В столовой с закупоренными окнами, провонявшейся черемшой, было жарко и противно — нечем дышать, Шура ополаскивала кипятком громадные бочки, выносила в бачках помои, посыпала дорожку к уборной речным песком. Вконец измучившись, с трудом дождалась смены и пошла домой.
Город казался пустынным, редкие прохожие стучали каблуками па тротуарам да иногда проносились грузовики. Предгрозовая духота задавила все живое, заставила людей попрятаться по домам, закрыть наглухо ставни, выключить репродукторы. Лаяли встревоженные собаки. Иногда солнце пробивалось сквозь тучи и как-то вдруг, сразу озаряло большой кусок земли белесым неожиданным
светом.Шура свернула за угол забора и тут увидела сидящую под телеграфным столбом женщину.
Она сидела, странно раскинув толстые, обернутые тряпьем ноги, согнув дугой спину и опустив голову на грудь, словно положив ее на вздувшуюся телогрейку. Ботинки на деревянных подошвах лежали носками друг к другу, скрученные шнурки их змеились в пыли.
— Эй, — тихо позвала Шура. — Вам что, плохо? Сейчас дождь будет...
Женщина медленно подняла голову.
— Хлеба нет? Или пару картошек... На мои ботинки. От эшелона отстала... Ты бери ботинки. Воронеж наши освободили... Домой надо...
Шура уже и так все поняла. Она иногда встречала таких людей. Видела их на базаре, у станции. Их ссаживали с крыш вагонов, снимали с подножек. Они разбредались по путям, грязные, оборванные, движимые, как птицы, только одним инстинктом, одной идеей — во что бы то ни стало вернуться домой. Не было в мире преграды, способной.удержать на месте людей, помешанных на запахах родной земли, одержимых неистовой мечтой тронуть рукой пепел сожженной хаты, вколотить первый ржавый гвоздь, найти в овраге сломанный плуг и ступить босыми ногами, в рыхлую борозду...
Шура боялась их, они пугали ее своей нездешностью и то же время притягивали. Ей казалось, что в их и ее судьбах есть что-то общее...
Эти люди где-то имели крыши над головами, хлебные карточки, работу, но при первом же известии об освобождении родных мест трогались в дорогу самовольно, без вызовов и пропусков. Они попадали в больницы, их лечили в железнодорожных стационарах, прикрепляли к столовым...
Их безрассудное движение на всем, что катилось, ехало или плыло вперед к родным местам, напоминало ей исступленный ход нерестящей рыбы, которая, обдирая.о камни слюдяную чешую, с окровавленными жабрами идет против течения, выискивая среди сотен речных запахов запахи родовых нерестилищ...
Может быть, Шура не остановилась бы возле женщины, но так сегодня гнетуще и душно парил день, так зло и ослепительно сверкало на горизонте... А солнце то озаряло светом улицу, то она пряталась в тени туч, и тогда ветер гнал по пустынной дороге мусор и летящие большими скачками комья бумаги...
— Мне бы что пожевать... А там я пойду дальше... Воронеж освободили... Огород копать надо... Цела ли хата?
Шура помогла ей подняться и повела к своему дому. В квартире никого не было. Посадила женщину за стол и бросилась на кухню. Она знала, что у нее самой есть нечего. Но, может быть, найдется у Тоськи, у капитана?! Напрасно Шура заглядывала в кастрюли, выдвигала ящики, смотрела на полках, везде было пусто, хоть шаром покати.
Женщина сидела молча, с безучастным видом, вперив взгляд в клеенку. Шуре казалось, что она сейчас качнется и свалится с табуретки на пол.
— Я найду! Найду! — закричала Шура. — Вы подождите немного... Я быстро!
Она выбежала из дома и торопливо зашагала к столовой.Она знала, что дверь закрывается изнутри на крючок, но можно сбросить его, просунув в щель тонкую щепку. Нашла дощечку и, оглянувшись по. сторонам, торопливо застучала ею по железу, пока в тишине не скрипнули дверные петли.
Она осторожно вошла в полутемный коридор и, придерживаясь за стену, зашагала вдоль него, замирая у дверей, ведущих на кухню, за которыми слышалось шипение пара, голоса и стук поленьев.
