Знаю и почему боюсь их. Господи боже мой, ребята, я вас не понимаю, совсем не понимаю вас!
— Не кричи, не кричи! Не надрывайся! не надрывайся, Карчимарчик! Когда шли против евреев или против русских, ты тогда небось не надрывался!
— Я и тогда кричал. Карчимарчик и тогда кричал. Я кричал, да вы уже не помните. Память у вас коротка. Я кричал, только никто не послушал, как и сейчас вы не слушаете.
— Говори, Карчимарчик!
— Послушаем дротаря.
— Никто не хотел слушать. Никто не хотел слушать Вы скорей какого олула или безумца послушаете. В два счета кого хочешь обсмеете, как меня обсмеяли, а вот о собственной глупости и о собственном безумстве не задумываетесь. Одно знаете — зубы скалить. Смеетесь, а спохватываетесь, только когда задымится под задом, когда все" уже либо сгорело, здорово подгорело, и тут уж вы сами над собой при читаете, годами причитаете, вдыхая собственный смрад, и детей из поколения в поколепие также приучаете смрадом дышать.
— Ну это ты круто замешал. Едкий крепачок! Такого, поди, даже Гульдап не вынесет.
— А совершит кто добрый поступок или, может, просто безумный — вам все одно, вы все равно дружно каждого высмеете, а годы спустя прославите его и возвеличите. Стоит указать: вон того прославьте! И вы тут же: ура, ура! Горе тому, кто не пожелает вопить и горланить вместе с вами! Горе тому, кто будет чуть иначе горланить или осмелится пойти чуть иным путем, хотя вы-то и собственного пути не видите, ибо не видите дальше своего носа, вы хотите быть и тут и там, сперва тут, потом там, вы за все и против всего, за каждого и против каждого, против евреев, против русских, против Польши и против венгров, на время с чехами, на время против чехов, с немцами и против немцев, с Лондоном и против Лондона, того самого, что начхал на вас в беде и, может быть, еще сто раз начхает па вас, ЁЫ за Англию н против нее, за Америку и против Америки, за все Америки и против всех Америк, за все власти и против всех властей, но сами за себя вы еще никогда не были, вы всегда были только против себя, поскольку в общем-то ничего о себе и не знаете, а может, это вам и не важно, вас заботит только кадушка с маслом, на худой конец даже пустая кадушка либо соседская свинья — как бы ее выкрасть из хлева, годами ведете вы лотошные споры и тяжбы, но жалеете друг друга, всегда у вас была и будет тьма ненавистников, вы только и знаете, что ищете их, они повсюду у вас, а дома — больше всего, вечно между вами раздор, собственного голоса вы не слышите, может, вы и впрямь не народ, не доросли еще до народа, повинуетесь и всякий раз вытягиваетесь в струнку перед любым чужеземным болваном. Болваны меняются, вы — никогда. Все также подскакиваете и вытягиваетесь в струнку. Бараны! Ослы! Идиоты! Ошалелые бараны, ошалелые ослы!
— Эй ты, дротарь! Тебе еще никто не надавал по морде?!
— Идиоты! Идиоты на потребу себе подобным: ослы — ослам, дураки — дуракам, убийцы и самоубийцы — убийцам и самоубийцам...
Тут Карчимарчик вдруг осекся. Было заметно, что некоторым мужикам речь его не по вкусу, иные, правда, все еще улыбались.
Он удивился: — Вы не поняли! Вы совсем ничего не поняли...— Он обвел их взглядом, йотом понурил по обыкновению голову и сказал: —-Извините!.. Может, я ошибся... Извините!.. Не сердитесь!..
Он сел на велосипед, склонил голову еще ниже. И не спеша покатил восвояси.
Л был уже конец августа. В садах дозревали сливы, алели яблоки. Близилось начало учебного года, и родители волновались: дети пойдут в школу, надо будет их одеть-обуть, дети Было бы только что есть — и теперь и зимой,— кончилась бы только война!
И вдруг в один прекрасный день люди услышали по радио — в Околичном было всего четыре репродуктора — такую весть: «...партизаны подрывают основы нашего государства, уничтожают плоды нашего труда, нападают на наши деревни, грабят наше народное достояние и вероломно убивают наших людей. Враг намерен продолжать свое преступное и дьявольское дело для того, чтобы нас поработить и погубить нашу столь дорою оплаченную свободу и государственную самое... Ввиду сложившегося положения в Словакию направляются части немецкой армии...»
Люди слушали, затаив дыхание, потом стали спрашивать друг друга: — Слышали? Вы слышали? Немцы пришли. Что эго значит?
— Что значит? Пришли устраивать Schutz Пришли шуцовать. Освобождать нас от партизан.
— От каких? Разве они до сих пор о них не знали? Ведь партизаны тут давно. Всюду партизаны.
— Как всюду? Я их не видал. Ни одного не видал.
— А ты на меня погляди! Как следует погляди! Может, я и есть партизан.
