И ноги, я же их вытер. Я к вам не за перцем.
— Так за чем? Сплетни собирать? Нет у нас сплетен* Бери пирог и проваливай!
— Не хочу пирог. Я ведь даже ничего про ваши пироги и не знал. Я пришел, просто так пришел.
— Боже милостивый, почему у меня нет покоя? Почему у меня никогда нет покоя?!
Вильма хватается за голову. Неужто я так ее распалил? Она бубнит свое и все фырчит на меня: — Вечно ты тут, во все нос суешь, иной раз я бы тебя просто вытурила!
Но почему? Неужто из-за этих сочней? Что я ей сделал? Господи, лучше бы мне сюда не приходить!
— Чего пялишься как дурак? Возьми пирожок и убирайся, убирайся отсюда!
Но как уйти, как теперь уйти?! Я не хочу пирожка, не надо мне этого пирожка! Господи, зачем, я ел сочни?! Лучше бы мне никогда ничего у них не есть, всегда надо было от всего отказываться.
Вильма, я не хочу пирожка! Ничего уже не хочу, но как мне теперь уйти?
И Имро это видит. Вроде бы он мне сочувствует, Почему он ничего не говорит?! Имришко, Имришко, ну заступись за меня!
Не заступается.
— Вильма,— наконец собираюсь я с духом,— я же к мастеру пришел,
— Мастера нет дома.— отрезает она — аж в ушах звенит.— И мне некогда, ступай прочь!
Но и это ни к чему не привело. А если и привело, то ненадолго. Через два дня я снова у Гульданов. Дольше сердиться не могу. Зато все чаще жалуюсь мастеру, и, хоть всякий раз прошу его ничего не говорить Вильме, он все-таки иногда забывается и при Вильме что-нибудь обо мне да обронит. Хочет за меня заступиться, но Вильма воспринимает это иначе и всякий раз тычет мне этим в глаза. Надо быть осторожнее! Да я и так осторожный! У меня что, не было времени осторожности научиться? Самое лучшее было бы вообще молчать, ведь, чем больше я жалуюсь и чем, больше мастер хочет помочь мне, заступиться за меня, тем хуже; бывает, особенно-то и не пожалуюсь, да еще и мастера попрошу ничего не говорить Вильме, а он, наверно, все-таки в чем-то ее упрекнет, а может, лишь намекнет ей, или она сама обнаружит, что мы с мастером говорили, и опять же про Имришко и про нее.
— Эй ты, ябеда,— встретила она меня однажды, как я только вошел во двор.— Кончай сплетни водить, не то так тебя жахну — дорогу сюда позабудешь. Думаешь, это меня забавляет? У меня что, забот мало? Надо больно, чтоб этакий безобразник вечно меня выводил из себя, нервов моих не хватает. Раз тебе у нас плохо, чего сюда шлендаешь?
Гляжу на нее в растерянности, не знаю, что и сказать. О чем это мы с мастером говорили?
Но и молчать не могу. Ведь если Вильма сердита, трудно к ней подъехать. Молчанием ее не задобришь.— Вильмушка, я. не сплетничал. Правда, я не сплетничал. Можешь спросить, если хочешь.
— Кого спросить? Ах ты! — замахивается на меня. Хорошо еще, что сразу не хлопнула,
—- Вильмушка, я правда не сплетничал. И ни на какую соседку я в жизни не сплетничал. Может, мастер что и сказал, но я так не думал, не знаю, что он сказал, но я правда так не думал. Я не сплетник. Я не сплетничаю, Вильмушка, я ведь уже не сплетничаю.
— Хоть не ври!
— Не вру! Вильма, я уже не вру.
— Врешь! Ты врун! И сейчас врешь. Все время всякие сплетни разводишь. Если не прекратишь, я когда-нибудь тебе так влеплю!
Опять, опять замахнулась. И я не выдержал.— Ну так влепи,., влепи, ну! Ты врунья! Вот! А хочешь, ты и сплетница! Почему на меня замахиваешься? Почему замахиваешься? И врунья ты! И все время про меня что-то выдумываешь. Выдумываешь, чтобы я перестал к вам ходить.
