Далее, разногласие во взглядах [прежних философов] на числа есть
признак того, что недостоверность самих предметов приводит их в
замешательство. А именно: те, кто помимо чувственно воспринимаемого
признает только математические предметы, видя всю неудовлетворительность и
произвольность учения об эйдосах, отказались от эйдетического числа и
признали существующим математическое число . С другой стороны, те, кто
хотел в одно и то же время признать эйдосы также числами, но не видел, как
сможет математическое число в случае принятия таких начал существовать
помимо эйдетического, на словах отождествляли число эйдетическое и число
математическое на деле же математическое отвергли (они ведь выставляют свои
особые, а не математические предпосылки). А тот, кто первый признал, что
есть эйдосы, что эйдосы - это числа и что существуют математические
предметы , с полным основанием различил их. Поэтому выходит, что все они в
каком-то отношении говорят правильно, а в общем неправильно. Да и сами они
признают это, утверждая не одно и то же, а противоположное одно другому. А
причина этого в том, что их предпосылки и начала - ложные. Между тем, как
говорит Эпихарм, трудно исходя из неправильного говорить правильно: "Только
что сказали, и - что дело плохо, сразу видно" .
Итак, о числах достаточно того, что было разобрано и выяснено (кого
сказанное уже убедило, того большее число доводов убедило бы еще больше, а
того, кого сказанное не убедило, никакие [новые] доводы не убедят). Что
касается того, что о первых началах, первых причинах и элементах говорят
те, кто указывает лишь чувственно воспринимаемую сущность, то отчасти об
этом сказано у нас в сочинениях о природе , отчасти не относится к
настоящему исследованию; но, что говорят те, кто принимает другие сущности
помимо чувственно воспринимаемых, это надлежит рассмотреть вслед за
сказанным. Так вот, так как некоторые считают такими сущностями идеи и
числа, а их элементы - элементами и началами существующего, то следует
рассмотреть, что они говорят об этих [элементах] и как именно.
Тех, кто признает таковыми одни только числа, и притом числа
математические, следует обсудить позже, а что касается тех, кто говорит об
идеях, то сразу можно увидеть и способ их [доказательства], и возникающее
здесь затруднение. Дело в том, что они в одно и то же время объявляют идеи,
с одной стороны, общими сущностями, а с другой - отдельно существующими и
принадлежащими к единичному. А то, что это невозможно, у нас было разобрано
ранее . Причина того, почему те, кто обозначает идеи как общие сущности,
связали и то и другое в одно, следующая: они не отождествляли эти сущности
с чувственно воспринимаемым; по их мнению, все единичное в мире чувственно
воспринимаемого течет и у него нет ничего постоянного, а общее существует
помимо него и есть нечто иное. Как мы говорили раньше , повод к этому дал
Сократ своими определениями, но он во всяком случае общее не отделил от
единичного. И он правильно рассудил, не отделив их. Это ясно из существа
дела: ведь, с одной стороны, без общего нельзя получить знания, а с другой
- отделение общего от единичного приводит к затруднениям относительно идей.
Между тем сторонники идей, считая, что если должны быть какие-то сущности
помимо чувственно воспринимаемых и текучих, то они необходимо существуют
отдельно, никаких других указать не могли, а представили как отдельно
существующие сказываемые как общее, так что получалось, что сущности общие
и единичные - почти одной и той же природы. Таким образом, это трудность,
которая сама по себе, как она есть, присуща излагаемому взгляду.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Остановимся теперь на одном вопросе, который представляет известную
трудность и для тех, кто признает идеи, и для тех, кто не признает их, и
который был затронут в самом начале при изложении затруднений Если не
утверждать, что сущности существуют отдельно, притом так, как говорится о
единичных вещах, то будет устранена сущность, как мы ее понимаем. А если
утверждать, что сущности существуют отдельно, то каковы их элементы и
начала?
