Человек тихо ойкнул и упал на мешки, слившись с темнотой. Из кабины постучали, и сиплый от кашля голос спросил:
— Что там? Военные действия разыгрываются?
— Дура ты, дура,.— сердито сказал невидимый Петр Иванович.— Пригрели, приютили, а она ногами по ребрам... А если ничего не видно?
— Не подходите,— тихо прошептала Шура.
— Да кому ты нужна?!—со сдерживаемой яростью произнес Петр Иванович.— Хоть сейчас можешь идти куда хочешь. Держать не будем. Притом машина секретная. Не имеем права!
— Куда же я раздетая пойду?— чуть успокоившись, спросила Шура.— Отдайте вещи.
— Ладно, чего там... .лежи,— вздохнул Петр Иванович.— Сохнут твои тряпки.
Они замолчали. В неподвижной тишине были слышны только легкие порывы ветра, которые налетали на деревья, и шорох мешков, когда на них поворачивалась Шура или все еще невидимый Петр Иванович.
— А кто меня раздевал?—осторожно спросила Шура.
— Кто?— отозвались из угла.— Мы, конечно!
- Кто же вас просил?— с обидой произнесла Шура,— Кто? Я просила вас?
Голос ее задрожал от возмущения.
— Брось ты это,— растерянно проговорил Петр Иванович.— В темноте ничего и не видно было. Так, белое что-то...— Он почти закричал на нее.—А ты хотела дуба врезать? Да, дуба врезать от простуды?
— Тоже мне... спасители,—пробормотала Шура и, уткнувшись лицом в пахнущие бумагой мешки, тихонько заплакала, вспомнив, как шла по лесу в рваной стеганке, содранной с чучела... как били капли по ржавым гусеницам.... вода стекала с колен, хлюпала в калошах, и пальцы с посиневшими ногтями неподвижно лежали в луже... Хо-
тела умереть, а потом....
— Товарищ милиционер, вы не спите?—вдруг громко спросил Петр Иванович.
— Нет, не. беспокойся, начальник,— отозвались из ка-бины.
И снова наступила тишина. В зарешеченном, толстой проволокой окне пропали звезды. Синим стало разбавлять темноту. Петр Иванович засыпал — было слышно, как тяжело он дышит и постанывает, ударяя в борт машины сапогами.
— Что вы везете?—задала .вопрос Шура и сама испугалась своего громкого голоса.
— А! Что?.— очнулся Петр Иванович, и было слышно, сак он сел на мешках.— Фу ты, черт, задремал... Что зезем?
-Да.
— Деньги... восемь мешков,— спокойно ответил Петр Иванович и зевнул.— Вот застряли. Шофер драпанул. А я материально ответственное лицо...
Он замолчал, потом сказал с недоумением:
— Восемь миллионов, а целый день какие-то корешки жуем... Жрать нечего. Смехота! Вот жизнь пошла... Ты кем была-то?
— Судомойкой,— произнесла Шура.
— Ая заведующим районным отделением госбанка!! Звучит... Тебе дать миллион?
— Для какой бабушки он мне нужен?— фыркнула Шура.
— И тот, в кабине, не хочет,— вздохнул Петр Иванович.—Да я не дал бы... Меня не то что за миллион, за копейку под суд запросто отдадут. Мы казначеи государства. Государство на нас надеется...
— А бриллианты тоже везете?— полюбопытствовала Шура.
Петр Иванович перебил ее с возмущением:
— Бриллианты только в романах! Я не ростовщик. Я честь и карман государства!
В голосе его звучала гордость. Теперь она его разглядела. Он сидел у стены, и рассвет, поднимающийся за окном, выбеливал лицо, оставляя тени в глазницах, около носа и во впадинах щек. Он был еще совсем мальчиком. В своем добротном толстом пальто и черных круглых очках, худой и бледный, Петр Иванович казался красивым. Мягкие редкие волосы спадали на лоб. Тонкую шею оттенял каракулевый воротник. ,
— Странно как-то получилось,— продолжал он.— Только окончил финансовый техникум. Приехал в город. Сразу такую должность солидную получил... И вот... восемь миллионов, один милиционер и машина без шофера. У нас, знаете, всегда во всём- порядок. Иначе нельзя — финансы... А тут такая кутерьма, а я за все головой отвечаю. Это же не теще сто рублей вернуть. Там, где надо, сядут за ведомости, подсчитают: «Куда делись восемь миллионов?»— «Они у Ануфриева».— «А ну, подать его сюда! Что же ты, голубчик?!» Позора не оберешься...
Ему, видно, давно было не с кем отвести душу. Говорил торопливо, волнуясь, и, Шура слушала его внимательно, придерживая у подбородка край брезента.
— А оружие у вас есть?—спросила она.
— Конечно,— он стал суетливо отворачивать полу пальто, расстегивать пиджак и, наконец, вытащил старый, потертый наган.— Вот... и семь пуль.