И вдруг — хлоп! Влепила мне затрещину. А не надо было этого делать. Потому что после затрещины и мне трудней себя сдерживать. Я кричу на нее: — Дрянь конопатая, ты чего меня бьешь? Сама врунья, не я!
Наверно, я на нее и глаза выпучил и зубы ощерил, потому что она вдруг позеленела, пожелтела, и заместо одной затрещины я сразу три заработал.
— Кто конопатая?! И кто врун? Кто вечно сплетни разводит? Ах ты бессовестный! — Ну и опять — бац! Заместо одной оплеухи у меня сразу шесть.
С ревом иду по двору вниз. Ох, кабы со мной разревелась вся улица. Но на улице нет никаких зрителей. Спер-ва одной ногой, потом другой я злобно колочу в ворота и все приговариваю: — Конопатая! Конопатая! Сплетница противная! Ведьма злющая, паршивая, врунья подлая! Конопатая ведьма! Ведьма! Ведьма! Ведьма! Гадкая, гадкая, гадкая! Ведьма гадкая, самая разгадкая!
Но когда и это не помогает, я нахожу на дороге большой и, горбатый камень, размахиваюсь и изо всей мочи запускаю его в окно.
МЕДНОЕ СОЛНЦЕ
В деревне о разбитом окне вмиг забывают. Одно я, что ли, разбил? Люди при таком деле поворчат малость, может, дома или на улице вас кто и выдерет, но, если не отдубасили сразу, поздней вам уже ничего не сделают, потому что тем временем какой ваш дружок еще что-нибудь выкинет.
Вильма не пришла на меня жаловаться. Никто на меня не жаловался.
Но все равно что-то сломалось. Нет, об окне я сейчас и не думаю. Еще в тот день вставили в него новое стекло, И речь не о тех затрещинах, которые Вильма мне отпустила. Наверное, она сразу же и пожалела о них. Когда я на другой день с ней встретился, она женя ни в чем не упрекнула. Сперва хотел ее стороной обогнуть, да не тут-то было. Она внезапно оказалась прямо у меня на пути. И вроде бы тоже сперва меня испугалась. Покосились мы один на другого, а потом Вильма погрозила мне пальцем. И улыбнулась.
Долго мы не дулись друг на дружку. Но с тех пор хожу к ним все меньше. Загляну когда-никогда, но все реже. Вильма сделалась ко мне сердечнее, но, пожалуй, еще и потому, что не хожу к ним так часто. Хотя мог бы. II она мне намекает на это мастер намекает. Даже Имришко. И я знаю, они не обманывают. Заметил я, туда ходят и другие дети. Они и до этого хаживали, но обычно со мной, я их туда водил, потому что хотел позадаваться, хотел показать им, что у меня есть куда ходить и что с Впльмой мы понимаем друг друга. И я в самом деле с ней ладил; случались, конечно, перекоры, но долго они не тянулись, а если бы и тянулись, нынче на многие вещи я уж иначе смотрю, нередко мне кажется, что и перекоров-то никаких не было.
Чаще других ходят к Вильме Агнешкины дочки. Бывает, приводят с собой и подружек, а то и дружков, и, возможно, к Гульданам я еще потому не хожу так часто, что знаю: я уже вырос, во всяком случае старше тех детей, что туда ходят. Было бы глупо, если бы я препирался с ними из-за груши или пирога. В каком-то возрасте—ведь и детям прибавляется лет—человек теряет право на пирог или, во всяком случае, имеет право лишь на тот пирог, который принадлежит ему.
2
Но вовсе не обязательно, что других детей, маленьких, у Гульданов всегда привечают. Во всяком случае, не чаще, чем меня. Все зависит от того, какое у Вильмы настроение, а оно меняется, смотря по тому, какие у нее заботы. Забот у нее хватает, и почти все они или большинство из них связаны с Имришко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
— Так за чем? Сплетни собирать? Нет у нас сплетен* Бери пирог и проваливай!
