Глубокие следы от их ботинок заполняла вода, дымящаяся от ударов тяжелых капель...
Володька прошел совсем рядом, не замечая ее, и тогда Шура тихо позвала:
— Володя?..
Он остановился, растерянно оглянулся и увидел ее.
— Ты что тут делаешь?
— Так... сижу.
— Почему?!
— Умираю.
— Не надо, Шурок... Ты это.брось! Зачем?!
— Сил нету больше, Володя. Сколько дней иду, и не знаю куда. Ничего не ела сегодня. Ну зачем мне такие страдания? Ну, не будет на свете меня... Так что? Ничего не изменится... А мне станет легче...
Он опустился рядом с ней и заглянул в лицо.
— Ты вся замерзла? Дай твои руки...
— Что ты? Мне жарко...
Он стал оттирать ее ладони, дышать на них, и она почувствовала холодок озноба, тронувший ее тело.
— А. теперь встань и иди,— сказал он.— Тут неподалеку дорога на станцию. Иди...
— А ты?—жалобно спросила она.
— Я не могу,— ответил он и, беспомощно посмотрев на нее, перевел взгляд на серые фигуры, возникающие в дожде.— Мнев другую сторону...
— Мы еще увидимся? Ты скажи точно... Ты знаешь, как трудно надеяться, но все-таки... Иначе не выдержать...
— Конечно,—обрадованно сказал Володька.— Я приду, а тебя нету... Меня без тебя убьют... я знаю.
— Да,—прошептала Шура.—Надо идти... надо... надо идти..
Шура стала-рукой искать отброшенный ватник,словно слепая, шаря пальцами по траве. Закусив губу, натянула холодную, леденящую одежду. С трудом поднялась и зашаталась, не чувствуя ног, не в силах сделать шага...
Надо идти... надо... надо... Дождь струился по лицу, заливал глаза. Она вырвала из грязи калоши и ступила вперед. Качнулась, удержалась на ногах и медленно пошла по дороге, оставляя за собой черное поле и покосившееся раздетое чучело, похожее на крест...
Потом дорога почему-то окончилась. Она, словно река, влилась в травянистое болото и растворилась среди кустарника и деревьев. Шура зашагала напрямую. Она продиралась сквозь ветки, проваливалась в мох по колени, но шла упрямо, не сворачивая в сторону.
Так оказалась на широкой поляне. Танковые гусеницы содрали с нее травяной покров, исчертив кривыми полосами во всех направлениях. Под голым деревом стояла небольшая зеленая пушка с помятым щитком. Раскинув вонзившиеся в землю тонкие ноги, она протягивала хищно вытянутый ствол, нацеленный на развороченную поляну. Два сожженных танка высились на опушке.
Шура обошла пушку и увидела свежую могилу. Земля на холме чуть осела и струи дождя изрезали ее змеящимися крошечными оврагами. Тихо и пустынно было вокруг. Шлепал дождь, шуршали последние листья на ветках деревьев. Словно свежеокрашенная, блестела пушка. Капли барабанили по ее изувеченному щиту. Где-то кричала одинокая птица. Шура переступила через могилу и пошла, прямо к тем двум молчаливым силуэтам, торчащим на середине поляны. Она приближалась к черным танкам, и они вырастали из пелены дождя, словно надвигаясь на нее.
Вот так они шли и на тех... на наших... у пушки...
Тронутые ржавчиной, лежали на земле перебитые гусеницы. Пахло железом и горелой резиной. Ствол орудия уткнулся в лужу..Шура заглянула в-откинутый люк. Оттуда дышало погребным холодом и чем-то тухлым.
— А этих не похоронили...
Птица все кричала. Ляпал по броне дождь. Какое-то мокрое тряпье валялось у ствола орудия, пившего воду из болотной лужи... Может, то был человек, которого медленно засасывала земля...
Она долго ходила по поляне, смотря себе под ноги, пока не нашла в траве кусок грязного брезента. Дрожа от холода, с трудом перепилила его пополам о рваный край железа. Потом сняла кадоши и обмотала брезентом ле-
дяные ступни. Натянула на голову ватник и, плотнее запахнув его полы, снова пошла вперед.
Ей казалось, что она идет по следам Володьки. Где-то рядом, совсем близко, шагает Володя со своей деревянной винтовкой, и дождь барабанит по стальной каске, как по железной крыше...
Она видела обломанные деревья, глубокие колеи, выдавленные в траве. Здесь шел он. Так же цеплялся руками за ветки. Грел на ходу холодные пальцы, засовывая их под мышки...
Хоть бы остановился на минуту, подождал ее... Нет же больше сил. Говорил, что где-то дорога на станцию... Где. же она?! Володя-я-я...
Она была готова закричать от отчаяния. Этому лесу не было конца. Раскисшие брезентовые тряпки волочились за ней, выбившись из. калош. Она казалась горбатой из-за натянутого на волосы ватника. Рукава начинались где-то возле головы, заканчиваясь у локтей, обнажая худые руки, покрытые цыпками, в разводах грязи.
