словно сошел со страниц иллюстрированного журнала…
– Я поеду домой, – сказала Роза отцу.
Она осторожно развернула Фьяметту, а Иньяцио крикнул вслед дочери:
– Доктор обедает с нами. Займись обедом! Чтобы все было в порядке!
Потом он подошел поближе к дочери и вполголоса произнес:
– Пошли кого-нибудь в деревню. Пусть приведут Анджело. Может, хоть сегодня он соизволит посидеть за столом с нами.
Анджело недавно исполнилось тридцать. До войны он занимался хозяйством в «Фаворите», и у него неплохо получалось. Но с фронта он вернулся совершенно опустошенным, лишенным сил и энергии, ничто не интересовало его. Наверное, дело было не только в жестокостях войны и страданиях в окопах. Что-то нарушило душевное равновесие неукротимого, гордого мужчины, и каждый вечер он в одиночестве напивался в остерии.
Раньше Иньяцио и Алина тщетно пытались обуздать нрав своего первенца. В молодом Анджело бушевала неуемная сила, все его существо дышало недюжинной энергией. Он не поддавался дрессировке. Как-то он провел в родном доме целый год, и Иньяцио смог в полной мере оценить старшего сына, всегда неулыбчивого с лица, но наделенного железным характером. Смягчался Анджело лишь при виде Розы. А ведь у него была деловая хватка: Анджело умел торговаться с крестьянами, умел выгодно продать скот и фураж.
– Из этого парня может кое-что получиться, – сказал как-то Иньяцио жене. – Он не похож на братьев. Анджело – наш сын, а говорит и действует, как чужой. Но в голове у него мозги есть.
И Иньяцио покрутил указательным пальцем у виска.
– Что там есть? Хорошее или плохое? – с горьким вздохом спросила Алина.
А через несколько дней Анджело в очередной раз исчез. В доме уже привыкли и знали, если Анджело не выходит к завтраку вместе со всеми, значит, опять исчез. В последний раз он сбежал перед призывом на военную службу и сел в генуэзском порту на торговое судно, направлявшееся в Африку.
– Ничего, когда-нибудь он вернется и останется навсегда, – сказал Иньяцио, успокаивая жену. – Воздух «Фавориты» в крови у него, как и у всех Дуньяни. Дорогу домой он найдет всегда.
Каждый раз Анджело возвращался с подарками и с рассказами о своих приключениях. Роза слушала его открыв рот, и в ее воображении фигура брата разрасталась до гигантских масштабов. Он казался ей повелителем мира, разделявшим трапезу с африканскими царями, арабскими халифами и индийскими магараджами. Он знал английских баронетов, бродил по восточным базарам, говорил на всех языках и умел читать по звездам. Тем более умел он читать мысли восторженной девочки.
Но после войны что-то изменилось. Иссяк источник его повествования, угасли порывы юности. В 1915 году Анджело оставил дома девочку, а вернувшись в 1918-м, нашел женщину, которая с радостным плачем кинулась брату на шею.
– Не надо, не надо, – сказал тогда Анджело, резко оттолкнув сестру.
– Почему? – спросила Роза, не в силах скрыть обиду.
– От меня воняет, чувствуешь, воняет, – раздраженно произнес Анджело, мрачно взглянув на нее.
Роза с помощью Джины нагрела несколько больших кастрюль горячей воды, чтобы брат отмылся от окопной грязи и освободился от вшей. Она надеялась, что, как следует помывшись, Анджело станет прежним любящим фантазером. А он вдруг начал избегать ее.
Наконец она решилась и во время завтрака подступила к брату с расспросами.
– Почему ты не хочешь говорить со мной? – спросила Роза.
– С чего это тебе такое пришло в голову? – возразил Анджело, крошивший в молоко хлеб.
– Ты меня больше не любишь, – с упреком произнесла Роза.
– С чего это ты взяла? – спросил Анджело, не отрывая глаз от кружки.
Оба замолчали. Тишину нарушало лишь тиканье ходиков в углу. Бабушка, сидя у очага, бормотала молитву.
– Я знаю. До войны ты всегда был рядом со мной. Мы играли, болтали. А теперь ты меня не замечаешь, – обиженно произнесла Роза.
– Ты выросла, – сказал Анджело, отодвигая кружку.
– Ну и что?
Роза подошла поближе к брату. В глазах ее читалась решимость разобраться во всем до конца.
– Ты больше не ребенок, – произнес Анджело, заглянув ей в лицо.
Роза подошла к нему, обняла за шею и поцеловала жесткие волосы. Анджело взял ее за талию, такую тоненькую, что ее можно было обхватить ладонями, и посадил себе на колени, как когда-то сажал ребенком. Роза не расцепила рук, и он прижался головой к ее груди. Дрожь пробежала по телу Анджело. Он хотел лишь выразить сердечную нежность к сестре, но помимо его воли в это объятие вкралось иное, тревожное, смутное чувство. Анджело резко отстранил Розу и рывком вскочил на ноги. Они переглянулись, чувствуя смущение и не находя слов друг для друга.
А из угла донесся голос сидевшей у очага бабушки, голос мудрости и здравого смысла.
– Нельзя шутить с огнем, – произнесла старуха. – Огонь обжигает…
Оба одновременно обернулись к очагу. Бабушка как завороженная смотрела на охваченное пламенем полено и, казалось, забыла о присутствии внуков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107