— Ну я бы и сам легко справился. Для таких партизан немцы нам не нужны. Ей-ей, этот немецкий шуц интересует меня.
— И меня, и меня.
— Всем бы только шуцовать! Уж больно этот немецкий шуц интересует меня. Ребята, да ведь они на нас идут. Это нас пришли они утюжить и изводить.
— Сдрейфил? Чего тебе их бояться? Они и до сих пор были здесь. И каждый думает, что сапоги и фуражка — это уже все, что главнее его уже и нет никого. Ну и пусть себе маршируют, коли нравится. Чихал я на них, я их совсем не боюсь.
Защита, оборона (нем.).
— Я знал, что так будет. Это за ту миссию и за того генерала, которого два месяца назад кокнули на востоке, и за ту военную автоколонну.
— Какую автоколонну?
— За те машины с бензином, что сгорели вместе с солдатами. Нужно нам это было, да?
— Почему НАМ? Ведь это русские сделали. Русские с ними воюют. А что, по-твоему, они должны были пропустить колонну в Россию или на Украину, чтобы немцы у них еще больше деревень подпалили?
— Но это было па нашей территории. И наши, говорят, помогали русским. Там и паши были.
— Русины.
— Русины и словаки. Может, они вовсе не знали, что зам бензин был. Ну и пекло же, наверно, там было, люди добрые!
— Ну было. Ясное дело, было. Иному и взглянуть на такое страшно.
— Смелость нужна тут, смелость нужна.
— Смелость нужна, точно!
— Какая такая смело? Кинул спичку, и вся недолга.
— Гм, бы я па тебя посмотреть.
— А хоть и две спички!
— Взрывчатку. Там наверняка была взрывчатка. Либо зажигательная бутылка. Кто-то кинул ее.
— Может, оно и так!
— Именно так, а иначе ничего не сделаешь.
— Как это не сделаешь?!
— Ужас что было! Ошище до самого неба. Все полыхало и взрывалось. Бензин шипел, горел, хлестал во все стороны.
—- Так, именно так. Значит, был человек, нашелся для такого дела человек. Ох и зол был на них, верно...
— Ясное дело, зол, без злости тут не обойдешься. .А что же дальше?
— Вот и я говорю, вот и говорю. Дальше-то что? О таком огне, о таком-то полыме забыть нельзя. Божья кара, огнь кромешный, содом и гоморра! Все сгорело дотла, все сгорело. Пепла по осталось. Милые мои, пепла и то не осталось. А от людей, от немцев,— ни следа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
— Не кричи, не кричи! Не надрывайся! не надрывайся, Карчимарчик! Когда шли против евреев или против русских, ты тогда небось не надрывался!
— Я и тогда кричал. Карчимарчик и тогда кричал. Я кричал, да вы уже не помните. Память у вас коротка. Я кричал, только никто не послушал, как и сейчас вы не слушаете.
— Говори, Карчимарчик!
— Послушаем дротаря.
— Никто не хотел слушать. Никто не хотел слушать Вы скорей какого олула или безумца послушаете. В два счета кого хочешь обсмеете, как меня обсмеяли, а вот о собственной глупости и о собственном безумстве не задумываетесь. Одно знаете — зубы скалить. Смеетесь, а спохватываетесь, только когда задымится под задом, когда все" уже либо сгорело, здорово подгорело, и тут уж вы сами над собой при читаете, годами причитаете, вдыхая собственный смрад, и детей из поколения в поколепие также приучаете смрадом дышать.
— Ну это ты круто замешал. Едкий крепачок! Такого, поди, даже Гульдап не вынесет.
— А совершит кто добрый поступок или, может, просто безумный — вам все одно, вы все равно дружно каждого высмеете, а годы спустя прославите его и возвеличите. Стоит указать: вон того прославьте! И вы тут же: ура, ура! Горе тому, кто не пожелает вопить и горланить вместе с вами! Горе тому, кто будет чуть иначе горланить или осмелится пойти чуть иным путем, хотя вы-то и собственного пути не видите, ибо не видите дальше своего носа, вы хотите быть и тут и там, сперва тут, потом там, вы за все и против всего, за каждого и против каждого, против евреев, против русских, против Польши и против венгров, на время с чехами, на время против чехов, с немцами и против немцев, с Лондоном и против Лондона, того самого, что начхал на вас в беде и, может быть, еще сто раз начхает па вас, ЁЫ за Англию н против нее, за Америку и против Америки, за все Америки и против всех Америк, за все власти и против всех властей, но сами за себя вы еще никогда не были, вы всегда были только против себя, поскольку в общем-то ничего о себе и не знаете, а может, это вам и не важно, вас заботит только кадушка с маслом, на худой конец даже пустая кадушка либо соседская свинья — как бы ее выкрасть из хлева, годами ведете вы лотошные споры и тяжбы, но жалеете друг друга, всегда у вас была и будет тьма ненавистников, вы только и знаете, что ищете их, они повсюду у вас, а дома — больше всего, вечно между вами раздор, собственного голоса вы не слышите, может, вы и впрямь не народ, не доросли еще до народа, повинуетесь и всякий раз вытягиваетесь в струнку перед любым чужеземным болваном. Болваны меняются, вы — никогда. Все также подскакиваете и вытягиваетесь в струнку. Бараны! Ослы! Идиоты! Ошалелые бараны, ошалелые ослы!
