Потому что ваш тиран велит выставлять посетителей за дверь.
— И вас было приказано выставлять? Вас тоже?
— Да, меня тоже.
— Вам нанесли такое оскорбление, господин герцог?
— Да. Хотите отомстить за меня?
— Я хочу быть хозяйкой у себя дома, — сказала Олимпия, — и коль скоро я никогда не отдавала распоряжения закрыть перед вами двери этого дома, отныне, если вам угодно, вы сможете входить сюда без затруднений, не нуждаясь, как сегодня, в том, чтобы ссылаться на королевские приказы, тем самым пугая меня, Олимпию Клевскую, бедную комедиантку, для которой приказ короля всегда сводится к одному лишь слову: Фор-л'Эвек.
— Но я ничего не выдумывал, поверьте, прошу вас. У меня самый доподлинный королевский приказ, подписанный собственной рукой его величества.
— И куда же меня велено препроводить: в Версаль или в Фор-л'Эвек? — смеясь, осведомилась Олимпия.
— О, ни в тот ни в другой. Вам приказывают играть на сцене.
— Мне? — вскричала Олимпия, охваченная любопытством и, главное, полнейшим восторгом, так как театр она любила больше всего на свете, не считая Баньера.
— Ну да, вам.
— Как же так? Я думала, что я провалилась и вследствие этого освобождена от своих обязанностей.
— Отнюдь; вам для полного триумфа не хватило самой малости: вы, напротив, дебютировали удачно, чрезвычайно удачно. Вот только некто заметил, что вы склонны скрываться. Все великие артисты, если они манкируют своим искусством, отнимают у нас разом и свет и тепло. Так вот, с тех пор как вы, прекрасная Олимпия, пропали из виду, наступили сумерки, воцарился холод. Некто, от кого не укрылось все это, на вас в обиде, отсюда и приказ, подписанный его рукой.
С этими словами Пекиньи извлек из кармана небольшой лист бумаги и протянул его прекрасной комедиантке. Олимпия взяла его и с неописуемой радостью прочла:
«Согласно воле короля, господам артистам, набранным с этой целью одним из дворян королевских покоев, не позже чем через две недели надлежит сыграть „Притворщицу Агнессу“ и „Ирода и Мариамну“. Дворянин королевских покоев, облеченный полномочиями, начиная с этого дня будет распределять роли и следить, чтобы проводились репетиции».
— Я буду играть в обеих пьесах? — спросила Олимпия.
— Несомненно; разве обе эти роли вам незнакомы?
— «Мариамну» я знаю, а вот в «Притворщице Агнессе» никогда не играла, хотя держу ее в памяти целиком.
— Вам угодно выбрать какую-нибудь другую роль?
— Вовсе нет, эта прелестна, однако она требует серьезной подготовки.
— О, не слишком длительной!
— Вы заблуждаетесь, господин герцог: роль прелестная, как я уже имела честь вам сказать, но она нуждается в том, чтобы над ней поработали.
— Положение обязывает, и вы, прекрасная дама, это хорошо знаете, ничего нового я вам не сообщаю.
— Хорошо, — отозвалась Олимпия с улыбкой, — сделаем все возможное, чтобы удовлетворить его величество.
— О сударыня, вы уже успели слишком сильно понравиться королю, чтобы не удовлетворить его в самой полной мере.
— Это приказ короля вынуждает вас говорить мне подобные вещи, господин герцог? — спросила Олимпия.
— Нет, это написано в ваших прекрасных глазах.
— Уж не хотите ли вы, чтобы я одобрила распоряжение господина де Майи и сама закрыла перед вами свои двери?
— Нет, я не говорю вам ничего такого, что не было бы предназначено для его слуха.
— Ну, так и я не сказала вам ничего, что не было бы всего лишь шуткой.
— В добрый час!
— Впрочем, коль скоро вы здесь, значит, вам известно, что он сейчас далеко отсюда.
— Он в Версале, возле короля; ему выпало большое счастье, вы согласны?
— Большое счастье?
— Нуда.
— Конечно, всякий добрый француз должен почитать себя счастливым, находясь подле своего короля.
— В таком случае и француженки тоже?
— О господин герцог, француженки тоже добрые французы.
— Боги, что за острота! И сколько удовольствия эта острота доставит королю, когда он ее услышит!
— Да, но он не услышит ее.
— Почему же?
— А кто ему передаст?
— Я.
— Вы? Но зачем?
— Ну, чтобы доставить ему удовольствие.
— А вот, кажется, и господин де Майи вернулся, — лукаво проронила Олимпия.
Пекиньи мгновенно вскочил на ноги и, нахмурив брови, положил руку на эфес своей шпаги. Но тут Олимпия рассмеялась. Герцог изумленно посмотрел на нее.
— Вот видите, вы или поступаете дурно, или у вас помыслы нечисты, — сказала она.
— Хорошо, каюсь, вы правы.
— Оставайтесь в пределах королевского приказа, это куда надежнее, уж поверьте мне.
— Да, но приказ повелевает мне усердно служить королю.