«Господи, хоть бы не попасться», — подумала она, остановившись у кладовой.Ей повезло, только что была заправка баланды, и на кухню выкатили бочку с черемшой, оставив кладовку открытой. Шура скользнула в дверь и, попав в темноту, остановилась, разводя руками, как слепая, потом свернула направо, туда, где была рыба. Глаза уже привыкли и стали различимы ряды бочек и тюки. Кислый запах ударил из угла. Шура пошла на него. Отвернув лицо от бьющей из бочки вони, она начала руками доставать скользкую мелкую рыбешку и торопливо засовывать ее за пазуху. Рыба просыпалась сквозь пальцы, падала на пол, скользя по ногам. Шура почувствовала, как возле пояса, по голому телу, побежал холод и платье провисло под мокрой тяжестью. И тут стукнула дверь, щелкнул громко, как выстрел, ыключатель, и под потолком вспыхнула пыльная лампочка. ура рванулась в сторону, прижалась к стене и расширеными от ужаса глазами посмотрела на вошедшего Злого арлу и раздатчицу в белом халате. Ни слова не говоря, орбун подошел к девушке, звеня своим кавказским ремем с набором, кинжальчиков и сердечек, взял ее за руку потащил из кладовой.
В коридоре Шура уперлась ногами, слабо рванула ру-у, крепко стиснутую пальцами Злого Карлы, и вскрикнула:
— Не надо... отпустите, прошу вас!..
— Ах ты ж, тварь такая! — закричала раздатчица. — ак ты не лопнешь от этой рыбы?! Как тебя, бесстыжую,емля носит?!
На шум открывались двери в коридор и выглядывали одсобницы и повара.Горбун втолкнул Щуру в зал столовой, в которой сре-и чада подгоревшего смальца, запаха черемши, в гаме голосов торопливо хлебали баланду чумазые кочегары, стрелочники и машинисты в замасленных пиджаках.
— Товарищи! — бледный от волнения горбун привсхал на цыпочки и поднял руку. — Товарищи-и!
Шум постепенно затих, и все обернулись от своих столиков. Горбун вздохнул, набирая в грудь воздуха, чтобы прокричать дальше, но вдруг опустил руку и только тихо
произнес:
— Вот... вы проклинаете -нас за эту баланду... Хотя бы и такой, но погуще да больше... Разве мы не понимаем? Да только не все... Есть еще такие. Смотрите!
Он рванул на Шуре пояс и на кафельный пол из-под платья полетели смятые тусклые рыбешки. Они легли у стоптанных ботинок девушки неровной грудкой, присыпанные солью, словно грязным слюдяным блеском. На мешковине проступило мокрое пятно.
— Отойди! — маленькой, но жесткой рукой горбун оттолкнул девушку в сторону и, с трудом опустившись на корточки, стал бережно собирать в ладонь разбросанные рыбешки.
Столовая молчала. Было очень тихо, лишь иногда звякала о тарелку брошенная ложка, да стало слышно, как ругались на кухне.
— Это же я не для себя, — сказала Шура. — Человек с голоду умирает... Не для себя, честное слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Город казался пустынным, редкие прохожие стучали каблуками па тротуарам да иногда проносились грузовики. Предгрозовая духота задавила все живое, заставила людей попрятаться по домам, закрыть наглухо ставни, выключить репродукторы. Лаяли встревоженные собаки. Иногда солнце пробивалось сквозь тучи и как-то вдруг, сразу озаряло большой кусок земли белесым неожиданным
светом.Шура свернула за угол забора и тут увидела сидящую под телеграфным столбом женщину.
Она сидела, странно раскинув толстые, обернутые тряпьем ноги, согнув дугой спину и опустив голову на грудь, словно положив ее на вздувшуюся телогрейку. Ботинки на деревянных подошвах лежали носками друг к другу, скрученные шнурки их змеились в пыли.
— Эй, — тихо позвала Шура. — Вам что, плохо? Сейчас дождь будет...
Женщина медленно подняла голову.
— Хлеба нет? Или пару картошек... На мои ботинки. От эшелона отстала... Ты бери ботинки. Воронеж наши освободили... Домой надо...
Шура уже и так все поняла. Она иногда встречала таких людей. Видела их на базаре, у станции. Их ссаживали с крыш вагонов, снимали с подножек. Они разбредались по путям, грязные, оборванные, движимые, как птицы, только одним инстинктом, одной идеей — во что бы то ни стало вернуться домой. Не было в мире преграды, способной.удержать на месте людей, помешанных на запахах родной земли, одержимых неистовой мечтой тронуть рукой пепел сожженной хаты, вколотить первый ржавый гвоздь, найти в овраге сломанный плуг и ступить босыми ногами, в рыхлую борозду...
Шура боялась их, они пугали ее своей нездешностью и то же время притягивали. Ей казалось, что в их и ее судьбах есть что-то общее...
Эти люди где-то имели крыши над головами, хлебные карточки, работу, но при первом же известии об освобождении родных мест трогались в дорогу самовольно, без вызовов и пропусков. Они попадали в больницы, их лечили в железнодорожных стационарах, прикрепляли к столовым...
Их безрассудное движение на всем, что катилось, ехало или плыло вперед к родным местам, напоминало ей исступленный ход нерестящей рыбы, которая, обдирая.о камни слюдяную чешую, с окровавленными жабрами идет против течения, выискивая среди сотен речных запахов запахи родовых нерестилищ...
