«За бога и за народ!» не может, не умеет либо не хочет отцу написать, что у него зад свербит. Чихал я на свободу! Дурак свободен и без нее. Тот, кто хочет быть свободным, должен дисциплине сперва научиться. А где тут дисциплина? Сам себя и лупцуй, болван стоеросовый! А жандарм — стой навытяжку! Стой смирно сам перед собой и любуйся своей униформой. Тьфу ты пропасть, и это народ! Душат друг друга и еще других подлецов на себя науськивают. Да, тут уж, тут уж и впрямь можно только на бога надеяться!
— А я и надеюсь.— Вильма хотела словно бы ум,ерить тоску и горечь мастера, как, впрочем, и закипавшую в нем злость.— Каждый день молюсь за Имришко и за Штефана. Ничего другого мне не осталось. А больше всего убиваюсь, что на нашем Имришко и одежки путной не было. Хоть бы взял какое белье или что потеплее...
— Ты только не бойся! — Мастер махнул рукой.— Кровь у него густая. Мне его не жалко. Паршивец эдакий! Хотел было за него помолиться, да ничего у меня не получилось. Мы с отцом небесным чуть было в волосы не вцепились друг другу! То господь бог господь и есть, и хоть не очень, а надеяться на пего все же надо...
6
В Околичное пришла немецкая автоколонна. Она уже несколько раз проходила через деревню, словно хотела лишь постращать людей, но на сей раз остановилась.
Что это может означать? Почему эти машины так долго стоят здесь? И чего эти молодчики на них и вокруг них так живо и весело воркуют? Уж не собираются ли они здесь остаться?!
Именно так! Они собираются здесь остаться! Им у нас понравилось. Оттого эти молодчики такие веселые, оттого так воркуют.
Мастер пугается: — Плохо дело, девка! — говорит он Вильме.— А ну как нам определят на постой какого приятеля. Эти парни прямые как струна. Только когда я вижу струну в форме, мне всегда немножечко боязно.
— Что мне до них?! — Вильма лишь плечом поводит и на мгновение складывает губы в гримасу. Потом вздыхает: — Я только за Имришко боюсь.
А мастер: — Разве я о другом говорю? И я ведь о нем думаю! Что, если к нам кого пошлют? И если вот таI
кой струнке что-нибудь нашепчут о нас?! Потом она кой о чем может нас и спросить.
— И то правда! Все же надо было нам к нашему Им-ришко идти!
— Куда идти, девка, скажи?!
— Хоть к Штефану. Может, Штефан нам что сказал бы.
— Штефан ничего не знает. Остается только надеяться. А струнок этих я точно побаиваюсь. *
7
То была небольшая колонна. Несколько машин, две здоровые пушки, с одной, правда, что-то стряслось, затем полевая кухня и на одной машине четырехствольный пулемет. Счетверенный! Ах да, еще две цистерны, скорей всего с бензином, а может, и с капустным рассолом, поскольку из одной немцы что-то пили.
И солдат, то бишь этих струнок, в действительности было не столько, сколько спервоначалу казалось. Расселившись по домам, они затерялись в деревне, будто и нет их. Командиром был рыжий обер-лейтенант, и звался он Мишке. Мастеру довелось с ним познакомиться, так как Мишке жил неподалеку, а кроме того, в тот двор, где командир обосновался, мастер ходил что-то отделывать. Ну скажем, хлев...
И они разговорились. Поначалу это была потешная мешанина, однако порой казалось, что они понимают друг друга. Немец, пожалуй, мастеру доверял; они даже сыграли в карты, а потом руку друг другу подали. И немец представился: — Мишке.
— Мишке? — Мастер улыбнулся. — Mem Herr1, так они Мишке? Вроде как Мишко! Нет, не мой Мишко, у меня нет Мишко. Меня зовут Гульдан.
А теперь улыбнулся немец и несколько раз повторил имя мастера, чтобы ненароком его не забыть.
Говорили о разном. В самом деле, о разном. И о войне. Потом обер-лейтенант сказал: — Яйка.
И мастер снова улыбнулся. — Яйка! Ты знаешь, что есть яйка. Ты, значит, побывал и в России?! О, mem Негг, а почему ты сказал именно «яйка»?
Мой господин (нем.).
— Ja, ja1, яйка! — повторил немец.
— Ах, вы хотите яйка! Mein Herr захотел яйка. Знаете что, iran Мишке? Ведь вы почти что Мишко, пошли со мной, дома я вам какое-никакое яичко найду, хотя уже осень и времена похужели, вот курицы и не очень-то кладут яйки. Но для вас какое-никакое яйко дома найдется.
Так и получилось. Мастер дал обер-лейтенанту не одно, а целых шесть яиц. «Вот тебе, друг любезный! Интересно, когда ты мне их вернешь? Я Гульдан, а к тому еще и мастер и, ежели захочу, найду дома яйко для каждого, ну стало быть, и для немца. А русский придет — тоже яичко получит. А кабы он мне домой Имро привел, пожалуй, и глоток сливяиочки получил бы».