Петр Иванович неловко сунул его в карман пальто и задумался.
— Вы мне вещи верните,— попросила Шура.
— Ах да,— спохватился он и полез по мешкам к выходу из крытого кузова машины. Прошлепал по грязи и вернулся с полувысохшей одеждой. Смущенно отвернувшись, протянул ее девушке.
Шура вылезла из-под, брезента и, дрожа от утреннего холода, стала одеваться.
— Надо действовать, надо...— услыхала Шура, как Петр Иванович говорит сам себе.
Поеживаясь, она вылезла из машины и остановилась перед ним в своих калошах с торчащими из. них тряпками и в рваной телогрейке. Он оглядел ее с ног до головы и хо-хотнул, придерживая на переносице мизинцем сползающие очки.
— В чем дело?— сощурилась девушка,
— Ничего, это я так.— Петр Иванович смутился, и стал расстегивать пальто.— Давай меняться, а?
— А вы, случаем, не того?— рассердилась Шура.
— Мне надо двигаться,— заторопился Петр Иванович.— А это пальто, сшитое, между прочим, перед самым двадцать вторым июня, удивительно стесняет движения...
Он сбросил пальто и заплясал в одном костюме, растирая ладонями бока.
— Вы быстрее, пожалуйста... Этак закоченеть можно... Я долго, ждать буду?!—по-начальнически прикрикнул он, и. Шура неуверенно сняла свою стеганку.
Шура натянула тяжелое, еще хранящее тепло другого тела драповое пальто, застегнула все пуговицы и почувствовала себя в мягком удобном панцире.
—Толстое,— сказал Петр Иванович,—пуля не пробьет...
— А вы как этот,— засмеялась Шура,— как кузнечик в очках.
Петр Иванович покраснел и решительным жестом натянул на лоб козырек фуражки. Он закинул руки за спину, выпрямился, выпятил грудь, обтянутую коротким ватником. Закричал фальцетом:
— Товарищ милиционер! Товарищ!..
Кабина открылась, и из нее медленно вывалился пожилой, небольшого роста человек в длинной, до земли, шинели. Он был рыжий, с веселыми глазами.
— Так вот,— продолжал официальным тоном Петр Иванович,— как и вчера... Будем искать село. Может, шофер где заблудился, это весьма возможно...
- Боже ты мой,— проговорил милиционер.— Да бежал он, бежал. Вот человек, не верит!
— Этот шофер, говорят, всю жизнь в нашей системе работал,— перебил Петр Иванович.
Милиционер только махнул рукой и посмотрел на Шуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— Что там? Военные действия разыгрываются?
— Дура ты, дура,.— сердито сказал невидимый Петр Иванович.— Пригрели, приютили, а она ногами по ребрам... А если ничего не видно?
— Не подходите,— тихо прошептала Шура.
— Да кому ты нужна?!—со сдерживаемой яростью произнес Петр Иванович.— Хоть сейчас можешь идти куда хочешь. Держать не будем. Притом машина секретная. Не имеем права!
— Куда же я раздетая пойду?— чуть успокоившись, спросила Шура.— Отдайте вещи.
— Ладно, чего там... .лежи,— вздохнул Петр Иванович.— Сохнут твои тряпки.
Они замолчали. В неподвижной тишине были слышны только легкие порывы ветра, которые налетали на деревья, и шорох мешков, когда на них поворачивалась Шура или все еще невидимый Петр Иванович.
— А кто меня раздевал?—осторожно спросила Шура.
— Кто?— отозвались из угла.— Мы, конечно!
- Кто же вас просил?— с обидой произнесла Шура,— Кто? Я просила вас?
Голос ее задрожал от возмущения.
— Брось ты это,— растерянно проговорил Петр Иванович.— В темноте ничего и не видно было. Так, белое что-то...— Он почти закричал на нее.—А ты хотела дуба врезать? Да, дуба врезать от простуды?
— Тоже мне... спасители,—пробормотала Шура и, уткнувшись лицом в пахнущие бумагой мешки, тихонько заплакала, вспомнив, как шла по лесу в рваной стеганке, содранной с чучела... как били капли по ржавым гусеницам.... вода стекала с колен, хлюпала в калошах, и пальцы с посиневшими ногтями неподвижно лежали в луже... Хо-
тела умереть, а потом....
— Товарищ милиционер, вы не спите?—вдруг громко спросил Петр Иванович.
— Нет, не. беспокойся, начальник,— отозвались из ка-бины.
И снова наступила тишина. В зарешеченном, толстой проволокой окне пропали звезды. Синим стало разбавлять темноту. Петр Иванович засыпал — было слышно, как тяжело он дышит и постанывает, ударяя в борт машины сапогами.
— Что вы везете?—задала .вопрос Шура и сама испугалась своего громкого голоса.
— А! Что?.— очнулся Петр Иванович, и было слышно, сак он сел на мешках.— Фу ты, черт, задремал... Что зезем?
-Да.
