Вглядевшись, с радостным изумлением закричала:
— Володька-а? Нашел?!
Она стремительно пробежала по дощатому трапу и бросилась на плечи Володьки, закружилась, хохоча:
— Я так и знала-а! Ты меня извини, что тогда тебя бро-сила-а! Перепугалась ужас — кругом дым, огонь...
— А я вот шел тут,— неуверенно проговорил Володька,— гляжу, а ты картошку чистишь. Так обрадовался...
— Значит, и не искал? — с чуть приметной обидой спросила она и потащила его с причала под насмешливые выкрики оскорбленных парней с буксира. У бухт с канатами они сбежали к морю и опустились на гальку, перевитую высохшими водорослями.
— Ты меня хоть вспоминал? — бросила она с нарочито беззаботным видом.— А хорошо тогда было... Чего ты в нашем городе? Ведь война. Многие уже ушли...
— А-а,— гневно вспыхнул Володька,— словно я никому и не нужен! Или пацан какой! Малолетка... В голове не укладывается! Война! А они...
— Ты это о чем? — удивлением наполнились ее глаза.
— Да все о том же! — воскликнул Володька.— Я туда, Я пода... Там капитан, там майор, и все точно сговорились...
И он, торопясь, гневно замолкая, рассказал ей о своих мытарствах по военкоматам и неизменных ответах на все его просьбы.
— Что ж теперь делать? — с отчаянием закончил Володька.— Гонят отовсюду, словно... Да я...— И совсем уже тихо: — второй день на четырех пирожках. Так и концы отдать можно. Без всякого фронта.
Она сидела на гальке, сдвинув ноги и поджав колени И подбородку. Глядела на него, наморщив лоб, не отры-паясь.
— Господи, какой же ты еще глупый,— наконец прошептала она без улыбки.
— Как это понимать? — подозрительно прищурился Володька.
Шура поднялась с земли, легким движением руки отряхнула платье и окинула Володьку чуть насмешливым ни лядом:
— Будем считать, что это я тебя нашла... Второй раз. Смотри, третьего раза может и не быть. Пошли, салага.
Капитан буксира молча выслушал Володьку, барабаня кончиками пальцев по туго натянутому верху белоснежной фуражки. Остроносое лицо его покраснело от. напряженной мысли. Он думал, прикрыв веки и, наконец, мотнул голо-иои:
— Нет.
- Ну, Иван Кириллович! — взмолилась Шура, прижимая ладони к груди,—миленький... Он же упрямый, как чурбан. Умрет без этого. Пожалуйста!
Нет, это невозможно,— вяло пробормотал капитан, не глядя на девушку.
- Да что он, царь и бог?! — с гордым пренебрежением сказал Володька, но голос его упал.— Майоры не смогли...
Он нащупал на. стуле свою кепчонку и сунул ее в карман пиджака, хмуро пробормотав:
- Я пошел... Ну вас совсем, ничего вы не понимаете. Только я все равно буду там, вы хоть на цепь меня посадите.
— Стой, парень,— в спину ему расстроенным голосом проговорил капитан.— Простым матросом ко мне пойдешь?
— Что это мне даст? — пожал плечами Володька. Капитан одобрительно ухмыльнулся:
— Есть работа — есть прописка. Оформлю за день. А там подавай заявление добровольцем в армию. У меня знакомый военком.
— А так можно? — недоверчиво спросил Володька, по отмякшему лицу капитана уже видя, что тот говорит не ради шутки.— Иван Кириллович, да я не то что простым матросом... Я у вас эти...
— Гальюны? — подсказал, догадавшись, капитан, и Володька радостно захохотал, любовно глядя на этого симпатичнейшего человека,
— Да я вам гальюны доведу до зеркального блеска! Просто так! Из-за уважения к вам!
— Но сначала я тебя накормлю,— перебила Шура.— Пошли в камбуз... Тебе повезло — осталось полведра компота...
Она решительно взяла Володьку за руку и вывела из каюты капитана.
Они остановились у старинной решетки особняка, в котором находился городской военкомат. Во дворе люди лежали на траве, сидели на примятой клумбе, ходили по замусоренным дорожкам. Каменные львы охраняли широкие ступени лестницы.
— Счастливо, Володя,—сказала Шура, зачем-то старательно застегивая на его шее воротничок рубашки.— Ни пуха... Вот ты своего и дождался.
— Я никогда не был так счастлив,— улыбнулся Володька, но голос его дрогнул от скрытой тревоги.— Ты будешь меня ждать?
— Иди.
Он тронул Шуру за плечо, словно хотел этим легким прикосновением задержаться возле нее хоть на какое-то мгновение, и, круто повернувшись, широкими шагами направился к лестнице, охраняемой каменными львами, в оскаленные зубы одного из них кто-то воткнул примятую папиросу...
