.. Липнут они ко мне, все эти происшествия, что ли?!
Юнъэр чуть не плакала от обиды и негодования, и я стал ее утешать -- мол,
ворота не иголка, найдутся, поставят их на место, и вообще, Юн, не стоит
принимать это так близко к сердцу, ну, побесились какие-то глупые шутники,
так найдут их, и плетей дадут, чтобы впредь неповадно было...
Я ее уже почти успокоил, когда прискакал гонец на взмыленной соловой
лошадке, к которой тут же стал присматриваться мой Демон.
-- О правительница Мэйланя, благородная госпожа Юнъэр.-- поспешно
заговорил гонец, соскакивая с лошади и припадая на одно колено,-- мне велено
сообщить Вам, что ворота Семи Небес похищены...
-- Это трудно не заметить,-- холодно бросила Юнъэр.-- Это все?
-- Нет, не все, благородная госпожа...
-- Говори! Ну!..
-- Ворота найдены!
-- Ну вот, я же говорил,-- пожал плечами я.
-- Тогда почему мне не сообщили раньше о похищении ворот? -- Юнъэр
старалась казаться строгой, но сейчас у нее это плохо получалось -- известие,
что злосчастные ворота отыскались,немедленно вернуло ей прежнее
самообладание.
-- Мы... мы не решались сообщить Вам о пропаже ворот, пока они не будут
найдены, благородная госпожа! И когда нам доложили, где они сейчас
находятся...
-- Ну и где же они находятся?
Гонец побледнел и почему-то замялся.
-- Они... они стоят, благородная госпожа...
Он собрался и выпалил единым духом:
-- Они стоят у входа на городское кладбище!
"Кто-то очень не хочет, чтобы наша свадьба состоялась.-- подумал я.-- Гораздо
больше не хочет, чем, к примеру, я..."
И про себя усмехнулся.
Юнъэр в свою очередь побелела, как мел.
Кажется, она тоже поняла это.
6.
-- На кладбище! -- властно крикнула Юнъэр, разворачивая свою лошадь.--
Немедленно!
Я не тронулся с места. Во мне проснулись сразу два чувства, заговорив о себе с
не меньшей властностью, чем та, что была в голосе Юнъэр Мэйланьской.
Первым было упрямство -- гибкое и неуступчивое, как клинок Единорога.
Пусть гонец и кинулся сломя голову к своей соловой кобыле -- я не гонец и не
мальчик на побегушках, чтоб не размышляя выполнять чужие приказы.
Я -- Чэн-в-Перчатке. Даже если иногда я об этом забываю.
Упрямство было весьма кстати -- жаль только, что запоздало слегка... глядишь,
и выпутался б из разговора о свадьбе с большим успехом.
Вторым же чувство было любопытство -- из тех побуждений, что заставляют с
улыбкой заглянуть в Восьмой ад Хракуташа.
-- Успеется! -- возразил я, поднимая Демона на дыбы и вынуждая гонца
отскочить в сторону от соловой, бросив поводья.-- На кладбище никогда не
следует торопиться! Эй ты, кладезь хороших новостей, иди-ка сюда! Ну иди,
иди, не бойся...
-- Я слушаю вас, Высший Чэн! -- поспешно крикнул гонец, и я спиной
почувствовал удивленный взгляд Юнъэр.
Взгляд скользнул по спине и отскочил от панциря.
Во всяком случае, мне так показалось.
-- Садись на лошадь,-- гонец так и не осмелился приблизиться к Демону, и мне
пришлось повысить голос.-- И проскачи по ближайшим кварталам. Живо!
Найдешь с десяток жителей -- только чтоб разговорчивых и из тех, что
страдают бессонницей -- и тащи их сюда! Мигом!..
-- Да, Высший Чэн! -- просиял гонец, напрочь забывший о присутствии
правительницы.-- Я сейчас... я понял вас!..
И -- только копыта простучали по площади Фонтанов.
