ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Шанмеле последовал за ним.
Начальник остановился, с минуту откашливался и отплевывался с видом человека, который готовится начать повествование, затем, протянув руку в сторону камеры свирепого безумца, изрек:
— Вы видите там, господин аббат, человека, который не более помешан, чем я.
— Ба! Так кто же этот бедолага? Начальник покачал головой:
— Он равным образом и не бедолага.
— Тогда кто же он? — с возрастающим интересом спросил аббат.
— Один мелкий сардинский дворянин.
— Дворянин?
— Маркиз.
— Его имя известно?
— Никому не положено его знать, но я, как начальник этого заведения, знаю его.
— И как его зовут?.
Начальник было зашептал что-то.
— Нет, не говорите, — сообразив, перебил его Шанмеле. — Он сам мне скажет на исповеди.
— Вы будете его исповедовать?
— Разумеется.
— И войдете к нему?
— Завтра же.
— Но это убийца!
— Тем важнее, чтобы я исповедовал его, — сказал Шанмеле с простотой тем более возвышенной, что в глубине души он поневоле дрожал.
— Его зовут маркиз делла Торра, — сказал начальник, уже не помня или умышленно забывая о том, что только что сказал Шанмеле по поводу имени узника. — Вам знакомо это имя?
— Нет, — отвечал аббат. — Впервые его слышу. И Шанмеле сделал шаг в сторону камеры.
— Да погодите, — остановил его начальник, — дайте мне досказать эту историю.
— Да, верно, — сказал священник, — в том, что вы мне поведаете, я, может быть, найду какой-либо источник утешения для этого человека.
— Так вот. Он был греком.
— Греком? Вы же сказали, он сардинец. Начальник захохотал.
— Ох! Бесподобно! Великолепно! — выкрикнул он. — Он был греком, да, но не по рождению, а по роду занятий.
— А, понимаю, — сказал Шанмеле.
— Он был главарем банды мошенников, долгое время приводившей в отчаяние провинцию.
— Тогда ему место в тюрьме.
— О! Дворянина — в тюрьму?
— Однако же, — заметил Шанмеле, — господин регент приказал колесовать графа Горна, связанного родством с правящими князьями!
— Господин регент был безбожником и ни во что не верил, — возразил начальник, — тогда как нынешний король не желает, чтобы бесчестили знать. Так ему завещал покойный монарх.
— Оставим это, прошу вас, — вздохнул Шанмеле. — У меня другие мысли.
— А, так у вас есть мысли? Да?
— Продолжайте же, сударь, пожалуйста.
— В конце концов, переходя от жульничества к жульничеству, от кражи к краже, маркиз делла Торра… Ах, простите, забыл вам сказать, что он в своих вояжах таскал за собой особу очень красивую и весьма аппетитную, по имени…
— По какому имени?..
— Ах! Забыл, вот ведь… Подскажите же мне.
— Это довольно затруднительно, сударь, коль скоро я не ведаю, ни о ком, ни о чем вы намерены рассказать.
— Я намерен рассказать о молодой особе.
— Вот как?
— О девушке, носящей имя знаменитой женщины.
— Семирамида?
— Нет, в другом роде.
— Лукреция?
— И того меньше. Проклятье, да помогите же мне! Нечто противоположное Лукреции.
— Лаиса?
— Нет, нет, она француженка… Нинон… Вовсе нет. А! Марион! Вспомнил: Марион.
— А, в самом деле, Марион: вы ведь подумали о Делорм, не так ли, господин начальник?
— Да, господин аббат, именно так.
— Вы начитаны.
— Ну да, немного.
— Так вот, эта Марион — к слову будет сказано, по-видимому, девица прелестная, — не была такой мерзавкой, как ее любовник, и хотя он ее держал при себе, чтобы она помогала ему в мошеннических делишках, иногда она его предавала. И вот однажды, когда маркиз обобрал до нитки одного очень красивого парня, который сел с ним за карточный стол и остался без гроша, мадемуазель Марион пожалела одураченного игрока и предупредила его, что он угодил в сети к жуликам. Так и вышло, что он надавал маркизу тумаков и хотел отобрать у него свои денежки. Но было поздно: третий вор, как говорит старина Лафонтен, с тем и исчез. Я говорю «старина Лафонтен», поскольку его обычно так называют. Я уверен, что вы не любите Лафонтена.
— Ах, сударь! — покраснев, воскликнул Шанмеле. — Он писал вещи донельзя фривольные! Однако вернемся к маркизу делла Торра, господин начальник.
— Да, вернемся к маркизу. Так вот, после этого доброго поступка Марион рассталась с маркизом и последовала за красавцем-юношей.
— Тем лучше! Если он был честным человеком, возможно, она обрела свое спасение на этом новом пути.
— Ах, как бы не так, спасение! Вы сейчас увидите. Похоже, у смазливого паренька были какие-то свои тайные дела, не допускавшие присутствия третьих лиц, потому что дня через три-четыре он покинул Марион, разделив с ней те шесть или семь луидоров, которые благодаря ей же смог вернуть. Оставшись одна, не зная, что делать дальше, Марион отправилась в путь наудачу и была настигнута господином делла Торра, который ее выследил; произошла ссора, объяснение, обмен оскорблениями. Вместо того чтобы от всего отпираться, она призналась во всем, даже гордясь содеянным, да так, что делла Торра в минуту гнева убил эту бедную девушку точным ударом шпаги в самое сердце.
— О, гнусный негодяй! — вскричал Шанмеле. — Так вот какова эта знать, о почитании которой в своем королевстве так печется его величество Людовик Пятнадцатый? И как же стало известно об этом преступлении?
— Да очень просто. Марион прожила еще достаточно, чтобы успеть все рассказать. Маркиза схватили вместе с его спутником, который присутствовал при убийстве; спутник был обыкновенным жуликом, его колесовали в Лионе. А делла Торра был признан помешанным и водворен сюда, где его заперли на два поворота ключа.
Шанмеле оглянулся на делла Торра, который, заметив, что на него обращают внимание, заскрежетал зубами и скорчил яростную гримасу.
— Посмотрите, — сказал начальник, — полюбуйтесь на этого страдальца: что за злобная рожа! По зрелом размышлении я его вместо седьмого номера велю отправить вниз, в палату номер девять для буйных.
А теперь, когда я вам сказал все, что вы желали услышать, простимся, господин аббат; вот вы и осведомлены не меньше меня хотя бы в том, что касается этого негодяя. Прощайте же, господин аббат. Вы окажете мне честь поужинать со мной?
И начальник поспешил ретироваться, даже не дожидаясь ответа священника.
LXXV. СУМАСШЕДШИЙ ОТ ЛЮБВИ
Оставшись один, Шанмеле в последний раз вгляделся в маркиза делла Торра, который, скорчившись в углу своей камеры, бросал оттуда хищные, полные коварства взгляды. Аббат подумал, какой ужасной пыткой должно быть существование этого человека, который всегда один, с ним обращаются как с умалишенным, он живет с памятью о своем злодеянии, не подвергаясь упрекам, но и не находя утешения.
Шанмеле убедил себя, что ему следует подойти к этому отверженному и заговорить с ним о Боге, напомнить этому отчаявшемуся о надежде.
И вот, желая приступить к своим обязанностям пастыря, он приблизился к решетке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267