Так, с пятого на десятое... Но это было
неважно, тем более что Чыда тоже не могла понимать шамана, она даже
слышала его не так, как Придатки слышат друг друга, а так, как слышит
Блистающий -- Придатка, и это невозможно об яснить, да и не нужно это об
яснять... Они не слышали друг друга, не понимали друг друга, а Куш-тэнгри,
седой мудрый ребенок, все говорил в ночи, и Чыда отвечала ему -- невпопад,
перебивая, одновременно говоря о совершенно разных вещах, о Шулме, о
Кабире, о невзгодах и радостях, об открытии новых миров внутри себя и о
палящем Масудовом огне...
Они разговаривали.
И я не посмел их прервать.
Мы тихо отошли вглубь шатра и легли на кошму, и даже Дзю не произнес ни
слова.
* * *
5
Все было, как обычно.
И проснулись мы с Чэном одновременно, и разбудил нас привычный шум: звон
Диких Лезвий, голоса Блистающих и людей, конское ржание и топот...
"Ну уж нет,-- подумал Я-Чэн и стал неспешно одеваться,дудки! Мы теперь
ученые! Опять, небось, развлекаются с утра пораньше!.."
Мне-то как раз особо одеваться не требовалось: скользнуть в ножны -- дело
нехитрое; а вот Чэну...
Короче, прошло довольно-таки немалое время, прежде чем мы соблаговолили
выбраться из шатра.
И увидели.
Лагерь был полон своих и чужих Диких Лезвий, кругом толпились какие-то
незнакомые шулмусы, шулмуски и шулмусята, старавшиеся друг друга
перекричать (впрочем, для нас с Чэном и свои, и чужие были на одно лицо!), и
всех их было не много, а очень много -- вместе с лошадьми, повозками,
поклажей...
"Захватили,-- мелькнула шальная мысль.-- Проспали водоем! Вот они, люди
Джамухи и Дикие Лезвия Чинкуэды! Сейчас заметят нас..."
Последние слова я произнес вслух.
-- Кто заметит? -- как-то уж слишком невинно поинтересовался Обломок.
-- Они,-- немного растерявшись, ответил я.-- Эти... Дикие Лезвия. И воины
Джамухи. Не видишь, что ли?! Вон их тут сколько... Даже баранов с собой
пригнали!..
И впрямь, с юго-западных холмов доносилось истошное блеяние.
-- Баранов...-- задумчиво проскрипел Дзю.
И не выдержал.
-- Сами вы бараны однорогие! Куда вы смотрите?! Вон туда смотреть надо,
куда я смотрю!..
Мы посмотрели.
К нам шел беловолосый великан Амбариша, облаченный в немыслимо
лохматые шкуры поверх своей обычной одежды, а Огненный Меч Гвениль
разлегся на его плече, и сиял эспадон, надо заметить, во весь клинок, явно
нисколько не смущаясь окружающим столпотворением.
Во имя Нюринги -- что, в таком случае, здесь происходит?!
-- Фальгрим, Гвениль, что все это значит? Кого вы сюда притащили?!
-- И опять не туда смотрите,-- наставительно сообщил Дзюттэ.-- И не у того
спрашиваете. Вы лучше у Махайры спросите, у Жнеца нашего Бронзового! Вон
он за Гвенилем прячется -- боится, наверное... А раз боится -- значит, у него и
надо спрашивать!
Не то чтобы Махайра действительно чего-то боялся, но почему-то изо всех сил
старался выглядеть как можно более неприметным -- только от Дзю не
спрячешься, хоть за Гвенилем, хоть за кем, и пришлось Махайре вместе с
Диомедом двигаться к нам.
-- Где это вы,-- осведомился я,-- разрази вас Небесный Молот, пропадали?!
-- Ты понимаешь, Единорог...-- начал было Гвениль не очень уверенно, но тут
его перебил Махайра, а потом его, в свою очередь, перебил Гвениль, а Диомед с
Беловолосым вообще говорили, не переставая и почти одновременно...