— Даже здесь?
— Особенно здесь.
— В таком случае принесите мне второй приказ его величества, — сказала Олимпия.
— О, это случится раньше, чем вы думаете.
— Написанный собственной рукой короля.
— И скрепленный подписью Пекиньи.
— Берегитесь! На этот счет я обращусь за советом к господину де Майи.
— Право, эта женщина из чистой стали.
— Давайте лучше поговорим о роли из «Притворщицы Агнессы», господин герцог.
— Какого числа вы хотели бы ее сыграть?
— А что скажет господин де Майи, когда я вернусь на сцену?
— Если ему угодно поссориться с королем, его дело. Так когда вы хотите выступить в «Притворщице Агнессе»?
— Герцог, в «Притворщице Агнессе» есть очень трудная сцена.
— Какая?
— Сцена помешательства.
— Вот еще! Ведь героиня только притворяется сумасшедшей.
— Что еще более усложняет задачу. Агнесса желает создать полную иллюзию, а я никогда не видела умалишенных.
— Почему?
— Потому что я их боюсь.
— Что ж! — сказал Пекиньи. — Одного безумца вы видите.
— Это где же?
— У ваших ног.
— Да, действительно, — невозмутимо согласилась Олимпия.
— Вот и примите за образец, — промолвил герцог, слегка смущенный.
— Нет, подобное помешательство недостаточно правдоподобно. Мы лучше рассмотрим другие, господин герцог.
— Как? Вам угодно поглядеть на умалишенных? — Да.
— Настоящих умалишенных?
— Разумеется.
— Берегитесь!
— Чего же?
— Безумие заразно.
— Вот еще!
— Ах, Боже мой, ну да, очень заразно: передается через людские уста и глаза.
— О нет, на сей счет я спокойна.
— Не шутите с этим; я слышал, будто те, кто слишком часто посещают Шарантон или даже селятся поблизости, подвергают свой рассудок очень большой опасности.
— А, так умалишенных содержат в Шарантоне?
— Да, и к тому же, прекрасная дама, должен вас предупредить, что это ужасающее зрелище.
— Я еду в Шарантон.
— Значит, вы настолько безжалостны?
— Нет, но я артистка, влюбленная в свою работу и очень жаждущая успеха.
— Что ж, ладно, устроим вам визит в Шарантон.
— Благодарю.
— Я даже готов вас сопровождать, если позволите.
— Согласна, господин герцог.
— Разрешение вы получите сегодня вечером, а завтра в любое время, когда вам будет угодно приказать, моя карета будет вас ждать у ворот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267
— И вас было приказано выставлять? Вас тоже?
— Да, меня тоже.
— Вам нанесли такое оскорбление, господин герцог?
— Да. Хотите отомстить за меня?
— Я хочу быть хозяйкой у себя дома, — сказала Олимпия, — и коль скоро я никогда не отдавала распоряжения закрыть перед вами двери этого дома, отныне, если вам угодно, вы сможете входить сюда без затруднений, не нуждаясь, как сегодня, в том, чтобы ссылаться на королевские приказы, тем самым пугая меня, Олимпию Клевскую, бедную комедиантку, для которой приказ короля всегда сводится к одному лишь слову: Фор-л'Эвек.
— Но я ничего не выдумывал, поверьте, прошу вас. У меня самый доподлинный королевский приказ, подписанный собственной рукой его величества.
— И куда же меня велено препроводить: в Версаль или в Фор-л'Эвек? — смеясь, осведомилась Олимпия.
— О, ни в тот ни в другой. Вам приказывают играть на сцене.
— Мне? — вскричала Олимпия, охваченная любопытством и, главное, полнейшим восторгом, так как театр она любила больше всего на свете, не считая Баньера.
— Ну да, вам.
— Как же так? Я думала, что я провалилась и вследствие этого освобождена от своих обязанностей.
— Отнюдь; вам для полного триумфа не хватило самой малости: вы, напротив, дебютировали удачно, чрезвычайно удачно. Вот только некто заметил, что вы склонны скрываться. Все великие артисты, если они манкируют своим искусством, отнимают у нас разом и свет и тепло. Так вот, с тех пор как вы, прекрасная Олимпия, пропали из виду, наступили сумерки, воцарился холод. Некто, от кого не укрылось все это, на вас в обиде, отсюда и приказ, подписанный его рукой.
С этими словами Пекиньи извлек из кармана небольшой лист бумаги и протянул его прекрасной комедиантке. Олимпия взяла его и с неописуемой радостью прочла:
«Согласно воле короля, господам артистам, набранным с этой целью одним из дворян королевских покоев, не позже чем через две недели надлежит сыграть „Притворщицу Агнессу“ и „Ирода и Мариамну“. Дворянин королевских покоев, облеченный полномочиями, начиная с этого дня будет распределять роли и следить, чтобы проводились репетиции».
— Я буду играть в обеих пьесах? — спросила Олимпия.
— Несомненно; разве обе эти роли вам незнакомы?