Тогда я пнул Демона У пятками в бока и неторопливо объехал вокруг
накренившейся стойки -- единственного, что осталось от ворот Семи Небес.
-- Тихо снять такие ворота невозможно,-- бросил я, разглядывая покореженные
петли.-- И...
-- Их вообще невозможно снять! -- запальчиво воскликнула Юнъэр и осеклась,
поняв неуместность своих слов.
-- Тихо снять такие ворота невозможно,-- повторил я.-- Да и не пытались их
снимать тихо. Вон, и по петлям чем-то тяжелым били, и мостовая разворочена...
Ну ладно, площадь, фонтаны шумят, жилые дома неблизко -- но грохот, небось,
квартала на четыре разносился! Если не больше... опять же -- может, кто-то
видел что-нибудь, или слышал, или еще что! А кладбище подождет... кладбище
нас подождет...
-- Возможно я немного ошиблась,-- задумчиво произнесла Юнъэр, подъезжая ко
мне.
-- В чем?
-- Да так... нет, я даже рада! Просто непривычно слегка...
Потом мы молчали до тех пор, пока не вернулся взмокший гонец вместе с
дюжиной мейланьцев, шумных и оживленно жестикулирующих.
Когда я научился выделять их их общего гама отдельные слова и складывать их
в осмысленные фразы -- я узнал следующее.
Ворота Семи Небес были украдены царем всех людоедов-ракшасов и леших-
якшей, кровавоглазым и двухголовым Бхимабхатой Шветой. Понадобились
они этому самому Швете для его свадьбы с кибирской Матерью всех алмасты,
которая (то бишь свадьба) состоится на мэйланьском городском кладбище в
самое ближайшее время. После свадьбы Бхимабхаты Шветы с Матерью
алмасты должны, по идее, наступить светопредставление, но это еще точно
неизвестно.
Зато было точно известно, что этой ночью на площади Фонтанов побывали
два доверенных великана любвеобильного Шветы -- поросший белой шерстью с
головы до ног гигант Амбариша с пылающим мечом и его родной брат,
владелец палицы Конец мира, исполин Андхака (тоже поросший шерстью, но в
отличие от Амбариши, черного цвета).
Вот эти -то два очаровательных черно-белых братца и занялись воротами,
время от времени прикладываясь к бочонку настойки Огненного дракона.
Кстати, как шепнула мне Юнъэр, такая настойка действительно существовала -
- она олицетворяла мужское начало и подавалась к столу в исключительных
случаях (например, свадьба в правящем доме), да и то крохотными
символическими порциями.
Лишь губы омочить.
К середине рассказа -- который я для себя назвал "Касыдой о похищении ворот
Семи Небес" -- обнаружился еще один свидетель, приведенный расторопным
гонцом. Свидетелем оказался щуплый подметальщик улиц Цунь Шлеп-нога,
которого этой ночью нелегкая занесла на площадь Фонтанов в самый разгар
безобразия расшалившихся великанов.
Цунь Шлеп-нога не убоялся грохота палицы Конец мира и полыхания меча
Амбариши по одной причине -- он был сильно пьян и искал прохладного
убежища подле любимого фонтана в виде оскалившегося тигра, а шум в ушах,
блеск в глазах и качающуюся землю бедняга Цунь воспринимал довольно-таки
равнодушно.
В первый раз, что ли...
-- Что, и великанов видел? -- недоверчиво спрашивал я у Цуня, терпящего
жестокие муки утреннего похмелья.-- Этих... с шерстью?!
-- Видел,-- упрямо мотал кудлатой головой Шлеп-нога.-- С шерстью.
Большущие...
-- И ворота именно они ломали? -- хмурился я.
