Штефка сказала: — Йожо уже наверняка не приедет.
— Все равно надо идти. Уже поздно. Тебе надо выспаться.
— Ты чего на меня валишь?
— Я не валю. Нам обоим надо выспаться. Стрекотали сверчки. Штефка о чем-то говорила, но
Имро не мог вникнуть в ее слова, хотя и пытался, пытался, его все больше одолевали собственные мысли, он хотел их отогнать, не думать, хотя бы пока не простится со Штефкой, но мысли были сильнее его, он просто перестал Штефку слушать, шел рядом, но не воспринимал ее слов и вроде бы даже забыл о ее присутствии; перед ним вдруг возникли другие лица, хорошо знакомые, лица его ровесников и однокашников, многих он не видел уже давно, но сейчас они были как бы и впрямь перед ним, они беззвучно, один за другим, обращались к нему, но он не понимал их, да и не очень-то хотел понять. Он спрашивал их, или ему казалось, что спрашивает: «Где вы и что делаете?» И задавал он им этот вопрос прежде всего потому, что боялся, как бы они в свой черед не спросили его: «Что ты делаешь, Имро?! Где ты и что делаешь?» В самом деле! Что, если многие годы спустя его спросят: «Имро, а ты, где ты был? Что всю войну делал? Как тебе удалось от нее отвертеться? Кто тебе это обстряпал? Почему ты не был с нами? Почему тебя не призвали ни в ударные части, ни в части прикрытия? Мы разрушали лачуги, поджигали сараи, амбары, а ты сидел дома, корчил из себя героя, а может, и смеялся: «Вот воюют, не зная за что!» Мы уничтожали, взрывали мосты, а когда нам самим нужен был мост, который взорвали у нас подносом другие, тогда мы оглядывались и спрашивали: «Имро, ты где? Почему нам не поможешь?» А однажды мы нарубили деревьев, сбили плот и спустились но течению Дона под стены Ростова; да, словацкие хлебопашцы-плотовщики шли на Ростов, а потом помогали немцам грабить и изводить советскую пшеницу! А где был ты, Имро?! Что ты делал, герой! Мы надрывали глотки под Липовцом, но твоего голоса не слыхали. Может, ты и сочувствовал нам, жалел нас, сидя где-то в Словакии, хотя мы этой жалости по заслужили. Мы видели тысячи тысяч поечаетых, живых и лю|)1вых, солдат и не солдат, толпы пленных и раненых, полчища оборванных и холодных людей, с ними мы так легко могли объясниться, и они, верно, с радостью приветили бы пас в своем доме, если бы мы его не разрушили и не заставили их, бездомных, скитаться с подушкой под мышкой и с пустым котелком за плечом по бескопечно долгим дорогам. А мы все шли; ворча, плелись за немецким сапогом и под защитой немецкого штыка, увертываясь от нуль красноармейцев, дошли до самого Кавказа. Мы спрашивали себя: пахарь словацкий, что ты делаешь, что ищешь на Кавказе? Имро, где ты тогда был?! Что делал? Многие из нас перешли на сторону красноармейцев, но мы и там тебя не нашли. Напрасно мы озирались вокруг, там тебя не было. А в сорок четвертом, что делал ты в сорок четвертом? Отвечай, храбрец! Скажи, что ты тогда выдумал? Какие тогда у тебя были заботы? Какое ты принял решение и как себя вел? Что совершил?»
Стрекотали сверчки.
Имро проводил Штефку домой. Хотелось поскорей с ней расстаться, по пришлось еще подождать, пока Штефка отомкнет дверь. Стоя рядом, он говорил себе: «Поцелую ее и пойду». По Штефка словно нарочно оттягивала время. Ключ был уже в двери, стоило только его повернуть, но она не торопилась. Она посмотрела па Имро, слегка поежилась и сказала: — Брр! Опять в эту комнату! Не представляешь, как ненавижу я затемненные окна!
— Ведь их и приотворить можно. Почему они у тебя ночью закрыты? С раскрытыми окнами куда лучше спится.
