! Ты ж у нас даже не прописан!
— Так мой дом... за семьсот километров,— начал было Володька, но капитан пришлепнул по столу ладонью.
— Ну и марш! Билет тебе достать?I Езжай домой! И по месту жительства...
— Буду я время терять,— упрямо проговорил Володька.— Туда-сюда...
— Будешь! — отрезал капитан,— как миленький! Или я тебя просто сдам в милицию. Как бродягу! Ясно?!
— Нет,— хмуро покачал головой Володька.
— А именно?! — грозно приподнялся из-за стола капитан.
— Война идет, а вы...— тихо упрекнул его Володька.— Я ж не в дом отдыха прошусь... Пожалуйста, товарищ капитан.
— Таких, как ты,— капитан ткнул пальцем в сторону пина,— тысячи... Должен быть порядок! Есть мобилизационные планы! Езжай домой... Мать, отец?
— Мать... Отца нет, умер,
— Пожалей мать. Ведь одна. Когда надо — тебя призовут. Топай, парень. Не отрывай время...
Володька пробрался по коридору, забитому людьми, вылез на крыльцо, отерев со лба пот рукавом пиджака. Завидев его, парни приумолкли..
— Писаря-я! — выдавил из себя Володька,— что они понимают?!
— Куда ж ты теперь, хлопец?
— Да что, один, тут военкомат?! Не везде же такие капитаны?! Концы найде-е-ем...
За день он успел простоять в очереди еще к одному капитану из райвоенкомата. И хотя атот был совсем не похож на первого, он, как и тот, отослал Володьку домой: «Езжай немедленно! Тут тебе делать нечего! Залезай на крышу вагона, лезь в угольный ящик, но чтобы духа твоего в городе не было... Военное время, а ты, парень, без прописки!»
Расстроенный, Володька вновь вернулся на вокзал. Место его в углу зала ожидания было уже кем-то занято, и он переночевал под дубовой лавкой, кинув под,щеку, вместо подушки, кепчонку. Проснулся от голодных спазм в желудке. Открыл глаза и увидел ряд ног. И услышал над собой бубнящие голоса — мужской и женский. Сквозь щели шли дурманящие сладкие запахи разваренной курицы и теплого хлеба.
Володька вылез из-под лавки и поплелся в туалет умываться. Выбил пыль из одежды, причесал взлохмаченные волосы, насосался из крана холодной воды до одури и пошел с вокзала,,,выспрашивая у встречных дорогу к следующему военкомату. На углу улицы выскреб из кармана мелочишку, пересчитал и купил у лоточницы пару пирожков с ливером. Медленно жевал пахучее тесто, стоя в молчаливой толпе под черным раструбом репродуктора. Советское информационное бюро сообщало: «...Под натиском превосходящих сил... Временно оставили... Города...»
День начинался со скорбных известий, вызывающих чувство ненависти к тем, кто жег города, бомбил мирные села. Недоумение читалось на замкнутых лицах слушающих радио: «Как же так?! Когда же сокрушительным и беспощадным ударом...?! Что случилось... и почему?!»
День начинался легким комариным жужжанием еще невидимых самолетов и захлебывающимся лаем полуавтоматов на военных кораблях, суетой сердито покрикивающих дружинников с белыми повязками на руках, загоняющих людей в подворотни и подвалы, оборудованные под бомбоубежища. Ясное небо залепливали белые пухлые клубы
зенитных разрывов, словно об голубое стекло небосвода разбивались мягко слепленные снежки.
И снова была длиннющая очередь к двери военкома-говского кабинета, и на этот раз пожилой майор долго и Наставительно, точно учитель, втолковывал Володьке о не-законности и легкомысленности его просьбы. А Володька уже тупо смотрел поверх его лысой головы в раскрытое окно и видел двор, забитый людьми, телегами и пыльными Машинами с горластыми сержантами, что-то выкрикивающими из кузовов по трепещущим на ветру спискам.
— Ты что, паренек, плохо себя чувствуешь? — неожиданно спросил майор, на полуслове прервав свои нотации.
— Нет, чего там,— пожал плечами Володька,— так примете?
— Иди,— махнул рукой майор, устало улыбнувшись,— ишь, каменный... Когда потребуешься — сами позовем.
И Володька снова вышел на улицу города, бездумно поплелся куда глаза глядят. Солнце припекало, каблуки ботинок мягко утопали в расплавленный асфальт. Чуть подташнивало от голода. И на сердце было тоскливо — белый свет не мил. «Возвращаться домой?! А там ребята все уже и серых шинелях, с оружием в руках. И придет он, Володька, с юга, как с курорта... А ведь тут ближе к фронту, чем там... Вон корабли в порту... Миноносцы и торпедные катера. Только что отстрелялись, матросы банят стволы пушек щетками... Мужская работа. Война...»
