Побегают друг за дружкой, в снегу изваляются, иные, правда, так только, для видимости. А потом вдруг кого-то из них осенит: были орехи, был сахар, может, еще что перепадет?! И бегом! Опять к Вильме!
— Боже праведный, мама,— причитает Вильма,— они опять лезут!
— Шугани их! — советует мать.— Чего боишься? Возьми метлу да и всыпь им как следует.
— Иу уж и веъиють! Саше милостивый, что же делать?
А они тут как тут, вот уже хлопнула и калитка и за последним — правда, последнего не было, поскольку как раз в калитке он обогнал предпоследнего,— сама затворилась. Хоть бы отряхнулись во дворе хорошенько! Дудки! Уж они отряхнутся! Лезут прямо в горницу: гляньте, как мы вывалялись в снегу и как мы ловко топаем! В кухне какой-нибудь недотепа ногой задевает ведро, в котором, почитай, с литр воды, но, когда она выливается, ее становится больше. Виноватый, чтоб отвести от себя подозрение, начинает тузить дружка: — Дурья башка, видишь? Гляиь, какую реку ты устроил, чисто Ваг!
Вильмииа мать хватает метлу. Подымается суматоха, давка. Дети поспешно кидаются наутек.
Дня два-три — тишь да гладь. Вильма с матерью спроворили уйму дел, и теперь им начинает казаться, что можно было бы и не так торопиться.
— Жалко, что все уже постирали! — говорит мать.— Гляди, как распогодилось! Сохло бы у нас любо-мило.
— Зачем же так торопилась? Теперь уже умничать нечего!
Они утешаются тем, что предстоит еще гладить. Но вот пощупали — белье вроде бы волглое.— Пусть малость подышит,— предлагает Вильма.
На том и сошлись. А дальше что? Мать умом пораскинет и, вернувшись в горницу, начинает мыть пол. Вильму смех разбирает: — Мы же вчера мыли его, мама!
— Вчера? — Мать глядит на нее.— Постой, вчера разве? Я-то думала, позавчера. Ладно уж. Начала, так кончу.
Вильма стоит над ней, качает головой, а потом сама хвать тряпку и давай матери помогать.
Настирают они, нагладят, все переделают. И опять Вильме скучно, нечем заняться. В кухне натыкается она на мешочек сушеных груш, а куда девать их — не знает. Может, сварить? Вот были бы дети — смололи бы их и сырыми.— Мама, куда девать эти груши?
— Куда? Да выбрось! Летось съела одну, так она до сих пор в зубах у меня.
Но Вильма груши откладывает. Кто знает, глядишь, еще и сгодятся, кому-нибудь придутся по вкусу. Она нее больше скучает но детям.
— Мама, пусто что-то у нас. Дома мне вроде не по себе.
— Как это пусто? Чего тебе не хватает? Тепленько тут. Л вообще-то я тебе еще намедни хотела сказать, мне тоже вроде так почудилось. Знаешь что? Герань-то с окон перед рождеством перенесли мы в подвал, уж оттого, верно. Я целый месяц в толк по возьму, чего мне тут не хватает, чего не хватает, хотя герань я сама отнесла, а потом заткнула окна подушками, чтобы не дуло. А может, и то нас малость смутило, что от окна мы отодвинули лавку и теперь там не рассиживаемся. Тут, у печи, на лавке оно получше. Как выйдешь зам^/Ж, как этот шалопут женится на тебе, переставлю лавку в заднюю горницу, в задней-то горнице на лавке мне опять будет куда как хорошо.
— И что это ты, мама, всегда па пего напускаешься? Всегда тебе его пошпынять охота.
— Чего мне его шпынять? Шалопут он и есть шалопут. Хоть и скажу так, от этого его не убудет. Хорошо, что и от тебя отделаюсь. А ежели потом у вас маленький народится, и покачать могу. Что-что, а качать я умела.
Однажды проезжал из Цифера один пан в коляске, остановился у нашего дома и спрашивает, кто это так красиво поет? Отец твой как раз шел по улице, возвращался с работы, подошел к окну, отогнул занавеску и своим ушам не поверил, что это я пою,— улыбнулся мне, потом улыбнулся и тому пану. Л я оттого так пела, что у меня народилась. Вот я сидела у ее люльки, качала и пела. Знаешь, Вильма, я бы и вышивать могла. Крохе ведь нужны всякие чепчики, а на каждом чепчике можно бы монограмму вышить. На платьицах хорошо бы и маргаритки. Смотря по тому, кто народится, я бы цветики и вышивала.
— Думаешь, я не умею вышивать?
— Чего ж тебе по уметь? Только у тебя времени не будет. Знаешь, какая с детьми морока? Я-то уж привычная. Разве я с вами мало намыкалась? Вильма, а Гульдан-то что сказал? У нас хочет жить? Или чтоб ты к ним переехала?
— Не знаю. Л мне все равно. Мы еще об этом не говорили.