Может быть, Шура не остановилась бы возле женщины, но так сегодня гнетуще и душно парил день, так зло и ослепительно сверкало на горизонте... А солнце то озаряло светом улицу, то она пряталась в тени туч, и тогда ветер гнал по пустынной дороге мусор и летящие большими скачками комья бумаги...
— Мне бы что пожевать... А там я пойду дальше... Воронеж освободили... Огород копать надо... Цела ли хата?
Шура помогла ей подняться и повела к своему дому. В квартире никого не было. Посадила женщину за стол и бросилась на кухню. Она знала, что у нее самой есть нечего. Но, может быть, найдется у Тоськи, у капитана?! Напрасно Шура заглядывала в кастрюли, выдвигала ящики, смотрела на полках, везде было пусто, хоть шаром покати.
Женщина сидела молча, с безучастным видом, вперив взгляд в клеенку. Шуре казалось, что она сейчас качнется и свалится с табуретки на пол.
— Я найду! Найду! — закричала Шура. — Вы подождите немного... Я быстро!
Она выбежала из дома и торопливо зашагала к столовой.Она знала, что дверь закрывается изнутри на крючок, но можно сбросить его, просунув в щель тонкую щепку. Нашла дощечку и, оглянувшись по. сторонам, торопливо застучала ею по железу, пока в тишине не скрипнули дверные петли.
Она осторожно вошла в полутемный коридор и, придерживаясь за стену, зашагала вдоль него, замирая у дверей, ведущих на кухню, за которыми слышалось шипение пара, голоса и стук поленьев.
«Господи, хоть бы не попасться», — подумала она, остановившись у кладовой.Ей повезло, только что была заправка баланды, и на кухню выкатили бочку с черемшой, оставив кладовку открытой. Шура скользнула в дверь и, попав в темноту, остановилась, разводя руками, как слепая, потом свернула направо, туда, где была рыба. Глаза уже привыкли и стали различимы ряды бочек и тюки. Кислый запах ударил из угла. Шура пошла на него. Отвернув лицо от бьющей из бочки вони, она начала руками доставать скользкую мелкую рыбешку и торопливо засовывать ее за пазуху. Рыба просыпалась сквозь пальцы, падала на пол, скользя по ногам. Шура почувствовала, как возле пояса, по голому телу, побежал холод и платье провисло под мокрой тяжестью. И тут стукнула дверь, щелкнул громко, как выстрел, ыключатель, и под потолком вспыхнула пыльная лампочка. ура рванулась в сторону, прижалась к стене и расширеными от ужаса глазами посмотрела на вошедшего Злого арлу и раздатчицу в белом халате. Ни слова не говоря, орбун подошел к девушке, звеня своим кавказским ремем с набором, кинжальчиков и сердечек, взял ее за руку потащил из кладовой.
В коридоре Шура уперлась ногами, слабо рванула ру-у, крепко стиснутую пальцами Злого Карлы, и вскрикнула:
— Не надо... отпустите, прошу вас!..
— Ах ты ж, тварь такая! — закричала раздатчица. — ак ты не лопнешь от этой рыбы?! Как тебя, бесстыжую,емля носит?!
На шум открывались двери в коридор и выглядывали одсобницы и повара.Горбун втолкнул Щуру в зал столовой, в которой сре-и чада подгоревшего смальца, запаха черемши, в гаме голосов торопливо хлебали баланду чумазые кочегары, стрелочники и машинисты в замасленных пиджаках.
— Товарищи! — бледный от волнения горбун привсхал на цыпочки и поднял руку. — Товарищи-и!
Шум постепенно затих, и все обернулись от своих столиков. Горбун вздохнул, набирая в грудь воздуха, чтобы прокричать дальше, но вдруг опустил руку и только тихо
произнес:
— Вот... вы проклинаете -нас за эту баланду... Хотя бы и такой, но погуще да больше... Разве мы не понимаем? Да только не все... Есть еще такие. Смотрите!
Он рванул на Шуре пояс и на кафельный пол из-под платья полетели смятые тусклые рыбешки. Они легли у стоптанных ботинок девушки неровной грудкой, присыпанные солью, словно грязным слюдяным блеском. На мешковине проступило мокрое пятно.
— Отойди! — маленькой, но жесткой рукой горбун оттолкнул девушку в сторону и, с трудом опустившись на корточки, стал бережно собирать в ладонь разбросанные рыбешки.
Столовая молчала. Было очень тихо, лишь иногда звякала о тарелку брошенная ложка, да стало слышно, как ругались на кухне.
— Это же я не для себя, — сказала Шура. — Человек с голоду умирает... Не для себя, честное слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61