— Если б я не боялась!
— А чего? — спросил Имро. Потом улыбнулся рассеянной, безучастной улыбкой, словно бы даже не связанной с тем, о чем говорил, и подумал: «Сейчас я и вправду пойду!» Осмотрелся: метнул взгляд на дома батраков, но в ту самую минуту, когда он хотел обнять Штефку па прощание, она снова повернулась к дверям.
Отомкнула. Сразу открыла дверь и вошла. Имро, нерешительно потоптавшись, двинулся за пей.
Двери остались приоткрытыми. Имро шагнул к пей и как бы безотчетно положил ей па плечи руки и иежпо привлек к себе: — Мне пора,— шепнул он ей в волосы.
Она кивнула.— Ага. Сейчас пойдешь.— Она медленно подняла голову, заглянула ему в глаза.
— Сегодня я задержала тебя. Еще будут неприятности дома.
— Почему ты думаешь?
Она ладонью погладила его по щеке, в другую — поцеловала.
— Я же мог уйти.— Имро улыбнулся.—Хотел бы, мог бы уйти домой еще вечером.
— Я тебя задержала.
— Задержала? — Он все еще улыбался.— А почему?
— Просто так. Ты сегодня какой-то чудной.
— Чудной? Почему?
— Не знаю.
— Чего тебе не показалось во мне?
— Право, не знаю.
Он крепче обнял ее. «Ведь я люблю ее! Конечно, люблю. Зачем же все время повторять это?»
Она прижалась к нему, по потом вдруг отпрянула.
— Обожди, Имришко, запру, так спокойней.
И заперла. В комнате стало темно. Имро опять обнял Штефку и потихоньку стал ее раздевать. Но это, думается, дорогого читателя уже не занимает. А там — кто знает? Может, иному это показалось бы самым занятным. Пожалуй, оно и было занятно. Кое-кто, поди, все страницы бы обслюнявил.
Да, треклятые окна!
24
Вдруг Штефка вздрогнула. И Нмро разом вскочил: «Что такое? случилось?»
Он хотел быстро скрыться, да в панике никак не мог найти одежду — они со Штефкоп ее друг, дергали и расшвыривали в стороны.
Гул моторов усиливался. Имро пытался на себя хоть что-то набросить, но Штефка толкала его к дверям: — Во дворе оденешься! — А потом снова оттащила от двери.— Обожди, уже нельзя, увидят тебя! Боже милостивый! Что делать?
— Через окно нельзя?
— Беги в горницу! Погляжу, кто это. Может, по к нам.—Штефка пыталась хоть немного себя успокоить. Она натянула платье прямо па тело и, босая, металась в кухне. Искала свечу — с лампой долго возиться,— зато может быть? Йожо еще никогда никто не привозил.
Машина остановилась, по мотор продолжал тарахтеть. Хлопнула дверь. Послышались шаги и мужские голоса.
Штефка, зажигая у стола свечку, говорила: — Господи, как я дрожу! Имришко, оденься пока! Приду потом в горницу, отворю окно.
Снаружи — топот ног.
— ...и туда.
— Вой туда? Йожо, ты спишь?
Стук в дверь: — Вставай, Йожо, вставай!
— Кто там?
— Ото я. Партизан. Йожо дома?
Громкий хохот. Кто-то шепнул: — Пошли отсюда! Не мешай...
— Йожо нет дома. В Братиславу уехал.
— Правда? Йожо, вставай! не увиливай! Это я, Кар-чимарчпк. Хозяйка, откройте!
— Йожо нет дома. Его сейчас нету. Завтра вечером вернется.
Все ушли, за дверями остался один.
— Хозяйка, прошу прощения! Это я, Карчимарчик!.. Жестянщик! Ведь вы меня знаете. Жестянщик Карчимарчик. Я пришел к Йожо. Голубушка, не сердитесь.