Среди деревьев показался человек в шинели. Шура обхватила ствол, прижалась щекой к коре и заплакала, чувствуя, как тяжесть обмякшего тела размыкает стиснутые пальцы и клонит ее в сторону.
— Володя-я,— негромко позвала она и стала падать навзничь, царапая ногтями осиновую кору...
Очнулась Шура в темноте. За маленьким зарешечен-ньм окном чуть светились звезды. Она лежала на каких-то мешках, укрытая толстым брезентом и одеялом. Она шевельнулась и, вытягивая руки, вдруг коснулась пальцами теплой кожи живота. И с испугом поняла, что раздета догола. На ней не было ничего. Она тревожно замерла, прислушиваясь к звукам. Было удивительно тихо. Одеяло, наброшенное поверх брезента, пахло махоркой и мужским потом.
Спустя немного времени послышались чавкающие в грязи шаги. Люди остановились рядом, и один из чних со злой усталостью матерно выругался...
— ...Сгнием тут, Петр Иванович. Ну куда мы с такой машиной?
— Я этого шофера,— с угрозой ответил второй, наверно, Петр Иванович,— застрелил бы собственной рукой...
— А он уже далеко... Ему ваши слова, извините за выражение, до фени...
— Может быть,—перебил звонко Петр Иванович,— вы, тоже мечтаете драпануть?
— Может быть,—уклончиво ответил первый.— А что? Дело наше пропащее... Сунем в машину ком пакли с бензином и айда...
— Нет уж,— помолчав, ответил Петр Иванович,— я лучше сам застрелюсь.
— Что-то вы сегодня расстрелялись,— угрюмо засмеялся первый и стал громко, с надсадным завыванием, кашлять.—Тьфу ты, напасть... Спать пошли. Вы полезайте в кузов, а я в кабинке покараулю.
— Девчонка там,— неуверенно сказал Петр Иванович.
— Ну так что?—весело произнес первый.— С девкой теплее... Вещички-то ее заберете?
— Высохли?
— Да что вы?! Им сохнуть... — Пусть висят...
Скрипнула дверь, и в темноте прорезался длинный прямоугольник, в котором засветились звезды и возник черный силуэт человека. Что-то бормоча неслышное, он опустился на колени и пополз к Шуре, посверкивая стеклами очков. Девушка вцепилась пальцами в края брезента, и когда чужие руки зашарили- по ее плечам, с силой выпрямила согнутые ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Володька прошел совсем рядом, не замечая ее, и тогда Шура тихо позвала:
— Володя?..
Он остановился, растерянно оглянулся и увидел ее.
— Ты что тут делаешь?
— Так... сижу.
— Почему?!
— Умираю.
— Не надо, Шурок... Ты это.брось! Зачем?!
— Сил нету больше, Володя. Сколько дней иду, и не знаю куда. Ничего не ела сегодня. Ну зачем мне такие страдания? Ну, не будет на свете меня... Так что? Ничего не изменится... А мне станет легче...
Он опустился рядом с ней и заглянул в лицо.
— Ты вся замерзла? Дай твои руки...
— Что ты? Мне жарко...
Он стал оттирать ее ладони, дышать на них, и она почувствовала холодок озноба, тронувший ее тело.
— А. теперь встань и иди,— сказал он.— Тут неподалеку дорога на станцию. Иди...
— А ты?—жалобно спросила она.
— Я не могу,— ответил он и, беспомощно посмотрев на нее, перевел взгляд на серые фигуры, возникающие в дожде.— Мнев другую сторону...
— Мы еще увидимся? Ты скажи точно... Ты знаешь, как трудно надеяться, но все-таки... Иначе не выдержать...
— Конечно,—обрадованно сказал Володька.— Я приду, а тебя нету... Меня без тебя убьют... я знаю.
— Да,—прошептала Шура.—Надо идти... надо... надо идти..
Шура стала-рукой искать отброшенный ватник,словно слепая, шаря пальцами по траве. Закусив губу, натянула холодную, леденящую одежду. С трудом поднялась и зашаталась, не чувствуя ног, не в силах сделать шага...
Надо идти... надо... надо... Дождь струился по лицу, заливал глаза. Она вырвала из грязи калоши и ступила вперед. Качнулась, удержалась на ногах и медленно пошла по дороге, оставляя за собой черное поле и покосившееся раздетое чучело, похожее на крест...
Потом дорога почему-то окончилась. Она, словно река, влилась в травянистое болото и растворилась среди кустарника и деревьев. Шура зашагала напрямую. Она продиралась сквозь ветки, проваливалась в мох по колени, но шла упрямо, не сворачивая в сторону.
Так оказалась на широкой поляне. Танковые гусеницы содрали с нее травяной покров, исчертив кривыми полосами во всех направлениях. Под голым деревом стояла небольшая зеленая пушка с помятым щитком. Раскинув вонзившиеся в землю тонкие ноги, она протягивала хищно вытянутый ствол, нацеленный на развороченную поляну. Два сожженных танка высились на опушке.