В общем, как понял Я-Чэн из этого гама, дело обстояло следующим образом.
Пока мы с Чэном и Куш-тэнгри "шаманили", мы напрочь забыли, что в мире
существует еще кто-то и что-то, кроме нас самих, и что наши ориджиты с их
Дикими Лезвиями как-то жили и до встречи с нами. То есть, мы совсем не
подумали, что у детей Ориджа здесь есть семьи; но сами ориджиты об этом ни
на минуту не забывали. И поскольку напрямую к Асмохат-та и Пресветлому
Мечу они обращаться не решились, то обратились сперва соответственно к
Фальгриму-эцэгэ с Гвенилем Могучим и Диомеду-эцэгэ с Махайрой
Хитроумным.
Так... похоже, здесь своя иерархия сложилась, на вершине которой Асмохат-та
и Пресветлый Меч сияют, и обращаться к ним по пустякам не следует, а
поскольку для божеств все мирские дела -- пустяки, то...
Нашли к кому обратиться, внебрачные дети Ориджа!
Ну а наши друзья-приятели тут же вызвались помочь в этом щепетильном деле,
подтвердив, что не стоит беспокоить Асмохатта и Пресветлый Меч по столь
незначительному поводу.
-- Просто трогательная заботливость! -- бросил Обломок. И случилось
невероятное: Фальгрим с Диомедом покраснели, услышав это в Чэновом
переводе, а Гвениль с Махайрой смущенно звякнули за миг до того, поскольку
им перевода не требовалось.
...И вот великие герои, олицетворявшие союз силы и ума (эспадон со Жнецом
снесли и этот перл творчества неугомонного Обломка), вместе с ориджитами и
их Дикими Лезвиями отправились освобождать родственников Кулаева
племени, которых взял заложниками Джамуха.
И отдал под присмотр многочисленному племени маалеев.
"Слова-то какие,-- уныло подумал я.-- "Освобождать", "взять в заложники"...
маалеи, опять же, какие-то! И что главное -- нам с Чэном слова эти особо
дикими уже не кажутся! Привыкаем, что ли? Ох, привыкаем... что ж в тебе
такого, Шулма?!."
...Так что вскоре у мест обычных осенних кочевий племени маалеев об явились
двое кабирцев и двое Блистающих, а также дюжина ориджитов с примерно
двумя десятками Диких Лезвий.
И во главе -- юный Кулай-нойон.
Это, значит, против целого племени, которому дети Ориджа и в лучшие-то дни
уступали в численности раза в три...
Фальгрим начал было что-то нести о том, что истинный мужчина врагов не
считает, но Чэн живо оборвал Беловолосого, предложив истинному мужчине не
отклоняться от повествования.
...Сколько мы потом ни спорили с упрямым Дзю на тему, кому больше везет --
героям или дуракам -- но нашим приятелям несомненно повезло: маалеев на
месте не оказалось. Ориджиты немедленно обнюхали близлежащую степь, и это
их отнюдь не утешило маалеи ни с того ни с сего собрались и двинулись в
сторону ставки гурхана Джамухи.
И Мои-Чэновы друзья не нашли ничего лучшего, как поехать следом.
И поехали.
Быстро-быстро.
И на второй день им снова повезло (обиженный Гвениль заявил, что повезло
как раз маалеям, но Махайра предупредительно зашелестел, и эспадон умолк,
предоставив продолжать Жнецу).
Как оказалось, нетерпеливые маалейские воины со своими Дикими Лезвиями
ускакали вперед, а герои-освободители нагнали их обоз: скрипучие повозки с
нехитрым и хитрым шулмусским скарбом, блеющие овцы, вопящие дети -- а
также женщины, старики и подростки, в том числе и из семей ориджитов-
заложников.