— Он в Братиславе. Я одна дома. Йожо в Братиславе»
— Прошу вас, откройте! Поговорить кой о чем надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
— Все равно надо идти. Уже поздно. Тебе надо выспаться.
— Ты чего на меня валишь?
— Я не валю. Нам обоим надо выспаться. Стрекотали сверчки. Штефка о чем-то говорила, но
Имро не мог вникнуть в ее слова, хотя и пытался, пытался, его все больше одолевали собственные мысли, он хотел их отогнать, не думать, хотя бы пока не простится со Штефкой, но мысли были сильнее его, он просто перестал Штефку слушать, шел рядом, но не воспринимал ее слов и вроде бы даже забыл о ее присутствии; перед ним вдруг возникли другие лица, хорошо знакомые, лица его ровесников и однокашников, многих он не видел уже давно, но сейчас они были как бы и впрямь перед ним, они беззвучно, один за другим, обращались к нему, но он не понимал их, да и не очень-то хотел понять. Он спрашивал их, или ему казалось, что спрашивает: «Где вы и что делаете?» И задавал он им этот вопрос прежде всего потому, что боялся, как бы они в свой черед не спросили его: «Что ты делаешь, Имро?! Где ты и что делаешь?» В самом деле! Что, если многие годы спустя его спросят: «Имро, а ты, где ты был? Что всю войну делал? Как тебе удалось от нее отвертеться? Кто тебе это обстряпал? Почему ты не был с нами? Почему тебя не призвали ни в ударные части, ни в части прикрытия? Мы разрушали лачуги, поджигали сараи, амбары, а ты сидел дома, корчил из себя героя, а может, и смеялся: «Вот воюют, не зная за что!» Мы уничтожали, взрывали мосты, а когда нам самим нужен был мост, который взорвали у нас подносом другие, тогда мы оглядывались и спрашивали: «Имро, ты где? Почему нам не поможешь?» А однажды мы нарубили деревьев, сбили плот и спустились но течению Дона под стены Ростова; да, словацкие хлебопашцы-плотовщики шли на Ростов, а потом помогали немцам грабить и изводить советскую пшеницу! А где был ты, Имро?! Что ты делал, герой! Мы надрывали глотки под Липовцом, но твоего голоса не слыхали. Может, ты и сочувствовал нам, жалел нас, сидя где-то в Словакии, хотя мы этой жалости по заслужили. Мы видели тысячи тысяч поечаетых, живых и лю|)1вых, солдат и не солдат, толпы пленных и раненых, полчища оборванных и холодных людей, с ними мы так легко могли объясниться, и они, верно, с радостью приветили бы пас в своем доме, если бы мы его не разрушили и не заставили их, бездомных, скитаться с подушкой под мышкой и с пустым котелком за плечом по бескопечно долгим дорогам. А мы все шли; ворча, плелись за немецким сапогом и под защитой немецкого штыка, увертываясь от нуль красноармейцев, дошли до самого Кавказа. Мы спрашивали себя: пахарь словацкий, что ты делаешь, что ищешь на Кавказе? Имро, где ты тогда был?! Что делал? Многие из нас перешли на сторону красноармейцев, но мы и там тебя не нашли. Напрасно мы озирались вокруг, там тебя не было. А в сорок четвертом, что делал ты в сорок четвертом? Отвечай, храбрец! Скажи, что ты тогда выдумал? Какие тогда у тебя были заботы? Какое ты принял решение и как себя вел? Что совершил?»
Стрекотали сверчки.
Имро проводил Штефку домой. Хотелось поскорей с ней расстаться, по пришлось еще подождать, пока Штефка отомкнет дверь. Стоя рядом, он говорил себе: «Поцелую ее и пойду». По Штефка словно нарочно оттягивала время. Ключ был уже в двери, стоило только его повернуть, но она не торопилась. Она посмотрела па Имро, слегка поежилась и сказала: — Брр! Опять в эту комнату! Не представляешь, как ненавижу я затемненные окна!
— Ведь их и приотворить можно. Почему они у тебя ночью закрыты? С раскрытыми окнами куда лучше спится.