Шура обошла пушку и увидела свежую могилу. Земля на холме чуть осела и струи дождя изрезали ее змеящимися крошечными оврагами. Тихо и пустынно было вокруг. Шлепал дождь, шуршали последние листья на ветках деревьев. Словно свежеокрашенная, блестела пушка. Капли барабанили по ее изувеченному щиту. Где-то кричала одинокая птица. Шура переступила через могилу и пошла, прямо к тем двум молчаливым силуэтам, торчащим на середине поляны. Она приближалась к черным танкам, и они вырастали из пелены дождя, словно надвигаясь на нее.
Вот так они шли и на тех... на наших... у пушки...
Тронутые ржавчиной, лежали на земле перебитые гусеницы. Пахло железом и горелой резиной. Ствол орудия уткнулся в лужу..Шура заглянула в-откинутый люк. Оттуда дышало погребным холодом и чем-то тухлым.
— А этих не похоронили...
Птица все кричала. Ляпал по броне дождь. Какое-то мокрое тряпье валялось у ствола орудия, пившего воду из болотной лужи... Может, то был человек, которого медленно засасывала земля...
Она долго ходила по поляне, смотря себе под ноги, пока не нашла в траве кусок грязного брезента. Дрожа от холода, с трудом перепилила его пополам о рваный край железа. Потом сняла кадоши и обмотала брезентом ле-
дяные ступни. Натянула на голову ватник и, плотнее запахнув его полы, снова пошла вперед.
Ей казалось, что она идет по следам Володьки. Где-то рядом, совсем близко, шагает Володя со своей деревянной винтовкой, и дождь барабанит по стальной каске, как по железной крыше...
Она видела обломанные деревья, глубокие колеи, выдавленные в траве. Здесь шел он. Так же цеплялся руками за ветки. Грел на ходу холодные пальцы, засовывая их под мышки...
Хоть бы остановился на минуту, подождал ее... Нет же больше сил. Говорил, что где-то дорога на станцию... Где. же она?! Володя-я-я...
Она была готова закричать от отчаяния. Этому лесу не было конца. Раскисшие брезентовые тряпки волочились за ней, выбившись из. калош. Она казалась горбатой из-за натянутого на волосы ватника. Рукава начинались где-то возле головы, заканчиваясь у локтей, обнажая худые руки, покрытые цыпками, в разводах грязи.
Среди деревьев показался человек в шинели. Шура обхватила ствол, прижалась щекой к коре и заплакала, чувствуя, как тяжесть обмякшего тела размыкает стиснутые пальцы и клонит ее в сторону.
— Володя-я,— негромко позвала она и стала падать навзничь, царапая ногтями осиновую кору...
Очнулась Шура в темноте. За маленьким зарешечен-ньм окном чуть светились звезды. Она лежала на каких-то мешках, укрытая толстым брезентом и одеялом. Она шевельнулась и, вытягивая руки, вдруг коснулась пальцами теплой кожи живота. И с испугом поняла, что раздета догола. На ней не было ничего. Она тревожно замерла, прислушиваясь к звукам. Было удивительно тихо. Одеяло, наброшенное поверх брезента, пахло махоркой и мужским потом.
Спустя немного времени послышались чавкающие в грязи шаги. Люди остановились рядом, и один из чних со злой усталостью матерно выругался...
— ...Сгнием тут, Петр Иванович. Ну куда мы с такой машиной?
— Я этого шофера,— с угрозой ответил второй, наверно, Петр Иванович,— застрелил бы собственной рукой...
— А он уже далеко... Ему ваши слова, извините за выражение, до фени...
— Может быть,—перебил звонко Петр Иванович,— вы, тоже мечтаете драпануть?
— Может быть,—уклончиво ответил первый.— А что? Дело наше пропащее... Сунем в машину ком пакли с бензином и айда...
— Нет уж,— помолчав, ответил Петр Иванович,— я лучше сам застрелюсь.
— Что-то вы сегодня расстрелялись,— угрюмо засмеялся первый и стал громко, с надсадным завыванием, кашлять.—Тьфу ты, напасть... Спать пошли. Вы полезайте в кузов, а я в кабинке покараулю.
— Девчонка там,— неуверенно сказал Петр Иванович.
— Ну так что?—весело произнес первый.— С девкой теплее... Вещички-то ее заберете?
— Высохли?
— Да что вы?! Им сохнуть... — Пусть висят...
Скрипнула дверь, и в темноте прорезался длинный прямоугольник, в котором засветились звезды и возник черный силуэт человека. Что-то бормоча неслышное, он опустился на колени и пополз к Шуре, посверкивая стеклами очков. Девушка вцепилась пальцами в края брезента, и когда чужие руки зашарили- по ее плечам, с силой выпрямила согнутые ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61