Володька протиснулся между отогнутыми прутьями железной ограды и потащился по причалам мимо громадных пирамид бочек, штабелей зеленых ящиков и бухт, тронутой ржавчиной колючей проволоки. Мимо него по доскам грузчики катили одноколесные тачки, громко покрикивая: «Эй, сторони-и-сь... Зашибу-у! Клювастые краны поднимали над корабельными палубами машины-полуторки, и они записали в воздухе, медленно вращаясь на троссах, растопы-рив колеса, обутые в новые скаты. По сходням, сколоченным из шпал, осторожно, судорожно подергиваясь, двигались к черной дыре трюма свежеокрашенные танки, звякая наборными лентами гусениц. Все это двигалось, нака-тывалось, падало на Володьку, он словно бы всему мешал, со всех сторон на него кричали, гудели, били в колокола, дзинькали звонками. Совсем, запутавшись, парень выбрался из складских лабиринтов и вышел к чистому причалу. Одинокие буксиры и катера терлись боками о каменные стенки. Белая замусоренная пена выплескивалась на
гладкий бетон и разливалась в тонкое стекло с темными усиками от шевелящихся камешков. Вольный ветер шел с моря порывами. Володька выбрал место возле канатных бухт, устроился поудобнее и прикрыл веки, с наслаждением подставив лицо солнцу. Он незаметно уснул, прижавшись щекой к толстым веревкам, источавшим запах смолы. Сколько спал, он понять не мог, но.-когда пробудился, то небо уже наливалось вечерней синевой.
Володька поднялся и побрел по бетонному обрезу, бездумно разглядывая качающиеся на волнах катера и шлюпки. На палубе буксира он увидел парней в тельняшках и-накинутых на плечи матросских бушлатах, окруживших сидящую на табуретке девчонку. Возле ее ног стоял большой медный бак с водой, куда с бульканьем падали быстро очищенные картофелины.
Володька так удивленно и замер, узнав в ней свою знакомую... Как ее звать? Да, Шура, ну точно... Шурка с ее выгоревшими летящими на ветру волосами,, ситцевым платьицем, выцветшим почти добела и ловкими загорелыми руками. Парни гоготали, слушая ее.
Заметив на причале остановившуюся фигуру, девчонка задорно .прокричала:
— Эй! Чужие разговоры слушать вредно-о!
— Давай проваливай! — загудели парни.—Чего столбом... Давай! Чеши дальше!
— Да это я,— сказал Володька.— Не узнаешь, Шура? Девчонка перешагнула через медный бак и подошла к корме буксира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— Так мой дом... за семьсот километров,— начал было Володька, но капитан пришлепнул по столу ладонью.
— Ну и марш! Билет тебе достать?I Езжай домой! И по месту жительства...
— Буду я время терять,— упрямо проговорил Володька.— Туда-сюда...
— Будешь! — отрезал капитан,— как миленький! Или я тебя просто сдам в милицию. Как бродягу! Ясно?!
— Нет,— хмуро покачал головой Володька.
— А именно?! — грозно приподнялся из-за стола капитан.
— Война идет, а вы...— тихо упрекнул его Володька.— Я ж не в дом отдыха прошусь... Пожалуйста, товарищ капитан.
— Таких, как ты,— капитан ткнул пальцем в сторону пина,— тысячи... Должен быть порядок! Есть мобилизационные планы! Езжай домой... Мать, отец?
— Мать... Отца нет, умер,
— Пожалей мать. Ведь одна. Когда надо — тебя призовут. Топай, парень. Не отрывай время...
Володька пробрался по коридору, забитому людьми, вылез на крыльцо, отерев со лба пот рукавом пиджака. Завидев его, парни приумолкли..
— Писаря-я! — выдавил из себя Володька,— что они понимают?!
— Куда ж ты теперь, хлопец?
— Да что, один, тут военкомат?! Не везде же такие капитаны?! Концы найде-е-ем...
За день он успел простоять в очереди еще к одному капитану из райвоенкомата. И хотя атот был совсем не похож на первого, он, как и тот, отослал Володьку домой: «Езжай немедленно! Тут тебе делать нечего! Залезай на крышу вагона, лезь в угольный ящик, но чтобы духа твоего в городе не было... Военное время, а ты, парень, без прописки!»
Расстроенный, Володька вновь вернулся на вокзал. Место его в углу зала ожидания было уже кем-то занято, и он переночевал под дубовой лавкой, кинув под,щеку, вместо подушки, кепчонку. Проснулся от голодных спазм в желудке. Открыл глаза и увидел ряд ног. И услышал над собой бубнящие голоса — мужской и женский. Сквозь щели шли дурманящие сладкие запахи разваренной курицы и теплого хлеба.