Охраняли все это пестрое, шумное, медленно движущееся вперед сборище всего
восемь молодых Диких Лезвий со столь же молодыми Придатками-маалеями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
неважно, тем более что Чыда тоже не могла понимать шамана, она даже
слышала его не так, как Придатки слышат друг друга, а так, как слышит
Блистающий -- Придатка, и это невозможно об яснить, да и не нужно это об
яснять... Они не слышали друг друга, не понимали друг друга, а Куш-тэнгри,
седой мудрый ребенок, все говорил в ночи, и Чыда отвечала ему -- невпопад,
перебивая, одновременно говоря о совершенно разных вещах, о Шулме, о
Кабире, о невзгодах и радостях, об открытии новых миров внутри себя и о
палящем Масудовом огне...
Они разговаривали.
И я не посмел их прервать.
Мы тихо отошли вглубь шатра и легли на кошму, и даже Дзю не произнес ни
слова.
* * *
5
Все было, как обычно.
И проснулись мы с Чэном одновременно, и разбудил нас привычный шум: звон
Диких Лезвий, голоса Блистающих и людей, конское ржание и топот...
"Ну уж нет,-- подумал Я-Чэн и стал неспешно одеваться,дудки! Мы теперь
ученые! Опять, небось, развлекаются с утра пораньше!.."
Мне-то как раз особо одеваться не требовалось: скользнуть в ножны -- дело
нехитрое; а вот Чэну...
Короче, прошло довольно-таки немалое время, прежде чем мы соблаговолили
выбраться из шатра.
И увидели.
Лагерь был полон своих и чужих Диких Лезвий, кругом толпились какие-то
незнакомые шулмусы, шулмуски и шулмусята, старавшиеся друг друга
перекричать (впрочем, для нас с Чэном и свои, и чужие были на одно лицо!), и
всех их было не много, а очень много -- вместе с лошадьми, повозками,
поклажей...
"Захватили,-- мелькнула шальная мысль.-- Проспали водоем! Вот они, люди
Джамухи и Дикие Лезвия Чинкуэды! Сейчас заметят нас..."
Последние слова я произнес вслух.
-- Кто заметит? -- как-то уж слишком невинно поинтересовался Обломок.
-- Они,-- немного растерявшись, ответил я.-- Эти... Дикие Лезвия. И воины
Джамухи. Не видишь, что ли?! Вон их тут сколько... Даже баранов с собой
пригнали!..
И впрямь, с юго-западных холмов доносилось истошное блеяние.
-- Баранов...-- задумчиво проскрипел Дзю.
И не выдержал.
-- Сами вы бараны однорогие! Куда вы смотрите?! Вон туда смотреть надо,
куда я смотрю!..
Мы посмотрели.
К нам шел беловолосый великан Амбариша, облаченный в немыслимо
лохматые шкуры поверх своей обычной одежды, а Огненный Меч Гвениль
разлегся на его плече, и сиял эспадон, надо заметить, во весь клинок, явно
нисколько не смущаясь окружающим столпотворением.
Во имя Нюринги -- что, в таком случае, здесь происходит?!
-- Фальгрим, Гвениль, что все это значит? Кого вы сюда притащили?!
-- И опять не туда смотрите,-- наставительно сообщил Дзюттэ.-- И не у того
спрашиваете. Вы лучше у Махайры спросите, у Жнеца нашего Бронзового! Вон
он за Гвенилем прячется -- боится, наверное... А раз боится -- значит, у него и
надо спрашивать!
Не то чтобы Махайра действительно чего-то боялся, но почему-то изо всех сил
старался выглядеть как можно более неприметным -- только от Дзю не
спрячешься, хоть за Гвенилем, хоть за кем, и пришлось Махайре вместе с
Диомедом двигаться к нам.
-- Где это вы,-- осведомился я,-- разрази вас Небесный Молот, пропадали?!
-- Ты понимаешь, Единорог...-- начал было Гвениль не очень уверенно, но тут
его перебил Махайра, а потом его, в свою очередь, перебил Гвениль, а Диомед с
Беловолосым вообще говорили, не переставая и почти одновременно...