— Деньги... восемь мешков,— спокойно ответил Петр Иванович и зевнул.— Вот застряли. Шофер драпанул. А я материально ответственное лицо...
Он замолчал, потом сказал с недоумением:
— Восемь миллионов, а целый день какие-то корешки жуем... Жрать нечего. Смехота! Вот жизнь пошла... Ты кем была-то?
— Судомойкой,— произнесла Шура.
— Ая заведующим районным отделением госбанка!! Звучит... Тебе дать миллион?
— Для какой бабушки он мне нужен?— фыркнула Шура.
— И тот, в кабине, не хочет,— вздохнул Петр Иванович.—Да я не дал бы... Меня не то что за миллион, за копейку под суд запросто отдадут. Мы казначеи государства. Государство на нас надеется...
— А бриллианты тоже везете?— полюбопытствовала Шура.
Петр Иванович перебил ее с возмущением:
— Бриллианты только в романах! Я не ростовщик. Я честь и карман государства!
В голосе его звучала гордость. Теперь она его разглядела. Он сидел у стены, и рассвет, поднимающийся за окном, выбеливал лицо, оставляя тени в глазницах, около носа и во впадинах щек. Он был еще совсем мальчиком. В своем добротном толстом пальто и черных круглых очках, худой и бледный, Петр Иванович казался красивым. Мягкие редкие волосы спадали на лоб. Тонкую шею оттенял каракулевый воротник. ,
— Странно как-то получилось,— продолжал он.— Только окончил финансовый техникум. Приехал в город. Сразу такую должность солидную получил... И вот... восемь миллионов, один милиционер и машина без шофера. У нас, знаете, всегда во всём- порядок. Иначе нельзя — финансы... А тут такая кутерьма, а я за все головой отвечаю. Это же не теще сто рублей вернуть. Там, где надо, сядут за ведомости, подсчитают: «Куда делись восемь миллионов?»— «Они у Ануфриева».— «А ну, подать его сюда! Что же ты, голубчик?!» Позора не оберешься...
Ему, видно, давно было не с кем отвести душу. Говорил торопливо, волнуясь, и, Шура слушала его внимательно, придерживая у подбородка край брезента.
— А оружие у вас есть?—спросила она.
— Конечно,— он стал суетливо отворачивать полу пальто, расстегивать пиджак и, наконец, вытащил старый, потертый наган.— Вот... и семь пуль.
Петр Иванович неловко сунул его в карман пальто и задумался.
— Вы мне вещи верните,— попросила Шура.
— Ах да,— спохватился он и полез по мешкам к выходу из крытого кузова машины. Прошлепал по грязи и вернулся с полувысохшей одеждой. Смущенно отвернувшись, протянул ее девушке.
Шура вылезла из-под, брезента и, дрожа от утреннего холода, стала одеваться.
— Надо действовать, надо...— услыхала Шура, как Петр Иванович говорит сам себе.
Поеживаясь, она вылезла из машины и остановилась перед ним в своих калошах с торчащими из. них тряпками и в рваной телогрейке. Он оглядел ее с ног до головы и хо-хотнул, придерживая на переносице мизинцем сползающие очки.
— В чем дело?— сощурилась девушка,
— Ничего, это я так.— Петр Иванович смутился, и стал расстегивать пальто.— Давай меняться, а?
— А вы, случаем, не того?— рассердилась Шура.
— Мне надо двигаться,— заторопился Петр Иванович.— А это пальто, сшитое, между прочим, перед самым двадцать вторым июня, удивительно стесняет движения...
Он сбросил пальто и заплясал в одном костюме, растирая ладонями бока.
— Вы быстрее, пожалуйста... Этак закоченеть можно... Я долго, ждать буду?!—по-начальнически прикрикнул он, и. Шура неуверенно сняла свою стеганку.
Шура натянула тяжелое, еще хранящее тепло другого тела драповое пальто, застегнула все пуговицы и почувствовала себя в мягком удобном панцире.
—Толстое,— сказал Петр Иванович,—пуля не пробьет...
— А вы как этот,— засмеялась Шура,— как кузнечик в очках.
Петр Иванович покраснел и решительным жестом натянул на лоб козырек фуражки. Он закинул руки за спину, выпрямился, выпятил грудь, обтянутую коротким ватником. Закричал фальцетом:
— Товарищ милиционер! Товарищ!..
Кабина открылась, и из нее медленно вывалился пожилой, небольшого роста человек в длинной, до земли, шинели. Он был рыжий, с веселыми глазами.
— Так вот,— продолжал официальным тоном Петр Иванович,— как и вчера... Будем искать село. Может, шофер где заблудился, это весьма возможно...
- Боже ты мой,— проговорил милиционер.— Да бежал он, бежал. Вот человек, не верит!
— Этот шофер, говорят, всю жизнь в нашей системе работал,— перебил Петр Иванович.
Милиционер только махнул рукой и посмотрел на Шуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61