Я говорил с ними. Бежали из трнавского гарнизона.
— Ну-ну! И что ж они хотели? Должно быть, поесть?
— Ага. Жена дала им. Это я велел им чего-нибудь завернуть.
— Ну!
— И представьте себе!—продолжал Киринович.— Только они ушли — тут сразу и обыск.
— Не говори! Обыск! Значит, шли по следу!
— По следу. Прямо по пятам шли. Я и с ними толковал.
— Ну и что? — поинтересовался мастер.— Те-то двое небось на фронт были идти?
— На фронт. Наверно, должны были на фронт идти.
— Ну-ну.
— Изловят их,— предсказал Имро.
Киринович покачал головой: — А мне показалось, что ловить их вовсе и не собираются. Так-то, люди добрые, и это называется армия! Клянусь богом, сроду такой армии не видал! Что там ни говори, насильно нельзя воевать!
— Только насильно и можно,— возразил мастер.— Война, она и есть насилие. И когда отбиваешься, и когда наступаешь... Ты ведь был солдатом, знаешь, что солдату и на плац вылезать неохота. Его туда гнать приходится. Кто ж добровольно пойдет воевать? Я? Да я был бы последним идиотом. Ты? Я бы первый наплевал на тебя!
— А все же такой армии я и впрямь не видел,— продолжал Киринович.— Свет не слыхивал о такой жалкой и непослушной армии. Каждый творит, что ему вздумается. Только и знают, что драпают, бегут в горы или домой. Беспрестанно бегут. Все бегут. И удивляться нечего, чему тут удивляться? Пускай бегут, пускай себе бегут. Ей-богу, и я бы удрал. Вот увидите, по двое, по трое все разбегутся, и армии крышка. Прячутся всюду, и тут и там, кто по домам, кто в горах, а на фронте перебегают на сторону противника. Просто смешно, люди добрые! А потом в правительстве кто-то вдруг схватится за голову. Где наши ребята, где паша армия? И какой-нибудь генерал, а может, сам министр, не будет знать, что и ответить. А то и сам драпанет в горы либо загогочет всем прямо в лицо. Да, кстати, что вы делаете в воскресенье? — спросил он вдруг.
— В воскресенье? Дома сидим. Ведь праздник. В воскресенье мы не работаем. А что, хочешь магарыч поставить?
— Не бойся, за магарычом дело не станет! Не провозитесь же вы с сараем до воскресенья? Сарай должен быть готов раньше, и магарыч поставим раньше, на воскресенье , я кое-что другое наметил.
— Ишь ты! Что же именно?
— Дебаты.
— Гм-м! — Мастер тягуче захмыкал.— Дебаты? А о чем же ты хочешь дебаты вести? Не знал я, что ты охоч до дебатов.
— А разве поговорить не о чем? Вы разве не знаете, что творится?
— А что творится?
— Слушай, Гульдан, ты хоть не строй из себя дурака! Оба не стройте из себя дураков! Им и у нас уже достается, крепко достается!
— Кому? Мне еще ничего не досталось.
— Ну и дают им, ох и дают!
— А что, что дают? Кому?
—- Немцам! — взревел Киринович.— Гульдан, да несусветный болван! Честное слово, болван!
— А что? Я ничего не знаю. Ей-ей, ничего!
— Не перебивай, тата! — Имро осадил отца.— Лучше помалкивай!
— Ох и достается им! — скалил зубы Киринович.— От нас тоже! Черт побери! Ну и дела, ну и дела! Такие дела творятся!
— И я слыхал,— вмешался Имро,— свояк у меня в жандармах. Служит в Главном управлении. Он и раньше говорил, что на востоке и в Центральной Словакии беспорядки.
— Это называется беспорядки? — взорвался Киринович.— Люди добрые, это же война!
— Какая еще война? — Мастер поморщился.— Ну да, война, извесшое дело!
— Да ведь это настоящая война,— не сдавался Киринович.— И северяне осмелели! Клянусь богом, и на востоке и на севере люди осмелели! Знаете, надо бы и нам что-нибудь делать.
Мастер в ответ: — А что тут можно делать? Ну что? Плохо тебе, что у нас мало немцев? Взгляпи-ка на карту, только взгляни! Ты думаешь, я полезу в драку? Чтобы мне пинка дали? Лучше буду помалкивать. Не то и опомниться не успеем, ей-ей, и опомниться не успеем, рта открыть не успеем, как они навалятся на нас.
— И до каких пор ты молчать собираешься?
— До каких?! Иные знают, до каких. Или ты решил, что дело только во мне или в тебе?
— Ты их вроде бы возлюбил!
— Я о тебе могу то же сказать! Только не в нас с тобой дело, это тебе не какая-нибудь авантюра, за которой маячит шинок или табачная лавка.
— Послушай, зачем ты мне все это говоришь? — Киринович пытливо уставился на мастера.— Уж не думаешь ли, что...
— Я ничего не думаю,— мастер покачал головой,— вон,— он указал на оструганные балки,— о твоем сарае радею.
— О моем сарае? О нем радеть нечего. Его уже давно надо было закончить.