Двор военкомата продолжал шуметь. Люди курили, спорили, бездумно бродили из угла в угол, а где-то смеялись и визгливо пиликала гармошка в неумелых пьяных руках...
Это все было так для нее незнакомо и непривычно. Не верилось, что еще недавно яростно светило солнце, били
в берег волны и, хохоча, она убегала по жаркому песку от нескладного смешного парня в длинных, до колен, трусах, раскрашенного красной и синей глиной.
Она видела его смущенные глаза, как он исподтишка, робко рассматривал ее и отворачивался в сторону, подбрасывая в воздух мокрые камушки. Чувствовала его твердое плечо и его руку, когда он раскрытой ладонью грел ей спину, тихонько поглаживая лопатки...
И мир был тогда спокоен и уравновешен, а сейчас словно громадную темную землю наклонили в одну сторону. И все в ее сознании смешалось: толпы людей, визг гармошки, окурки на цветочных клумбах, оскалившийся лев с примятой папиросой в зубах — все покатилось в клубящемся дыму дровяного склада...
А над этим, заглушая все ударами волн в распоротые доски, колыхалась прозрачная зелень воды, в которой качался труп в тяжелых ботинках с распущенными ременными шнурками... Казалось, это тело с раскинутыми циркулем ногами заслоняло теперь все, но изображение было словно на стекле, и сквозь него еще виднелась серая громада корабля, осевшая под тяжестью броневых плит, распаренные лица милиционеров и пустынные гулкие улицы... И она сама, почему-то одиноко сидящая у крайнего столба ограды незнакомого, чужого двора...
И, возможно, это был в самом деле сон — она открыла глаза и увидела Володьку. Нет, сначала она заметила совершенно незнакомого человека, который медленно спускался по ступеням лестницы, а потом уже догадалась, что это Володька... Он шел высокий, нескладный, в измятых брюках и белой рубашке, выбившейся из-за пояса. Его постригли наголо, и от этого он сразу превратился в большеротого растерянного мальчишку с длинной, худой шеей...
Подошел к ней, провел ладонью по голове и тихо сказал:
— Вот...
— Тебе идет,— торопливо ответила Шура, видя, как изменился он за эти несколько часов.
Но Володька еще был там, в той большой темной ком-нате, освещенной старинной люстрой с хрустальными подвесками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— Володька-а? Нашел?!
Она стремительно пробежала по дощатому трапу и бросилась на плечи Володьки, закружилась, хохоча:
— Я так и знала-а! Ты меня извини, что тогда тебя бро-сила-а! Перепугалась ужас — кругом дым, огонь...
— А я вот шел тут,— неуверенно проговорил Володька,— гляжу, а ты картошку чистишь. Так обрадовался...
— Значит, и не искал? — с чуть приметной обидой спросила она и потащила его с причала под насмешливые выкрики оскорбленных парней с буксира. У бухт с канатами они сбежали к морю и опустились на гальку, перевитую высохшими водорослями.
— Ты меня хоть вспоминал? — бросила она с нарочито беззаботным видом.— А хорошо тогда было... Чего ты в нашем городе? Ведь война. Многие уже ушли...
— А-а,— гневно вспыхнул Володька,— словно я никому и не нужен! Или пацан какой! Малолетка... В голове не укладывается! Война! А они...
— Ты это о чем? — удивлением наполнились ее глаза.
— Да все о том же! — воскликнул Володька.— Я туда, Я пода... Там капитан, там майор, и все точно сговорились...
И он, торопясь, гневно замолкая, рассказал ей о своих мытарствах по военкоматам и неизменных ответах на все его просьбы.
— Что ж теперь делать? — с отчаянием закончил Володька.— Гонят отовсюду, словно... Да я...— И совсем уже тихо: — второй день на четырех пирожках. Так и концы отдать можно. Без всякого фронта.
Она сидела на гальке, сдвинув ноги и поджав колени И подбородку. Глядела на него, наморщив лоб, не отры-паясь.
— Господи, какой же ты еще глупый,— наконец прошептала она без улыбки.
— Как это понимать? — подозрительно прищурился Володька.
Шура поднялась с земли, легким движением руки отряхнула платье и окинула Володьку чуть насмешливым ни лядом:
— Будем считать, что это я тебя нашла... Второй раз. Смотри, третьего раза может и не быть. Пошли, салага.
Капитан буксира молча выслушал Володьку, барабаня кончиками пальцев по туго натянутому верху белоснежной фуражки. Остроносое лицо его покраснело от. напряженной мысли. Он думал, прикрыв веки и, наконец, мотнул голо-иои:
— Нет.