— «Мариамну» я знаю, а вот в «Притворщице Агнессе» никогда не играла, хотя держу ее в памяти целиком.
— Вам угодно выбрать какую-нибудь другую роль?
— Вовсе нет, эта прелестна, однако она требует серьезной подготовки.
— О, не слишком длительной!
— Вы заблуждаетесь, господин герцог: роль прелестная, как я уже имела честь вам сказать, но она нуждается в том, чтобы над ней поработали.
— Положение обязывает, и вы, прекрасная дама, это хорошо знаете, ничего нового я вам не сообщаю.
— Хорошо, — отозвалась Олимпия с улыбкой, — сделаем все возможное, чтобы удовлетворить его величество.
— О сударыня, вы уже успели слишком сильно понравиться королю, чтобы не удовлетворить его в самой полной мере.
— Это приказ короля вынуждает вас говорить мне подобные вещи, господин герцог? — спросила Олимпия.
— Нет, это написано в ваших прекрасных глазах.
— Уж не хотите ли вы, чтобы я одобрила распоряжение господина де Майи и сама закрыла перед вами свои двери?
— Нет, я не говорю вам ничего такого, что не было бы предназначено для его слуха.
— Ну, так и я не сказала вам ничего, что не было бы всего лишь шуткой.
— В добрый час!
— Впрочем, коль скоро вы здесь, значит, вам известно, что он сейчас далеко отсюда.
— Он в Версале, возле короля; ему выпало большое счастье, вы согласны?
— Большое счастье?
— Нуда.
— Конечно, всякий добрый француз должен почитать себя счастливым, находясь подле своего короля.
— В таком случае и француженки тоже?
— О господин герцог, француженки тоже добрые французы.
— Боги, что за острота! И сколько удовольствия эта острота доставит королю, когда он ее услышит!
— Да, но он не услышит ее.
— Почему же?
— А кто ему передаст?
— Я.
— Вы? Но зачем?
— Ну, чтобы доставить ему удовольствие.
— А вот, кажется, и господин де Майи вернулся, — лукаво проронила Олимпия.
Пекиньи мгновенно вскочил на ноги и, нахмурив брови, положил руку на эфес своей шпаги. Но тут Олимпия рассмеялась. Герцог изумленно посмотрел на нее.
— Вот видите, вы или поступаете дурно, или у вас помыслы нечисты, — сказала она.
— Хорошо, каюсь, вы правы.
— Оставайтесь в пределах королевского приказа, это куда надежнее, уж поверьте мне.
— Да, но приказ повелевает мне усердно служить королю.
— Даже здесь?
— Особенно здесь.
— В таком случае принесите мне второй приказ его величества, — сказала Олимпия.
— О, это случится раньше, чем вы думаете.
— Написанный собственной рукой короля.
— И скрепленный подписью Пекиньи.
— Берегитесь! На этот счет я обращусь за советом к господину де Майи.
— Право, эта женщина из чистой стали.
— Давайте лучше поговорим о роли из «Притворщицы Агнессы», господин герцог.
— Какого числа вы хотели бы ее сыграть?
— А что скажет господин де Майи, когда я вернусь на сцену?
— Если ему угодно поссориться с королем, его дело. Так когда вы хотите выступить в «Притворщице Агнессе»?
— Герцог, в «Притворщице Агнессе» есть очень трудная сцена.
— Какая?
— Сцена помешательства.
— Вот еще! Ведь героиня только притворяется сумасшедшей.
— Что еще более усложняет задачу. Агнесса желает создать полную иллюзию, а я никогда не видела умалишенных.
— Почему?
— Потому что я их боюсь.
— Что ж! — сказал Пекиньи. — Одного безумца вы видите.
— Это где же?
— У ваших ног.
— Да, действительно, — невозмутимо согласилась Олимпия.
— Вот и примите за образец, — промолвил герцог, слегка смущенный.
— Нет, подобное помешательство недостаточно правдоподобно. Мы лучше рассмотрим другие, господин герцог.
— Как? Вам угодно поглядеть на умалишенных? — Да.
— Настоящих умалишенных?
— Разумеется.
— Берегитесь!
— Чего же?
— Безумие заразно.
— Вот еще!
— Ах, Боже мой, ну да, очень заразно: передается через людские уста и глаза.
— О нет, на сей счет я спокойна.
— Не шутите с этим; я слышал, будто те, кто слишком часто посещают Шарантон или даже селятся поблизости, подвергают свой рассудок очень большой опасности.
— А, так умалишенных содержат в Шарантоне?
— Да, и к тому же, прекрасная дама, должен вас предупредить, что это ужасающее зрелище.
— Я еду в Шарантон.
— Значит, вы настолько безжалостны?
— Нет, но я артистка, влюбленная в свою работу и очень жаждущая успеха.
— Что ж, ладно, устроим вам визит в Шарантон.
— Благодарю.
— Я даже готов вас сопровождать, если позволите.
— Согласна, господин герцог.
— Разрешение вы получите сегодня вечером, а завтра в любое время, когда вам будет угодно приказать, моя карета будет вас ждать у ворот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267