- Закончим. Видишь, перевязку начали. Готовь магарыч.
— Гульдаи, а теперь шутки в сторону! Приходите в воскресенье после обеда в имение! Будет разговор! Надо обо всем потолковать!
Мастер с минуту раздумывал, потом сказал, что не придет, а Имро обещал.
6
В воскресенье пополудни в имение сошлось много народу. Собрание должно было быть тайным и происходить в канцелярии управляющего, но вышло иначе — народу собралось больше, чем полагали сначала. В канцелярии все просто бы не уместились.
Па своих людей Киринович не рассчитывал. Ему и в голову не приходило, что па собрание явятся батраки. Из них он выбрал одного кузнеца Ояофрея, а потом приглянулся ему еще и Ранипец. Раиинца он считал человеком надежным, степенным; в работе был совестлив, никогда не воровал, если в чем когда и нуждался, всегда договаривался с управителем и так, по-хорошему, достигал своего. И еще было у него одно ценное качество: умел держать язык за зубами, даже когда напивался. Онофрей — дело другое. Толковый мастеровой был, но больше, чем умелость, Киринович ценил в нем злость и вспыльчивость, так и бьющую из глаз. Киринович ладил с Онофреем, но желчных глаз его всегда побаивался. Понимал, что кузнец — бузотер, не ведающий в гневе границ. Время лихое, ненадежное, кто знает, что сулит завтрашний день? Киринович полагал разумным и выгодным привлечь такого негодяя и буяна па свою сторону — не то Онофрей мог бы оказаться и против него. Правда, на самом деле кузнец не был таким уж неистовым и опасным, каким казался. Бывало, рассвирепеет из-за сущей безделицы, но укротить его не стоило и труда. Достаточно было улыбнуться, ласковое слово сказать — и опять полный порядок. А батраки вообще его не боялись. Зато знали, что управитель его опасается, и были этим очень довольны.
Киринович собирался позвать и Габчо, отца Доминко, но вскоре мысль эту выкинул из головы. Решил — Габчо такой же негодяй и проходимец, как и Онофрей, а уж двоих негодяев вместе сводить не годится — глядишь, еще и сойдутся на какой-нибудь подлости и натворят ужасных неприятностей управителю. Где Вельзевул, к чему туда тащить и Люцифера? Останется Габчо в стороне — будет надежное равновесие. А вздумай он бузотерить, так именно Опофрей и найдет на пего управу.
Но получилось не так, как замышлял Киринович. Он полагался прежде всего на людей наезжих, считал, что все они будут по крайней мере на должном уровне, с понятиями о конспирации, но, к сожалению, он ошибся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
— Ну-ну! И что ж они хотели? Должно быть, поесть?
— Ага. Жена дала им. Это я велел им чего-нибудь завернуть.
— Ну!
— И представьте себе!—продолжал Киринович.— Только они ушли — тут сразу и обыск.
— Не говори! Обыск! Значит, шли по следу!
— По следу. Прямо по пятам шли. Я и с ними толковал.
— Ну и что? — поинтересовался мастер.— Те-то двое небось на фронт были идти?
— На фронт. Наверно, должны были на фронт идти.
— Ну-ну.
— Изловят их,— предсказал Имро.
Киринович покачал головой: — А мне показалось, что ловить их вовсе и не собираются. Так-то, люди добрые, и это называется армия! Клянусь богом, сроду такой армии не видал! Что там ни говори, насильно нельзя воевать!
— Только насильно и можно,— возразил мастер.— Война, она и есть насилие. И когда отбиваешься, и когда наступаешь... Ты ведь был солдатом, знаешь, что солдату и на плац вылезать неохота. Его туда гнать приходится. Кто ж добровольно пойдет воевать? Я? Да я был бы последним идиотом. Ты? Я бы первый наплевал на тебя!
— А все же такой армии я и впрямь не видел,— продолжал Киринович.— Свет не слыхивал о такой жалкой и непослушной армии. Каждый творит, что ему вздумается. Только и знают, что драпают, бегут в горы или домой. Беспрестанно бегут. Все бегут. И удивляться нечего, чему тут удивляться? Пускай бегут, пускай себе бегут. Ей-богу, и я бы удрал. Вот увидите, по двое, по трое все разбегутся, и армии крышка. Прячутся всюду, и тут и там, кто по домам, кто в горах, а на фронте перебегают на сторону противника. Просто смешно, люди добрые! А потом в правительстве кто-то вдруг схватится за голову. Где наши ребята, где паша армия? И какой-нибудь генерал, а может, сам министр, не будет знать, что и ответить. А то и сам драпанет в горы либо загогочет всем прямо в лицо. Да, кстати, что вы делаете в воскресенье? — спросил он вдруг.
— В воскресенье? Дома сидим. Ведь праздник. В воскресенье мы не работаем. А что, хочешь магарыч поставить?
— Не бойся, за магарычом дело не станет! Не провозитесь же вы с сараем до воскресенья? Сарай должен быть готов раньше, и магарыч поставим раньше, на воскресенье , я кое-что другое наметил.
— Ишь ты! Что же именно?
— Дебаты.