- Ну, Иван Кириллович! — взмолилась Шура, прижимая ладони к груди,—миленький... Он же упрямый, как чурбан. Умрет без этого. Пожалуйста!
Нет, это невозможно,— вяло пробормотал капитан, не глядя на девушку.
- Да что он, царь и бог?! — с гордым пренебрежением сказал Володька, но голос его упал.— Майоры не смогли...
Он нащупал на. стуле свою кепчонку и сунул ее в карман пиджака, хмуро пробормотав:
- Я пошел... Ну вас совсем, ничего вы не понимаете. Только я все равно буду там, вы хоть на цепь меня посадите.
— Стой, парень,— в спину ему расстроенным голосом проговорил капитан.— Простым матросом ко мне пойдешь?
— Что это мне даст? — пожал плечами Володька. Капитан одобрительно ухмыльнулся:
— Есть работа — есть прописка. Оформлю за день. А там подавай заявление добровольцем в армию. У меня знакомый военком.
— А так можно? — недоверчиво спросил Володька, по отмякшему лицу капитана уже видя, что тот говорит не ради шутки.— Иван Кириллович, да я не то что простым матросом... Я у вас эти...
— Гальюны? — подсказал, догадавшись, капитан, и Володька радостно захохотал, любовно глядя на этого симпатичнейшего человека,
— Да я вам гальюны доведу до зеркального блеска! Просто так! Из-за уважения к вам!
— Но сначала я тебя накормлю,— перебила Шура.— Пошли в камбуз... Тебе повезло — осталось полведра компота...
Она решительно взяла Володьку за руку и вывела из каюты капитана.
Они остановились у старинной решетки особняка, в котором находился городской военкомат. Во дворе люди лежали на траве, сидели на примятой клумбе, ходили по замусоренным дорожкам. Каменные львы охраняли широкие ступени лестницы.
— Счастливо, Володя,—сказала Шура, зачем-то старательно застегивая на его шее воротничок рубашки.— Ни пуха... Вот ты своего и дождался.
— Я никогда не был так счастлив,— улыбнулся Володька, но голос его дрогнул от скрытой тревоги.— Ты будешь меня ждать?
— Иди.
Он тронул Шуру за плечо, словно хотел этим легким прикосновением задержаться возле нее хоть на какое-то мгновение, и, круто повернувшись, широкими шагами направился к лестнице, охраняемой каменными львами, в оскаленные зубы одного из них кто-то воткнул примятую папиросу...
Двор военкомата продолжал шуметь. Люди курили, спорили, бездумно бродили из угла в угол, а где-то смеялись и визгливо пиликала гармошка в неумелых пьяных руках...
Это все было так для нее незнакомо и непривычно. Не верилось, что еще недавно яростно светило солнце, били
в берег волны и, хохоча, она убегала по жаркому песку от нескладного смешного парня в длинных, до колен, трусах, раскрашенного красной и синей глиной.
Она видела его смущенные глаза, как он исподтишка, робко рассматривал ее и отворачивался в сторону, подбрасывая в воздух мокрые камушки. Чувствовала его твердое плечо и его руку, когда он раскрытой ладонью грел ей спину, тихонько поглаживая лопатки...
И мир был тогда спокоен и уравновешен, а сейчас словно громадную темную землю наклонили в одну сторону. И все в ее сознании смешалось: толпы людей, визг гармошки, окурки на цветочных клумбах, оскалившийся лев с примятой папиросой в зубах — все покатилось в клубящемся дыму дровяного склада...
А над этим, заглушая все ударами волн в распоротые доски, колыхалась прозрачная зелень воды, в которой качался труп в тяжелых ботинках с распущенными ременными шнурками... Казалось, это тело с раскинутыми циркулем ногами заслоняло теперь все, но изображение было словно на стекле, и сквозь него еще виднелась серая громада корабля, осевшая под тяжестью броневых плит, распаренные лица милиционеров и пустынные гулкие улицы... И она сама, почему-то одиноко сидящая у крайнего столба ограды незнакомого, чужого двора...
И, возможно, это был в самом деле сон — она открыла глаза и увидела Володьку. Нет, сначала она заметила совершенно незнакомого человека, который медленно спускался по ступеням лестницы, а потом уже догадалась, что это Володька... Он шел высокий, нескладный, в измятых брюках и белой рубашке, выбившейся из-за пояса. Его постригли наголо, и от этого он сразу превратился в большеротого растерянного мальчишку с длинной, худой шеей...
Подошел к ней, провел ладонью по голове и тихо сказал:
— Вот...
— Тебе идет,— торопливо ответила Шура, видя, как изменился он за эти несколько часов.
Но Володька еще был там, в той большой темной ком-нате, освещенной старинной люстрой с хрустальными подвесками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61