— Эй ты, дротарь! Тебе еще никто не надавал по морде?!
— Идиоты! Идиоты на потребу себе подобным: ослы — ослам, дураки — дуракам, убийцы и самоубийцы — убийцам и самоубийцам...
Тут Карчимарчик вдруг осекся. Было заметно, что некоторым мужикам речь его не по вкусу, иные, правда, все еще улыбались.
Он удивился: — Вы не поняли! Вы совсем ничего не поняли...— Он обвел их взглядом, йотом понурил по обыкновению голову и сказал: —-Извините!.. Может, я ошибся... Извините!.. Не сердитесь!..
Он сел на велосипед, склонил голову еще ниже. И не спеша покатил восвояси.
Л был уже конец августа. В садах дозревали сливы, алели яблоки. Близилось начало учебного года, и родители волновались: дети пойдут в школу, надо будет их одеть-обуть, дети Было бы только что есть — и теперь и зимой,— кончилась бы только война!
И вдруг в один прекрасный день люди услышали по радио — в Околичном было всего четыре репродуктора — такую весть: «...партизаны подрывают основы нашего государства, уничтожают плоды нашего труда, нападают на наши деревни, грабят наше народное достояние и вероломно убивают наших людей. Враг намерен продолжать свое преступное и дьявольское дело для того, чтобы нас поработить и погубить нашу столь дорою оплаченную свободу и государственную самое... Ввиду сложившегося положения в Словакию направляются части немецкой армии...»
Люди слушали, затаив дыхание, потом стали спрашивать друг друга: — Слышали? Вы слышали? Немцы пришли. Что эго значит?
— Что значит? Пришли устраивать Schutz Пришли шуцовать. Освобождать нас от партизан.
— От каких? Разве они до сих пор о них не знали? Ведь партизаны тут давно. Всюду партизаны.
— Как всюду? Я их не видал. Ни одного не видал.
— А ты на меня погляди! Как следует погляди! Может, я и есть партизан.
— Ну я бы и сам легко справился. Для таких партизан немцы нам не нужны. Ей-ей, этот немецкий шуц интересует меня.
— И меня, и меня.
— Всем бы только шуцовать! Уж больно этот немецкий шуц интересует меня. Ребята, да ведь они на нас идут. Это нас пришли они утюжить и изводить.
— Сдрейфил? Чего тебе их бояться? Они и до сих пор были здесь. И каждый думает, что сапоги и фуражка — это уже все, что главнее его уже и нет никого. Ну и пусть себе маршируют, коли нравится. Чихал я на них, я их совсем не боюсь.
Защита, оборона (нем.).
— Я знал, что так будет. Это за ту миссию и за того генерала, которого два месяца назад кокнули на востоке, и за ту военную автоколонну.
— Какую автоколонну?
— За те машины с бензином, что сгорели вместе с солдатами. Нужно нам это было, да?
— Почему НАМ? Ведь это русские сделали. Русские с ними воюют. А что, по-твоему, они должны были пропустить колонну в Россию или на Украину, чтобы немцы у них еще больше деревень подпалили?
— Но это было па нашей территории. И наши, говорят, помогали русским. Там и паши были.
— Русины.
— Русины и словаки. Может, они вовсе не знали, что зам бензин был. Ну и пекло же, наверно, там было, люди добрые!
— Ну было. Ясное дело, было. Иному и взглянуть на такое страшно.
— Смелость нужна тут, смелость нужна.
— Смелость нужна, точно!
— Какая такая смело? Кинул спичку, и вся недолга.
— Гм, бы я па тебя посмотреть.
— А хоть и две спички!
— Взрывчатку. Там наверняка была взрывчатка. Либо зажигательная бутылка. Кто-то кинул ее.
— Может, оно и так!
— Именно так, а иначе ничего не сделаешь.
— Как это не сделаешь?!
— Ужас что было! Ошище до самого неба. Все полыхало и взрывалось. Бензин шипел, горел, хлестал во все стороны.
—- Так, именно так. Значит, был человек, нашелся для такого дела человек. Ох и зол был на них, верно...
— Ясное дело, зол, без злости тут не обойдешься. .А что же дальше?
— Вот и я говорю, вот и говорю. Дальше-то что? О таком огне, о таком-то полыме забыть нельзя. Божья кара, огнь кромешный, содом и гоморра! Все сгорело дотла, все сгорело. Пепла по осталось. Милые мои, пепла и то не осталось. А от людей, от немцев,— ни следа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186