— Если б я не боялась!
— А чего? — спросил Имро. Потом улыбнулся рассеянной, безучастной улыбкой, словно бы даже не связанной с тем, о чем говорил, и подумал: «Сейчас я и вправду пойду!» Осмотрелся: метнул взгляд на дома батраков, но в ту самую минуту, когда он хотел обнять Штефку па прощание, она снова повернулась к дверям.
Отомкнула. Сразу открыла дверь и вошла. Имро, нерешительно потоптавшись, двинулся за пей.
Двери остались приоткрытыми. Имро шагнул к пей и как бы безотчетно положил ей па плечи руки и иежпо привлек к себе: — Мне пора,— шепнул он ей в волосы.
Она кивнула.— Ага. Сейчас пойдешь.— Она медленно подняла голову, заглянула ему в глаза.
— Сегодня я задержала тебя. Еще будут неприятности дома.
— Почему ты думаешь?
Она ладонью погладила его по щеке, в другую — поцеловала.
— Я же мог уйти.— Имро улыбнулся.—Хотел бы, мог бы уйти домой еще вечером.
— Я тебя задержала.
— Задержала? — Он все еще улыбался.— А почему?
— Просто так. Ты сегодня какой-то чудной.
— Чудной? Почему?
— Не знаю.
— Чего тебе не показалось во мне?
— Право, не знаю.
Он крепче обнял ее. «Ведь я люблю ее! Конечно, люблю. Зачем же все время повторять это?»
Она прижалась к нему, по потом вдруг отпрянула.
— Обожди, Имришко, запру, так спокойней.
И заперла. В комнате стало темно. Имро опять обнял Штефку и потихоньку стал ее раздевать. Но это, думается, дорогого читателя уже не занимает. А там — кто знает? Может, иному это показалось бы самым занятным. Пожалуй, оно и было занятно. Кое-кто, поди, все страницы бы обслюнявил.
Да, треклятые окна!
24
Вдруг Штефка вздрогнула. И Нмро разом вскочил: «Что такое? случилось?»
Он хотел быстро скрыться, да в панике никак не мог найти одежду — они со Штефкоп ее друг, дергали и расшвыривали в стороны.
Гул моторов усиливался. Имро пытался на себя хоть что-то набросить, но Штефка толкала его к дверям: — Во дворе оденешься! — А потом снова оттащила от двери.— Обожди, уже нельзя, увидят тебя! Боже милостивый! Что делать?
— Через окно нельзя?
— Беги в горницу! Погляжу, кто это. Может, по к нам.—Штефка пыталась хоть немного себя успокоить. Она натянула платье прямо па тело и, босая, металась в кухне. Искала свечу — с лампой долго возиться,— зато может быть? Йожо еще никогда никто не привозил.
Машина остановилась, по мотор продолжал тарахтеть. Хлопнула дверь. Послышались шаги и мужские голоса.
Штефка, зажигая у стола свечку, говорила: — Господи, как я дрожу! Имришко, оденься пока! Приду потом в горницу, отворю окно.
Снаружи — топот ног.
— ...и туда.
— Вой туда? Йожо, ты спишь?
Стук в дверь: — Вставай, Йожо, вставай!
— Кто там?
— Ото я. Партизан. Йожо дома?
Громкий хохот. Кто-то шепнул: — Пошли отсюда! Не мешай...
— Йожо нет дома. В Братиславу уехал.
— Правда? Йожо, вставай! не увиливай! Это я, Кар-чимарчпк. Хозяйка, откройте!
— Йожо нет дома. Его сейчас нету. Завтра вечером вернется.
Все ушли, за дверями остался один.
— Хозяйка, прошу прощения! Это я, Карчимарчик!.. Жестянщик! Ведь вы меня знаете. Жестянщик Карчимарчик. Я пришел к Йожо. Голубушка, не сердитесь.
— Он в Братиславе. Я одна дома. Йожо в Братиславе»
— Прошу вас, откройте! Поговорить кой о чем надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186