В общем, как понял Я-Чэн из этого гама, дело обстояло следующим образом.
Пока мы с Чэном и Куш-тэнгри "шаманили", мы напрочь забыли, что в мире
существует еще кто-то и что-то, кроме нас самих, и что наши ориджиты с их
Дикими Лезвиями как-то жили и до встречи с нами. То есть, мы совсем не
подумали, что у детей Ориджа здесь есть семьи; но сами ориджиты об этом ни
на минуту не забывали. И поскольку напрямую к Асмохат-та и Пресветлому
Мечу они обращаться не решились, то обратились сперва соответственно к
Фальгриму-эцэгэ с Гвенилем Могучим и Диомеду-эцэгэ с Махайрой
Хитроумным.
Так... похоже, здесь своя иерархия сложилась, на вершине которой Асмохат-та
и Пресветлый Меч сияют, и обращаться к ним по пустякам не следует, а
поскольку для божеств все мирские дела -- пустяки, то...
Нашли к кому обратиться, внебрачные дети Ориджа!
Ну а наши друзья-приятели тут же вызвались помочь в этом щепетильном деле,
подтвердив, что не стоит беспокоить Асмохатта и Пресветлый Меч по столь
незначительному поводу.
-- Просто трогательная заботливость! -- бросил Обломок. И случилось
невероятное: Фальгрим с Диомедом покраснели, услышав это в Чэновом
переводе, а Гвениль с Махайрой смущенно звякнули за миг до того, поскольку
им перевода не требовалось.
...И вот великие герои, олицетворявшие союз силы и ума (эспадон со Жнецом
снесли и этот перл творчества неугомонного Обломка), вместе с ориджитами и
их Дикими Лезвиями отправились освобождать родственников Кулаева
племени, которых взял заложниками Джамуха.
И отдал под присмотр многочисленному племени маалеев.
"Слова-то какие,-- уныло подумал я.-- "Освобождать", "взять в заложники"...
маалеи, опять же, какие-то! И что главное -- нам с Чэном слова эти особо
дикими уже не кажутся! Привыкаем, что ли? Ох, привыкаем... что ж в тебе
такого, Шулма?!."
...Так что вскоре у мест обычных осенних кочевий племени маалеев об явились
двое кабирцев и двое Блистающих, а также дюжина ориджитов с примерно
двумя десятками Диких Лезвий.
И во главе -- юный Кулай-нойон.
Это, значит, против целого племени, которому дети Ориджа и в лучшие-то дни
уступали в численности раза в три...
Фальгрим начал было что-то нести о том, что истинный мужчина врагов не
считает, но Чэн живо оборвал Беловолосого, предложив истинному мужчине не
отклоняться от повествования.
...Сколько мы потом ни спорили с упрямым Дзю на тему, кому больше везет --
героям или дуракам -- но нашим приятелям несомненно повезло: маалеев на
месте не оказалось. Ориджиты немедленно обнюхали близлежащую степь, и это
их отнюдь не утешило маалеи ни с того ни с сего собрались и двинулись в
сторону ставки гурхана Джамухи.
И Мои-Чэновы друзья не нашли ничего лучшего, как поехать следом.
И поехали.
Быстро-быстро.
И на второй день им снова повезло (обиженный Гвениль заявил, что повезло
как раз маалеям, но Махайра предупредительно зашелестел, и эспадон умолк,
предоставив продолжать Жнецу).
Как оказалось, нетерпеливые маалейские воины со своими Дикими Лезвиями
ускакали вперед, а герои-освободители нагнали их обоз: скрипучие повозки с
нехитрым и хитрым шулмусским скарбом, блеющие овцы, вопящие дети -- а
также женщины, старики и подростки, в том числе и из семей ориджитов-
заложников.
Охраняли все это пестрое, шумное, медленно движущееся вперед сборище всего
восемь молодых Диких Лезвий со столь же молодыми Придатками-маалеями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142