-- А то кто же?! -- не сдавался герой Цунь.-- Они, понятное дело... Амбариша да
Андхака. Дубиной как дадут, мечом как полоснут, а после драконовку
кружками хлещут! Аж шерсть дыбом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Юнъэр чуть не плакала от обиды и негодования, и я стал ее утешать -- мол,
ворота не иголка, найдутся, поставят их на место, и вообще, Юн, не стоит
принимать это так близко к сердцу, ну, побесились какие-то глупые шутники,
так найдут их, и плетей дадут, чтобы впредь неповадно было...
Я ее уже почти успокоил, когда прискакал гонец на взмыленной соловой
лошадке, к которой тут же стал присматриваться мой Демон.
-- О правительница Мэйланя, благородная госпожа Юнъэр.-- поспешно
заговорил гонец, соскакивая с лошади и припадая на одно колено,-- мне велено
сообщить Вам, что ворота Семи Небес похищены...
-- Это трудно не заметить,-- холодно бросила Юнъэр.-- Это все?
-- Нет, не все, благородная госпожа...
-- Говори! Ну!..
-- Ворота найдены!
-- Ну вот, я же говорил,-- пожал плечами я.
-- Тогда почему мне не сообщили раньше о похищении ворот? -- Юнъэр
старалась казаться строгой, но сейчас у нее это плохо получалось -- известие,
что злосчастные ворота отыскались,немедленно вернуло ей прежнее
самообладание.
-- Мы... мы не решались сообщить Вам о пропаже ворот, пока они не будут
найдены, благородная госпожа! И когда нам доложили, где они сейчас
находятся...
-- Ну и где же они находятся?
Гонец побледнел и почему-то замялся.
-- Они... они стоят, благородная госпожа...
Он собрался и выпалил единым духом:
-- Они стоят у входа на городское кладбище!
"Кто-то очень не хочет, чтобы наша свадьба состоялась.-- подумал я.-- Гораздо
больше не хочет, чем, к примеру, я..."
И про себя усмехнулся.
Юнъэр в свою очередь побелела, как мел.
Кажется, она тоже поняла это.
6.
-- На кладбище! -- властно крикнула Юнъэр, разворачивая свою лошадь.--
Немедленно!
Я не тронулся с места. Во мне проснулись сразу два чувства, заговорив о себе с
не меньшей властностью, чем та, что была в голосе Юнъэр Мэйланьской.
Первым было упрямство -- гибкое и неуступчивое, как клинок Единорога.
Пусть гонец и кинулся сломя голову к своей соловой кобыле -- я не гонец и не
мальчик на побегушках, чтоб не размышляя выполнять чужие приказы.
Я -- Чэн-в-Перчатке. Даже если иногда я об этом забываю.
Упрямство было весьма кстати -- жаль только, что запоздало слегка... глядишь,
и выпутался б из разговора о свадьбе с большим успехом.
Вторым же чувство было любопытство -- из тех побуждений, что заставляют с
улыбкой заглянуть в Восьмой ад Хракуташа.
-- Успеется! -- возразил я, поднимая Демона на дыбы и вынуждая гонца
отскочить в сторону от соловой, бросив поводья.-- На кладбище никогда не
следует торопиться! Эй ты, кладезь хороших новостей, иди-ка сюда! Ну иди,
иди, не бойся...
-- Я слушаю вас, Высший Чэн! -- поспешно крикнул гонец, и я спиной
почувствовал удивленный взгляд Юнъэр.
Взгляд скользнул по спине и отскочил от панциря.
Во всяком случае, мне так показалось.
-- Садись на лошадь,-- гонец так и не осмелился приблизиться к Демону, и мне
пришлось повысить голос.-- И проскачи по ближайшим кварталам. Живо!
Найдешь с десяток жителей -- только чтоб разговорчивых и из тех, что
страдают бессонницей -- и тащи их сюда! Мигом!..
-- Да, Высший Чэн! -- просиял гонец, напрочь забывший о присутствии
правительницы.-- Я сейчас... я понял вас!..
И -- только копыта простучали по площади Фонтанов.