Володька вылез из-под лавки и поплелся в туалет умываться. Выбил пыль из одежды, причесал взлохмаченные волосы, насосался из крана холодной воды до одури и пошел с вокзала,,,выспрашивая у встречных дорогу к следующему военкомату. На углу улицы выскреб из кармана мелочишку, пересчитал и купил у лоточницы пару пирожков с ливером. Медленно жевал пахучее тесто, стоя в молчаливой толпе под черным раструбом репродуктора. Советское информационное бюро сообщало: «...Под натиском превосходящих сил... Временно оставили... Города...»
День начинался со скорбных известий, вызывающих чувство ненависти к тем, кто жег города, бомбил мирные села. Недоумение читалось на замкнутых лицах слушающих радио: «Как же так?! Когда же сокрушительным и беспощадным ударом...?! Что случилось... и почему?!»
День начинался легким комариным жужжанием еще невидимых самолетов и захлебывающимся лаем полуавтоматов на военных кораблях, суетой сердито покрикивающих дружинников с белыми повязками на руках, загоняющих людей в подворотни и подвалы, оборудованные под бомбоубежища. Ясное небо залепливали белые пухлые клубы
зенитных разрывов, словно об голубое стекло небосвода разбивались мягко слепленные снежки.
И снова была длиннющая очередь к двери военкома-говского кабинета, и на этот раз пожилой майор долго и Наставительно, точно учитель, втолковывал Володьке о не-законности и легкомысленности его просьбы. А Володька уже тупо смотрел поверх его лысой головы в раскрытое окно и видел двор, забитый людьми, телегами и пыльными Машинами с горластыми сержантами, что-то выкрикивающими из кузовов по трепещущим на ветру спискам.
— Ты что, паренек, плохо себя чувствуешь? — неожиданно спросил майор, на полуслове прервав свои нотации.
— Нет, чего там,— пожал плечами Володька,— так примете?
— Иди,— махнул рукой майор, устало улыбнувшись,— ишь, каменный... Когда потребуешься — сами позовем.
И Володька снова вышел на улицу города, бездумно поплелся куда глаза глядят. Солнце припекало, каблуки ботинок мягко утопали в расплавленный асфальт. Чуть подташнивало от голода. И на сердце было тоскливо — белый свет не мил. «Возвращаться домой?! А там ребята все уже и серых шинелях, с оружием в руках. И придет он, Володька, с юга, как с курорта... А ведь тут ближе к фронту, чем там... Вон корабли в порту... Миноносцы и торпедные катера. Только что отстрелялись, матросы банят стволы пушек щетками... Мужская работа. Война...»
Володька протиснулся между отогнутыми прутьями железной ограды и потащился по причалам мимо громадных пирамид бочек, штабелей зеленых ящиков и бухт, тронутой ржавчиной колючей проволоки. Мимо него по доскам грузчики катили одноколесные тачки, громко покрикивая: «Эй, сторони-и-сь... Зашибу-у! Клювастые краны поднимали над корабельными палубами машины-полуторки, и они записали в воздухе, медленно вращаясь на троссах, растопы-рив колеса, обутые в новые скаты. По сходням, сколоченным из шпал, осторожно, судорожно подергиваясь, двигались к черной дыре трюма свежеокрашенные танки, звякая наборными лентами гусениц. Все это двигалось, нака-тывалось, падало на Володьку, он словно бы всему мешал, со всех сторон на него кричали, гудели, били в колокола, дзинькали звонками. Совсем, запутавшись, парень выбрался из складских лабиринтов и вышел к чистому причалу. Одинокие буксиры и катера терлись боками о каменные стенки. Белая замусоренная пена выплескивалась на
гладкий бетон и разливалась в тонкое стекло с темными усиками от шевелящихся камешков. Вольный ветер шел с моря порывами. Володька выбрал место возле канатных бухт, устроился поудобнее и прикрыл веки, с наслаждением подставив лицо солнцу. Он незаметно уснул, прижавшись щекой к толстым веревкам, источавшим запах смолы. Сколько спал, он понять не мог, но.-когда пробудился, то небо уже наливалось вечерней синевой.
Володька поднялся и побрел по бетонному обрезу, бездумно разглядывая качающиеся на волнах катера и шлюпки. На палубе буксира он увидел парней в тельняшках и-накинутых на плечи матросских бушлатах, окруживших сидящую на табуретке девчонку. Возле ее ног стоял большой медный бак с водой, куда с бульканьем падали быстро очищенные картофелины.
Володька так удивленно и замер, узнав в ней свою знакомую... Как ее звать? Да, Шура, ну точно... Шурка с ее выгоревшими летящими на ветру волосами,, ситцевым платьицем, выцветшим почти добела и ловкими загорелыми руками. Парни гоготали, слушая ее.
Заметив на причале остановившуюся фигуру, девчонка задорно .прокричала:
— Эй! Чужие разговоры слушать вредно-о!
— Давай проваливай! — загудели парни.—Чего столбом... Давай! Чеши дальше!
— Да это я,— сказал Володька.— Не узнаешь, Шура? Девчонка перешагнула через медный бак и подошла к корме буксира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61