8
А вечером, собираясь спать, мастер заглянул в Виль-мину горницу, постоял немного в дверях и сказал: — Надеюсь, этот Мишке, этот рыжий командир, раз я дал ему яйка, надеюсь, теперь уж он меня по повесит!
9
А спустя несколько дней — ура!—пришло письмо от Штефана. Он извещал Агнешку, что жив-здоров, что ему, мол, не грозит никакая опасность. В то же время просил извинения, что не отозвался раньше, не было, дескать, возможностей, причины объяснит позднее.
Агнешка вся переполнилась гордостью, никак не могла скрыть своей радости. Огорчало ее лишь одно: письмо было очень короткое. Но кое до чего можно было и додуматься, ведь женщины, и, разумеется, Агнешка, слушали радио, знали уже многое из газет, из пересудов соседей, а главное — из разговоров мастера.
Мастер, выходит, был прав! Теперь он наверняка почувствует себя на коне. Разве не твердил он им непрестанно, что надо подождать, что человек должен быть крепок терпением? Жаль только, Вильма не получила ничего утешительного! Ну что ж, получит попозже! Придется ей еще чуть подождать подобной радостной вести!
— Ничего, Вильмушка! — утешала ее Агнешка. — Вот увидишь, и Имро отзовется. Боже, какая я счастливая!
1 Да, да (нем.).
11 № 2196 Теперь буду поспокойней. Нарадоваться не могу, что все в порядке, что Штефан жив. И спать буду спокойно. Не мучайся, Вильмушка! И ты спи спокойно. Имро непременно отзовется.
Вильма разделила сестрину радость. Еще придя домой, была весела, и глаза ее сияли. — Агнешка получила письмо от Штефана. Вот уж десять дней, как послал его, а пришло только нынче. Верно, застряло где-то на почте.
— Правда? — обрадовался и мастер. — Видишь, что я тебе говорил? Ясное дело, застряло на почте, — поддакнул он ей. — Почтарь есть почтарь! Чуть какая суматоха — сразу все стопорится. Да и почтари вносят сумятицу. Может, и Имрово письмо где застряло. Может, какой олух носит его в почтарской сумке или мешке.
— А удивительнее всего, — продолжала Вильма, — что письмо было послано не из Штубнианских Теплиц, а из Святого Антола.
— Из Святого Антола? Что так? Штефан не объяснил? А впрочем, что тут удивительного? Ведь он жандарм! И должен наводить порядок там, куда его пошлют. А кстати, где он, этот самый Святой Аитол?
— Не знаю, и Агнешка не знает.
— И она не знает? Ну главное, что написал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
— А я и надеюсь.— Вильма хотела словно бы ум,ерить тоску и горечь мастера, как, впрочем, и закипавшую в нем злость.— Каждый день молюсь за Имришко и за Штефана. Ничего другого мне не осталось. А больше всего убиваюсь, что на нашем Имришко и одежки путной не было. Хоть бы взял какое белье или что потеплее...
— Ты только не бойся! — Мастер махнул рукой.— Кровь у него густая. Мне его не жалко. Паршивец эдакий! Хотел было за него помолиться, да ничего у меня не получилось. Мы с отцом небесным чуть было в волосы не вцепились друг другу! То господь бог господь и есть, и хоть не очень, а надеяться на пего все же надо...
6
В Околичное пришла немецкая автоколонна. Она уже несколько раз проходила через деревню, словно хотела лишь постращать людей, но на сей раз остановилась.
Что это может означать? Почему эти машины так долго стоят здесь? И чего эти молодчики на них и вокруг них так живо и весело воркуют? Уж не собираются ли они здесь остаться?!
Именно так! Они собираются здесь остаться! Им у нас понравилось. Оттого эти молодчики такие веселые, оттого так воркуют.
Мастер пугается: — Плохо дело, девка! — говорит он Вильме.— А ну как нам определят на постой какого приятеля. Эти парни прямые как струна. Только когда я вижу струну в форме, мне всегда немножечко боязно.
— Что мне до них?! — Вильма лишь плечом поводит и на мгновение складывает губы в гримасу. Потом вздыхает: — Я только за Имришко боюсь.
А мастер: — Разве я о другом говорю? И я ведь о нем думаю! Что, если к нам кого пошлют? И если вот таI
кой струнке что-нибудь нашепчут о нас?! Потом она кой о чем может нас и спросить.
— И то правда! Все же надо было нам к нашему Им-ришко идти!
— Куда идти, девка, скажи?!
— Хоть к Штефану. Может, Штефан нам что сказал бы.