Тогда я пнул Демона У пятками в бока и неторопливо объехал вокруг
накренившейся стойки -- единственного, что осталось от ворот Семи Небес.
-- Тихо снять такие ворота невозможно,-- бросил я, разглядывая покореженные
петли.-- И...
-- Их вообще невозможно снять! -- запальчиво воскликнула Юнъэр и осеклась,
поняв неуместность своих слов.
-- Тихо снять такие ворота невозможно,-- повторил я.-- Да и не пытались их
снимать тихо. Вон, и по петлям чем-то тяжелым били, и мостовая разворочена...
Ну ладно, площадь, фонтаны шумят, жилые дома неблизко -- но грохот, небось,
квартала на четыре разносился! Если не больше... опять же -- может, кто-то
видел что-нибудь, или слышал, или еще что! А кладбище подождет... кладбище
нас подождет...
-- Возможно я немного ошиблась,-- задумчиво произнесла Юнъэр, подъезжая ко
мне.
-- В чем?
-- Да так... нет, я даже рада! Просто непривычно слегка...
Потом мы молчали до тех пор, пока не вернулся взмокший гонец вместе с
дюжиной мейланьцев, шумных и оживленно жестикулирующих.
Когда я научился выделять их их общего гама отдельные слова и складывать их
в осмысленные фразы -- я узнал следующее.
Ворота Семи Небес были украдены царем всех людоедов-ракшасов и леших-
якшей, кровавоглазым и двухголовым Бхимабхатой Шветой. Понадобились
они этому самому Швете для его свадьбы с кибирской Матерью всех алмасты,
которая (то бишь свадьба) состоится на мэйланьском городском кладбище в
самое ближайшее время. После свадьбы Бхимабхаты Шветы с Матерью
алмасты должны, по идее, наступить светопредставление, но это еще точно
неизвестно.
Зато было точно известно, что этой ночью на площади Фонтанов побывали
два доверенных великана любвеобильного Шветы -- поросший белой шерстью с
головы до ног гигант Амбариша с пылающим мечом и его родной брат,
владелец палицы Конец мира, исполин Андхака (тоже поросший шерстью, но в
отличие от Амбариши, черного цвета).
Вот эти -то два очаровательных черно-белых братца и занялись воротами,
время от времени прикладываясь к бочонку настойки Огненного дракона.
Кстати, как шепнула мне Юнъэр, такая настойка действительно существовала -
- она олицетворяла мужское начало и подавалась к столу в исключительных
случаях (например, свадьба в правящем доме), да и то крохотными
символическими порциями.
Лишь губы омочить.
К середине рассказа -- который я для себя назвал "Касыдой о похищении ворот
Семи Небес" -- обнаружился еще один свидетель, приведенный расторопным
гонцом. Свидетелем оказался щуплый подметальщик улиц Цунь Шлеп-нога,
которого этой ночью нелегкая занесла на площадь Фонтанов в самый разгар
безобразия расшалившихся великанов.
Цунь Шлеп-нога не убоялся грохота палицы Конец мира и полыхания меча
Амбариши по одной причине -- он был сильно пьян и искал прохладного
убежища подле любимого фонтана в виде оскалившегося тигра, а шум в ушах,
блеск в глазах и качающуюся землю бедняга Цунь воспринимал довольно-таки
равнодушно.
В первый раз, что ли...
-- Что, и великанов видел? -- недоверчиво спрашивал я у Цуня, терпящего
жестокие муки утреннего похмелья.-- Этих... с шерстью?!
-- Видел,-- упрямо мотал кудлатой головой Шлеп-нога.-- С шерстью.
Большущие...
-- И ворота именно они ломали? -- хмурился я.
-- А то кто же?! -- не сдавался герой Цунь.-- Они, понятное дело... Амбариша да
Андхака. Дубиной как дадут, мечом как полоснут, а после драконовку
кружками хлещут! Аж шерсть дыбом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142