— Ох же ты и глупая! Самая пора о таких вещах говорить. Сдается мне, тебя туда будут тянуть, их двое, двое этаких остолопов, кому-то ж надо им стряпать. Коли станут тянуть, ступай. А я позову сюда Агнешку и Штефапа. Увидишь, как мы тут заживем. Только и будешь к нам бегать да Агнешке завидовать.
— Это вы будете мне завидовать. А я с радостью из дома уйду.
— Ну-ну, не прыгай, рано радоваться-то! Еще не перепрыгнула!
5
И Имро готовился к свадьбе. Купил себе черную шерстяную тройку с красивым блестящим жилетом и с красивыми гранеными пуговицами, что переливались на свету и отражались на блестящих предметах. Купил он и галстук, и новые ботинки — те гоже не лишены были блеску; изредка обувал их, чтобы разносить до свадьбы, но расхаживал в них только но дому — боялся запачкать.
Мастер готовился к свадьбе все больше речами — их и впрямь хватало, и все они обычно кончались призывом: «А свадьбу, Имришко, надо отгрохать на слав>!>> Итак, свадьба была назначена на начало мая, хотя могла бьиь и пораньше, ведь Вильмин дедушка умер в начале апреля, а все же вышло б неловко, да и люди стали бы судачить, если бы Гульдан с Вильмой отмерили траур тютелька в тютельку, словно никак не могли дождаться венчания. А так но крайней мере Имро с Вильмой успеют обо всем позаботиться, и оба семейства подготовятся к свадьбе,по всей форме. Мастер купит новую шляпу — та, что была у него на Якубовой и Ондровой свадьбе, уже поистрепалась, залоснилась. И сапоги будут новые, хотя и выходные его пока вполне ничего — их бы только смазать хорошенько да надраить, но, раз такое дело, мастер жаться не станет. Свадьба так свадьба, к ней должны быть новые сапоги! И будут! Сапожник Кулих сошьет их. Уже толковали об этом. Кулих знатно шьет сапоги.
Но однажды вечером явился мастер с новостью: — Имришко, планы изменились! Свадьбу придется отложить!
Имро уже лежал в постели и подумал было — отец.
— А что изменилось? Ничего не изменилось,— сказал раздраженно и сел. Шутка показалась ему довольно плоской.— Ничего не могло измениться. Мы договорились. Свадьба назначена.
— Ты же ничего не знаешь,— мастера даже задергало,— в Церовой будут строить новый костел. То есть его уже давно строят, а теперь решили с этим делом поторопиться. Зовут поработать по плотницкой части, негоже нам ударить лицом в грязь...
— Тата, а при чем тут свадьба?
— Иисусе Христе, ты что, не соображаешь? Свадеб миллион, каждую минуту играют в округе где-нибудь свадьбу, а костел каждую минуту не строится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
— Боже праведный, мама,— причитает Вильма,— они опять лезут!
— Шугани их! — советует мать.— Чего боишься? Возьми метлу да и всыпь им как следует.
— Иу уж и веъиють! Саше милостивый, что же делать?
А они тут как тут, вот уже хлопнула и калитка и за последним — правда, последнего не было, поскольку как раз в калитке он обогнал предпоследнего,— сама затворилась. Хоть бы отряхнулись во дворе хорошенько! Дудки! Уж они отряхнутся! Лезут прямо в горницу: гляньте, как мы вывалялись в снегу и как мы ловко топаем! В кухне какой-нибудь недотепа ногой задевает ведро, в котором, почитай, с литр воды, но, когда она выливается, ее становится больше. Виноватый, чтоб отвести от себя подозрение, начинает тузить дружка: — Дурья башка, видишь? Гляиь, какую реку ты устроил, чисто Ваг!
Вильмииа мать хватает метлу. Подымается суматоха, давка. Дети поспешно кидаются наутек.
Дня два-три — тишь да гладь. Вильма с матерью спроворили уйму дел, и теперь им начинает казаться, что можно было бы и не так торопиться.
— Жалко, что все уже постирали! — говорит мать.— Гляди, как распогодилось! Сохло бы у нас любо-мило.
— Зачем же так торопилась? Теперь уже умничать нечего!
Они утешаются тем, что предстоит еще гладить. Но вот пощупали — белье вроде бы волглое.— Пусть малость подышит,— предлагает Вильма.
На том и сошлись. А дальше что? Мать умом пораскинет и, вернувшись в горницу, начинает мыть пол. Вильму смех разбирает: — Мы же вчера мыли его, мама!
— Вчера? — Мать глядит на нее.— Постой, вчера разве? Я-то думала, позавчера. Ладно уж. Начала, так кончу.
Вильма стоит над ней, качает головой, а потом сама хвать тряпку и давай матери помогать.
Настирают они, нагладят, все переделают. И опять Вильме скучно, нечем заняться. В кухне натыкается она на мешочек сушеных груш, а куда девать их — не знает. Может, сварить? Вот были бы дети — смололи бы их и сырыми.— Мама, куда девать эти груши?
— Куда? Да выбрось! Летось съела одну, так она до сих пор в зубах у меня.
Но Вильма груши откладывает. Кто знает, глядишь, еще и сгодятся, кому-нибудь придутся по вкусу. Она нее больше скучает но детям.