— Штефан ничего не знает. Остается только надеяться. А струнок этих я точно побаиваюсь. *
7
То была небольшая колонна. Несколько машин, две здоровые пушки, с одной, правда, что-то стряслось, затем полевая кухня и на одной машине четырехствольный пулемет. Счетверенный! Ах да, еще две цистерны, скорей всего с бензином, а может, и с капустным рассолом, поскольку из одной немцы что-то пили.
И солдат, то бишь этих струнок, в действительности было не столько, сколько спервоначалу казалось. Расселившись по домам, они затерялись в деревне, будто и нет их. Командиром был рыжий обер-лейтенант, и звался он Мишке. Мастеру довелось с ним познакомиться, так как Мишке жил неподалеку, а кроме того, в тот двор, где командир обосновался, мастер ходил что-то отделывать. Ну скажем, хлев...
И они разговорились. Поначалу это была потешная мешанина, однако порой казалось, что они понимают друг друга. Немец, пожалуй, мастеру доверял; они даже сыграли в карты, а потом руку друг другу подали. И немец представился: — Мишке.
— Мишке? — Мастер улыбнулся. — Mem Herr1, так они Мишке? Вроде как Мишко! Нет, не мой Мишко, у меня нет Мишко. Меня зовут Гульдан.
А теперь улыбнулся немец и несколько раз повторил имя мастера, чтобы ненароком его не забыть.
Говорили о разном. В самом деле, о разном. И о войне. Потом обер-лейтенант сказал: — Яйка.
И мастер снова улыбнулся. — Яйка! Ты знаешь, что есть яйка. Ты, значит, побывал и в России?! О, mem Негг, а почему ты сказал именно «яйка»?
Мой господин (нем.).
— Ja, ja1, яйка! — повторил немец.
— Ах, вы хотите яйка! Mein Herr захотел яйка. Знаете что, iran Мишке? Ведь вы почти что Мишко, пошли со мной, дома я вам какое-никакое яичко найду, хотя уже осень и времена похужели, вот курицы и не очень-то кладут яйки. Но для вас какое-никакое яйко дома найдется.
Так и получилось. Мастер дал обер-лейтенанту не одно, а целых шесть яиц. «Вот тебе, друг любезный! Интересно, когда ты мне их вернешь? Я Гульдан, а к тому еще и мастер и, ежели захочу, найду дома яйко для каждого, ну стало быть, и для немца. А русский придет — тоже яичко получит. А кабы он мне домой Имро привел, пожалуй, и глоток сливяиочки получил бы».
8
А вечером, собираясь спать, мастер заглянул в Виль-мину горницу, постоял немного в дверях и сказал: — Надеюсь, этот Мишке, этот рыжий командир, раз я дал ему яйка, надеюсь, теперь уж он меня по повесит!
9
А спустя несколько дней — ура!—пришло письмо от Штефана. Он извещал Агнешку, что жив-здоров, что ему, мол, не грозит никакая опасность. В то же время просил извинения, что не отозвался раньше, не было, дескать, возможностей, причины объяснит позднее.
Агнешка вся переполнилась гордостью, никак не могла скрыть своей радости. Огорчало ее лишь одно: письмо было очень короткое. Но кое до чего можно было и додуматься, ведь женщины, и, разумеется, Агнешка, слушали радио, знали уже многое из газет, из пересудов соседей, а главное — из разговоров мастера.
Мастер, выходит, был прав! Теперь он наверняка почувствует себя на коне. Разве не твердил он им непрестанно, что надо подождать, что человек должен быть крепок терпением? Жаль только, Вильма не получила ничего утешительного! Ну что ж, получит попозже! Придется ей еще чуть подождать подобной радостной вести!
— Ничего, Вильмушка! — утешала ее Агнешка. — Вот увидишь, и Имро отзовется. Боже, какая я счастливая!
1 Да, да (нем.).
11 № 2196 Теперь буду поспокойней. Нарадоваться не могу, что все в порядке, что Штефан жив. И спать буду спокойно. Не мучайся, Вильмушка! И ты спи спокойно. Имро непременно отзовется.
Вильма разделила сестрину радость. Еще придя домой, была весела, и глаза ее сияли. — Агнешка получила письмо от Штефана. Вот уж десять дней, как послал его, а пришло только нынче. Верно, застряло где-то на почте.
— Правда? — обрадовался и мастер. — Видишь, что я тебе говорил? Ясное дело, застряло на почте, — поддакнул он ей. — Почтарь есть почтарь! Чуть какая суматоха — сразу все стопорится. Да и почтари вносят сумятицу. Может, и Имрово письмо где застряло. Может, какой олух носит его в почтарской сумке или мешке.
— А удивительнее всего, — продолжала Вильма, — что письмо было послано не из Штубнианских Теплиц, а из Святого Антола.
— Из Святого Антола? Что так? Штефан не объяснил? А впрочем, что тут удивительного? Ведь он жандарм! И должен наводить порядок там, куда его пошлют. А кстати, где он, этот самый Святой Аитол?
— Не знаю, и Агнешка не знает.
— И она не знает? Ну главное, что написал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186