— Гм-м! — Мастер тягуче захмыкал.— Дебаты? А о чем же ты хочешь дебаты вести? Не знал я, что ты охоч до дебатов.
— А разве поговорить не о чем? Вы разве не знаете, что творится?
— А что творится?
— Слушай, Гульдан, ты хоть не строй из себя дурака! Оба не стройте из себя дураков! Им и у нас уже достается, крепко достается!
— Кому? Мне еще ничего не досталось.
— Ну и дают им, ох и дают!
— А что, что дают? Кому?
—- Немцам! — взревел Киринович.— Гульдан, да несусветный болван! Честное слово, болван!
— А что? Я ничего не знаю. Ей-ей, ничего!
— Не перебивай, тата! — Имро осадил отца.— Лучше помалкивай!
— Ох и достается им! — скалил зубы Киринович.— От нас тоже! Черт побери! Ну и дела, ну и дела! Такие дела творятся!
— И я слыхал,— вмешался Имро,— свояк у меня в жандармах. Служит в Главном управлении. Он и раньше говорил, что на востоке и в Центральной Словакии беспорядки.
— Это называется беспорядки? — взорвался Киринович.— Люди добрые, это же война!
— Какая еще война? — Мастер поморщился.— Ну да, война, извесшое дело!
— Да ведь это настоящая война,— не сдавался Киринович.— И северяне осмелели! Клянусь богом, и на востоке и на севере люди осмелели! Знаете, надо бы и нам что-нибудь делать.
Мастер в ответ: — А что тут можно делать? Ну что? Плохо тебе, что у нас мало немцев? Взгляпи-ка на карту, только взгляни! Ты думаешь, я полезу в драку? Чтобы мне пинка дали? Лучше буду помалкивать. Не то и опомниться не успеем, ей-ей, и опомниться не успеем, рта открыть не успеем, как они навалятся на нас.
— И до каких пор ты молчать собираешься?
— До каких?! Иные знают, до каких. Или ты решил, что дело только во мне или в тебе?
— Ты их вроде бы возлюбил!
— Я о тебе могу то же сказать! Только не в нас с тобой дело, это тебе не какая-нибудь авантюра, за которой маячит шинок или табачная лавка.
— Послушай, зачем ты мне все это говоришь? — Киринович пытливо уставился на мастера.— Уж не думаешь ли, что...
— Я ничего не думаю,— мастер покачал головой,— вон,— он указал на оструганные балки,— о твоем сарае радею.
— О моем сарае? О нем радеть нечего. Его уже давно надо было закончить.
- Закончим. Видишь, перевязку начали. Готовь магарыч.
— Гульдаи, а теперь шутки в сторону! Приходите в воскресенье после обеда в имение! Будет разговор! Надо обо всем потолковать!
Мастер с минуту раздумывал, потом сказал, что не придет, а Имро обещал.
6
В воскресенье пополудни в имение сошлось много народу. Собрание должно было быть тайным и происходить в канцелярии управляющего, но вышло иначе — народу собралось больше, чем полагали сначала. В канцелярии все просто бы не уместились.
Па своих людей Киринович не рассчитывал. Ему и в голову не приходило, что па собрание явятся батраки. Из них он выбрал одного кузнеца Ояофрея, а потом приглянулся ему еще и Ранипец. Раиинца он считал человеком надежным, степенным; в работе был совестлив, никогда не воровал, если в чем когда и нуждался, всегда договаривался с управителем и так, по-хорошему, достигал своего. И еще было у него одно ценное качество: умел держать язык за зубами, даже когда напивался. Онофрей — дело другое. Толковый мастеровой был, но больше, чем умелость, Киринович ценил в нем злость и вспыльчивость, так и бьющую из глаз. Киринович ладил с Онофреем, но желчных глаз его всегда побаивался. Понимал, что кузнец — бузотер, не ведающий в гневе границ. Время лихое, ненадежное, кто знает, что сулит завтрашний день? Киринович полагал разумным и выгодным привлечь такого негодяя и буяна па свою сторону — не то Онофрей мог бы оказаться и против него. Правда, на самом деле кузнец не был таким уж неистовым и опасным, каким казался. Бывало, рассвирепеет из-за сущей безделицы, но укротить его не стоило и труда. Достаточно было улыбнуться, ласковое слово сказать — и опять полный порядок. А батраки вообще его не боялись. Зато знали, что управитель его опасается, и были этим очень довольны.
Киринович собирался позвать и Габчо, отца Доминко, но вскоре мысль эту выкинул из головы. Решил — Габчо такой же негодяй и проходимец, как и Онофрей, а уж двоих негодяев вместе сводить не годится — глядишь, еще и сойдутся на какой-нибудь подлости и натворят ужасных неприятностей управителю. Где Вельзевул, к чему туда тащить и Люцифера? Останется Габчо в стороне — будет надежное равновесие. А вздумай он бузотерить, так именно Опофрей и найдет на пего управу.
Но получилось не так, как замышлял Киринович. Он полагался прежде всего на людей наезжих, считал, что все они будут по крайней мере на должном уровне, с понятиями о конспирации, но, к сожалению, он ошибся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186