— Не хочу пирог. Я ведь даже ничего про ваши пироги и не знал. Я пришел, просто так пришел.
— Боже милостивый, почему у меня нет покоя? Почему у меня никогда нет покоя?!
Вильма хватается за голову. Неужто я так ее распалил? Она бубнит свое и все фырчит на меня: — Вечно ты тут, во все нос суешь, иной раз я бы тебя просто вытурила!
Но почему? Неужто из-за этих сочней? Что я ей сделал? Господи, лучше бы мне сюда не приходить!
— Чего пялишься как дурак? Возьми пирожок и убирайся, убирайся отсюда!
Но как уйти, как теперь уйти?! Я не хочу пирожка, не надо мне этого пирожка! Господи, зачем, я ел сочни?! Лучше бы мне никогда ничего у них не есть, всегда надо было от всего отказываться.
Вильма, я не хочу пирожка! Ничего уже не хочу, но как мне теперь уйти?
И Имро это видит. Вроде бы он мне сочувствует, Почему он ничего не говорит?! Имришко, Имришко, ну заступись за меня!
Не заступается.
— Вильма,— наконец собираюсь я с духом,— я же к мастеру пришел,
— Мастера нет дома.— отрезает она — аж в ушах звенит.— И мне некогда, ступай прочь!
Но и это ни к чему не привело. А если и привело, то ненадолго. Через два дня я снова у Гульданов. Дольше сердиться не могу. Зато все чаще жалуюсь мастеру, и, хоть всякий раз прошу его ничего не говорить Вильме, он все-таки иногда забывается и при Вильме что-нибудь обо мне да обронит. Хочет за меня заступиться, но Вильма воспринимает это иначе и всякий раз тычет мне этим в глаза. Надо быть осторожнее! Да я и так осторожный! У меня что, не было времени осторожности научиться? Самое лучшее было бы вообще молчать, ведь, чем больше я жалуюсь и чем, больше мастер хочет помочь мне, заступиться за меня, тем хуже; бывает, особенно-то и не пожалуюсь, да еще и мастера попрошу ничего не говорить Вильме, а он, наверно, все-таки в чем-то ее упрекнет, а может, лишь намекнет ей, или она сама обнаружит, что мы с мастером говорили, и опять же про Имришко и про нее.
— Эй ты, ябеда,— встретила она меня однажды, как я только вошел во двор.— Кончай сплетни водить, не то так тебя жахну — дорогу сюда позабудешь. Думаешь, это меня забавляет? У меня что, забот мало? Надо больно, чтоб этакий безобразник вечно меня выводил из себя, нервов моих не хватает. Раз тебе у нас плохо, чего сюда шлендаешь?
Гляжу на нее в растерянности, не знаю, что и сказать. О чем это мы с мастером говорили?
Но и молчать не могу. Ведь если Вильма сердита, трудно к ней подъехать. Молчанием ее не задобришь.— Вильмушка, я. не сплетничал. Правда, я не сплетничал. Можешь спросить, если хочешь.
— Кого спросить? Ах ты! — замахивается на меня. Хорошо еще, что сразу не хлопнула,
—- Вильмушка, я правда не сплетничал. И ни на какую соседку я в жизни не сплетничал. Может, мастер что и сказал, но я так не думал, не знаю, что он сказал, но я правда так не думал. Я не сплетник. Я не сплетничаю, Вильмушка, я ведь уже не сплетничаю.
— Хоть не ври!
— Не вру! Вильма, я уже не вру.
— Врешь! Ты врун! И сейчас врешь. Все время всякие сплетни разводишь. Если не прекратишь, я когда-нибудь тебе так влеплю!
Опять, опять замахнулась. И я не выдержал.— Ну так влепи,., влепи, ну! Ты врунья! Вот! А хочешь, ты и сплетница! Почему на меня замахиваешься? Почему замахиваешься? И врунья ты! И все время про меня что-то выдумываешь. Выдумываешь, чтобы я перестал к вам ходить.