— Мама, пусто что-то у нас. Дома мне вроде не по себе.
— Как это пусто? Чего тебе не хватает? Тепленько тут. Л вообще-то я тебе еще намедни хотела сказать, мне тоже вроде так почудилось. Знаешь что? Герань-то с окон перед рождеством перенесли мы в подвал, уж оттого, верно. Я целый месяц в толк по возьму, чего мне тут не хватает, чего не хватает, хотя герань я сама отнесла, а потом заткнула окна подушками, чтобы не дуло. А может, и то нас малость смутило, что от окна мы отодвинули лавку и теперь там не рассиживаемся. Тут, у печи, на лавке оно получше. Как выйдешь зам^/Ж, как этот шалопут женится на тебе, переставлю лавку в заднюю горницу, в задней-то горнице на лавке мне опять будет куда как хорошо.
— И что это ты, мама, всегда па пего напускаешься? Всегда тебе его пошпынять охота.
— Чего мне его шпынять? Шалопут он и есть шалопут. Хоть и скажу так, от этого его не убудет. Хорошо, что и от тебя отделаюсь. А ежели потом у вас маленький народится, и покачать могу. Что-что, а качать я умела.
Однажды проезжал из Цифера один пан в коляске, остановился у нашего дома и спрашивает, кто это так красиво поет? Отец твой как раз шел по улице, возвращался с работы, подошел к окну, отогнул занавеску и своим ушам не поверил, что это я пою,— улыбнулся мне, потом улыбнулся и тому пану. Л я оттого так пела, что у меня народилась. Вот я сидела у ее люльки, качала и пела. Знаешь, Вильма, я бы и вышивать могла. Крохе ведь нужны всякие чепчики, а на каждом чепчике можно бы монограмму вышить. На платьицах хорошо бы и маргаритки. Смотря по тому, кто народится, я бы цветики и вышивала.
— Думаешь, я не умею вышивать?
— Чего ж тебе по уметь? Только у тебя времени не будет. Знаешь, какая с детьми морока? Я-то уж привычная. Разве я с вами мало намыкалась? Вильма, а Гульдан-то что сказал? У нас хочет жить? Или чтоб ты к ним переехала?
— Не знаю. Л мне все равно. Мы еще об этом не говорили.
— Ох же ты и глупая! Самая пора о таких вещах говорить. Сдается мне, тебя туда будут тянуть, их двое, двое этаких остолопов, кому-то ж надо им стряпать. Коли станут тянуть, ступай. А я позову сюда Агнешку и Штефапа. Увидишь, как мы тут заживем. Только и будешь к нам бегать да Агнешке завидовать.
— Это вы будете мне завидовать. А я с радостью из дома уйду.
— Ну-ну, не прыгай, рано радоваться-то! Еще не перепрыгнула!
5
И Имро готовился к свадьбе. Купил себе черную шерстяную тройку с красивым блестящим жилетом и с красивыми гранеными пуговицами, что переливались на свету и отражались на блестящих предметах. Купил он и галстук, и новые ботинки — те гоже не лишены были блеску; изредка обувал их, чтобы разносить до свадьбы, но расхаживал в них только но дому — боялся запачкать.
Мастер готовился к свадьбе все больше речами — их и впрямь хватало, и все они обычно кончались призывом: «А свадьбу, Имришко, надо отгрохать на слав>!>> Итак, свадьба была назначена на начало мая, хотя могла бьиь и пораньше, ведь Вильмин дедушка умер в начале апреля, а все же вышло б неловко, да и люди стали бы судачить, если бы Гульдан с Вильмой отмерили траур тютелька в тютельку, словно никак не могли дождаться венчания. А так но крайней мере Имро с Вильмой успеют обо всем позаботиться, и оба семейства подготовятся к свадьбе,по всей форме. Мастер купит новую шляпу — та, что была у него на Якубовой и Ондровой свадьбе, уже поистрепалась, залоснилась. И сапоги будут новые, хотя и выходные его пока вполне ничего — их бы только смазать хорошенько да надраить, но, раз такое дело, мастер жаться не станет. Свадьба так свадьба, к ней должны быть новые сапоги! И будут! Сапожник Кулих сошьет их. Уже толковали об этом. Кулих знатно шьет сапоги.
Но однажды вечером явился мастер с новостью: — Имришко, планы изменились! Свадьбу придется отложить!
Имро уже лежал в постели и подумал было — отец.
— А что изменилось? Ничего не изменилось,— сказал раздраженно и сел. Шутка показалась ему довольно плоской.— Ничего не могло измениться. Мы договорились. Свадьба назначена.
— Ты же ничего не знаешь,— мастера даже задергало,— в Церовой будут строить новый костел. То есть его уже давно строят, а теперь решили с этим делом поторопиться. Зовут поработать по плотницкой части, негоже нам ударить лицом в грязь...
— Тата, а при чем тут свадьба?
— Иисусе Христе, ты что, не соображаешь? Свадеб миллион, каждую минуту играют в округе где-нибудь свадьбу, а костел каждую минуту не строится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186