Если признать их за единичное и не общее, то существующих вещей будет
столько, сколько есть элементов, и элементы не будут предметом познания. В
самом деле, предположим, что слоги в речи - сущности, а их звуки - элементы
сущностей. Тогда необходимо, чтобы слог ба был один, и каждый из слогов
также один, раз они не общее и тождественны [лишь] по виду, а каждый один
по числу и определенное нечто и неодноименен. Да и кроме того, они всякое
само-по-себе-сущее считают одним [по числу]. Но если слоги таковы, то также
и то, из чего они состоят; значит, будет лишь один звук а, и не более, и не
будет больше одного ни один из остальных звуков на том же основании, на
каком и один и тот же слог не может повторяться. А если так, то помимо
элементов не будет другого существующего, а будут только элементы. Далее,
элементы не будут и предметом познания: ведь они не общее, между тем
предмет знания - общее. И это ясно из доказательств и определений: ведь не
получится умозаключения, что у этого вот треугольника углы равны двум
прямым, если они не у всякого треугольника два прямых, или что этот вот
человек есть лживое существо, если не всякий человек есть живое существо.
А с другой стороны, если начала действительно суть общее, то либо и
сущности, происходящие из них, общие, либо не-сущность будет первее
сущности: ведь общее не есть сущность, элемент же и начало были признаны
общими, а элемент и начало первее того, начало и элемент чего они есть. Все
эти выводы вполне естественны, когда считают идеи происходящими из
элементов и помимо одинаковых по виду сущностей и идей признают некое
отдельно существующее единое. Но если ничто не мешает, чтобы, скажем среди
звуков речи было много а и б и чтобы, помимо этого множества, не было
никакого самого-по-себе-о или самого-по-себе-б, то по этой причине будет
бесчисленное множество сходных друг с другом слогов. А что предмет всякого
познания - общее, а потому и начала существующего должны быть общими, но
вместе с тем не быть отдельно существующими сущностями,- это утверждение,
правда, вызывает наибольшую трудность из всего сказанного, однако оно в
некотором отношении истинно, а в некотором - не истинно. Дело в том, что
знание, так же как и познавание, двояко: с одной стороны, это имеющееся в
возможности, а с другой - в действительности. Так вот, возможность, будучи
как материя общей и неопределенной, относится к общему и неопределенному, а
действительность, будучи определенной, относится к определенному, есть "вот
это" и относится к "вот этому".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
признак того, что недостоверность самих предметов приводит их в
замешательство. А именно: те, кто помимо чувственно воспринимаемого
признает только математические предметы, видя всю неудовлетворительность и
произвольность учения об эйдосах, отказались от эйдетического числа и
признали существующим математическое число . С другой стороны, те, кто
хотел в одно и то же время признать эйдосы также числами, но не видел, как
сможет математическое число в случае принятия таких начал существовать
помимо эйдетического, на словах отождествляли число эйдетическое и число
математическое на деле же математическое отвергли (они ведь выставляют свои
особые, а не математические предпосылки). А тот, кто первый признал, что
есть эйдосы, что эйдосы - это числа и что существуют математические
предметы , с полным основанием различил их. Поэтому выходит, что все они в
каком-то отношении говорят правильно, а в общем неправильно. Да и сами они
признают это, утверждая не одно и то же, а противоположное одно другому. А
причина этого в том, что их предпосылки и начала - ложные. Между тем, как
говорит Эпихарм, трудно исходя из неправильного говорить правильно: "Только
что сказали, и - что дело плохо, сразу видно" .
Итак, о числах достаточно того, что было разобрано и выяснено (кого
сказанное уже убедило, того большее число доводов убедило бы еще больше, а
того, кого сказанное не убедило, никакие [новые] доводы не убедят). Что
касается того, что о первых началах, первых причинах и элементах говорят
те, кто указывает лишь чувственно воспринимаемую сущность, то отчасти об
этом сказано у нас в сочинениях о природе , отчасти не относится к
настоящему исследованию; но, что говорят те, кто принимает другие сущности
помимо чувственно воспринимаемых, это надлежит рассмотреть вслед за
сказанным. Так вот, так как некоторые считают такими сущностями идеи и
числа, а их элементы - элементами и началами существующего, то следует
рассмотреть, что они говорят об этих [элементах] и как именно.