И вдруг — хлоп! Влепила мне затрещину. А не надо было этого делать. Потому что после затрещины и мне трудней себя сдерживать. Я кричу на нее: — Дрянь конопатая, ты чего меня бьешь? Сама врунья, не я!
Наверно, я на нее и глаза выпучил и зубы ощерил, потому что она вдруг позеленела, пожелтела, и заместо одной затрещины я сразу три заработал.
— Кто конопатая?! И кто врун? Кто вечно сплетни разводит? Ах ты бессовестный! — Ну и опять — бац! Заместо одной оплеухи у меня сразу шесть.
С ревом иду по двору вниз. Ох, кабы со мной разревелась вся улица. Но на улице нет никаких зрителей. Спер-ва одной ногой, потом другой я злобно колочу в ворота и все приговариваю: — Конопатая! Конопатая! Сплетница противная! Ведьма злющая, паршивая, врунья подлая! Конопатая ведьма! Ведьма! Ведьма! Ведьма! Гадкая, гадкая, гадкая! Ведьма гадкая, самая разгадкая!
Но когда и это не помогает, я нахожу на дороге большой и, горбатый камень, размахиваюсь и изо всей мочи запускаю его в окно.
МЕДНОЕ СОЛНЦЕ
В деревне о разбитом окне вмиг забывают. Одно я, что ли, разбил? Люди при таком деле поворчат малость, может, дома или на улице вас кто и выдерет, но, если не отдубасили сразу, поздней вам уже ничего не сделают, потому что тем временем какой ваш дружок еще что-нибудь выкинет.
Вильма не пришла на меня жаловаться. Никто на меня не жаловался.
Но все равно что-то сломалось. Нет, об окне я сейчас и не думаю. Еще в тот день вставили в него новое стекло, И речь не о тех затрещинах, которые Вильма мне отпустила. Наверное, она сразу же и пожалела о них. Когда я на другой день с ней встретился, она женя ни в чем не упрекнула. Сперва хотел ее стороной обогнуть, да не тут-то было. Она внезапно оказалась прямо у меня на пути. И вроде бы тоже сперва меня испугалась. Покосились мы один на другого, а потом Вильма погрозила мне пальцем. И улыбнулась.
Долго мы не дулись друг на дружку. Но с тех пор хожу к ним все меньше. Загляну когда-никогда, но все реже. Вильма сделалась ко мне сердечнее, но, пожалуй, еще и потому, что не хожу к ним так часто. Хотя мог бы. II она мне намекает на это мастер намекает. Даже Имришко. И я знаю, они не обманывают. Заметил я, туда ходят и другие дети. Они и до этого хаживали, но обычно со мной, я их туда водил, потому что хотел позадаваться, хотел показать им, что у меня есть куда ходить и что с Впльмой мы понимаем друг друга. И я в самом деле с ней ладил; случались, конечно, перекоры, но долго они не тянулись, а если бы и тянулись, нынче на многие вещи я уж иначе смотрю, нередко мне кажется, что и перекоров-то никаких не было.
Чаще других ходят к Вильме Агнешкины дочки. Бывает, приводят с собой и подружек, а то и дружков, и, возможно, к Гульданам я еще потому не хожу так часто, что знаю: я уже вырос, во всяком случае старше тех детей, что туда ходят. Было бы глупо, если бы я препирался с ними из-за груши или пирога. В каком-то возрасте—ведь и детям прибавляется лет—человек теряет право на пирог или, во всяком случае, имеет право лишь на тот пирог, который принадлежит ему.
2
Но вовсе не обязательно, что других детей, маленьких, у Гульданов всегда привечают. Во всяком случае, не чаще, чем меня. Все зависит от того, какое у Вильмы настроение, а оно меняется, смотря по тому, какие у нее заботы. Забот у нее хватает, и почти все они или большинство из них связаны с Имришко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186