Тех, кто признает таковыми одни только числа, и притом числа
математические, следует обсудить позже, а что касается тех, кто говорит об
идеях, то сразу можно увидеть и способ их [доказательства], и возникающее
здесь затруднение. Дело в том, что они в одно и то же время объявляют идеи,
с одной стороны, общими сущностями, а с другой - отдельно существующими и
принадлежащими к единичному. А то, что это невозможно, у нас было разобрано
ранее . Причина того, почему те, кто обозначает идеи как общие сущности,
связали и то и другое в одно, следующая: они не отождествляли эти сущности
с чувственно воспринимаемым; по их мнению, все единичное в мире чувственно
воспринимаемого течет и у него нет ничего постоянного, а общее существует
помимо него и есть нечто иное. Как мы говорили раньше , повод к этому дал
Сократ своими определениями, но он во всяком случае общее не отделил от
единичного. И он правильно рассудил, не отделив их. Это ясно из существа
дела: ведь, с одной стороны, без общего нельзя получить знания, а с другой
- отделение общего от единичного приводит к затруднениям относительно идей.
Между тем сторонники идей, считая, что если должны быть какие-то сущности
помимо чувственно воспринимаемых и текучих, то они необходимо существуют
отдельно, никаких других указать не могли, а представили как отдельно
существующие сказываемые как общее, так что получалось, что сущности общие
и единичные - почти одной и той же природы. Таким образом, это трудность,
которая сама по себе, как она есть, присуща излагаемому взгляду.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Остановимся теперь на одном вопросе, который представляет известную
трудность и для тех, кто признает идеи, и для тех, кто не признает их, и
который был затронут в самом начале при изложении затруднений Если не
утверждать, что сущности существуют отдельно, притом так, как говорится о
единичных вещах, то будет устранена сущность, как мы ее понимаем. А если
утверждать, что сущности существуют отдельно, то каковы их элементы и
начала?
Если признать их за единичное и не общее, то существующих вещей будет
столько, сколько есть элементов, и элементы не будут предметом познания. В
самом деле, предположим, что слоги в речи - сущности, а их звуки - элементы
сущностей. Тогда необходимо, чтобы слог ба был один, и каждый из слогов
также один, раз они не общее и тождественны [лишь] по виду, а каждый один
по числу и определенное нечто и неодноименен. Да и кроме того, они всякое
само-по-себе-сущее считают одним [по числу]. Но если слоги таковы, то также
и то, из чего они состоят; значит, будет лишь один звук а, и не более, и не
будет больше одного ни один из остальных звуков на том же основании, на
каком и один и тот же слог не может повторяться. А если так, то помимо
элементов не будет другого существующего, а будут только элементы. Далее,
элементы не будут и предметом познания: ведь они не общее, между тем
предмет знания - общее. И это ясно из доказательств и определений: ведь не
получится умозаключения, что у этого вот треугольника углы равны двум
прямым, если они не у всякого треугольника два прямых, или что этот вот
человек есть лживое существо, если не всякий человек есть живое существо.
А с другой стороны, если начала действительно суть общее, то либо и
сущности, происходящие из них, общие, либо не-сущность будет первее
сущности: ведь общее не есть сущность, элемент же и начало были признаны
общими, а элемент и начало первее того, начало и элемент чего они есть. Все
эти выводы вполне естественны, когда считают идеи происходящими из
элементов и помимо одинаковых по виду сущностей и идей признают некое
отдельно существующее единое. Но если ничто не мешает, чтобы, скажем среди
звуков речи было много а и б и чтобы, помимо этого множества, не было
никакого самого-по-себе-о или самого-по-себе-б, то по этой причине будет
бесчисленное множество сходных друг с другом слогов. А что предмет всякого
познания - общее, а потому и начала существующего должны быть общими, но
вместе с тем не быть отдельно существующими сущностями,- это утверждение,
правда, вызывает наибольшую трудность из всего сказанного, однако оно в
некотором отношении истинно, а в некотором - не истинно. Дело в том, что
знание, так же как и познавание, двояко: с одной стороны, это имеющееся в
возможности, а с другой - в действительности. Так вот, возможность, будучи
как материя общей и неопределенной, относится к общему и неопределенному, а
действительность, будучи определенной, относится к определенному, есть "вот
это" и относится к "вот этому".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92