-— Имришко! — затянул он шутливым тоном.— Контроль явился!
Имро заметил ее, но продолжал работать. Казалось даже — весь ушел в работу.
— До чего хорошо пахнет! — Штефка говорила о дереве.— Люблю такой запах. Ужасно люблю хвою.
Мастер тоже хотел что-то добавить, но потом, верна, сочтя это лишним, спросил об управителе:
— А Йожко? Куда он так торопился?
Штефка поморщилась, надула губы и слегка подернула плечами.— Он вечно торопится,— сказала она.
Мастер удовлетворился ответом. И опять взялся за работу.
— Люблю такой запах. Ужасно люблю смолу. Сосну люблю. Еще больше, чем ель. Иногда утром тут замечательно пахнет. Вон из того леса тянет,— Она указала на лес.— Там сосны. Кажется, там одни сосны. Если бы имение было ближе к лесу!
Имро наградил ее коротким взглядом, но от работы не оторвался.
— А вообще как дела? Как жизнь? — спросил мастер.— В Церовую ходишь? Ваши-то к Йожо привыкли?
— Немножко.
— Отчего же немножко? Разве он им не по душе?
Штефка пытливо оглядела мастера.— Ну и любопытный же вы! — сказала она с улыбкой.— Иногда они с отцом ссорятся. Да вам, должно быть, Йожо жаловался.
— Нет, что ты. А почему ссорятся-то?
— Так просто! Обмениваются взглядами. Да и другие обмениваются. И тут, в имении. Знаете, как бывает тут весело? Иной раз кто из батраков и подерется. Вот бы вы слышали!
— А по деревне скучаешь? — спросил мастер.
— Бывает. Особенно вечерами. Без подружек скучно. Но если захочется, могу туда сбегать. Иной раз и днем заскочу. Запру квартиру, и в два счета там.
А собравшись уходить, Штефка спросила у мастера: — Можно я наберу немного щепок?
— Отчего же нет?—улыбнулся мастер.—Хочешь, целое бревно тебе дам?
— На что оно мне? — И, обрадовавшись, нагнулась,— По крайней мере ужин быстрей разогрею.— Она подняла охапку щепок, но потом положила их снова на землю и сказала: — Холстину принесу.
Она воротилась с холстиной, а мастер с Имро помогли ей наполнить ее.
— Донесешь? — спросил Имро.
— Такую-то малость не донесу?! — Она завязала поклажу, и мастер взвалил ее ей на спину, но какой-то щепкой при этом зацепил подол Штефкиной юбки.
Штефка весело двинулась, и перед ними забелел ее голый задок.
— Ах, леший тебя унеси! — щелкнул мастер пальцами.— На это я, кажись, не рассчитывал.
Имро засмеялся. Но потом, по дороге домой, сам не зная почему, досадовал на отца.
4
Следующий день в общем-то походил на предыдущий. Управляющий опять был в бегах. Штефка дома стряпала, поминутно отворяя и затворяя двери и окна, поскольку в кухне была духота, а на дворе — невыносимое пекло.
Мастер и Имро обливались потом. Доминко пришел их проведать, привел подружку и четырех дружков; один пробовал пилу, другой точил топорик... Вот сорванцы, никак от них не отвяжешься!
На счастье, батраки, свозившие с полей клевер, только что прикатили с полным возом.
— Эй, ребятня, давай утаптывать,— раздалось из амбара.
Детям не хотелось утаптывать. Конопатый мальчонка с коростой на носу, ухмыльнулся: — Пускай сами утаптывают!
— Вы что, не слышите, негодники? — снова донеслось из сарая, на этот раз построже.
Дети разбежались.
Доминко бросился следом, хотя приказ меньше всего относился к нему — он был самым маленьким. Вдруг он споткнулся, а может, просто поскользнулся? Плюхнулся на землю — ой, да если бы только на землю! Скатился в вонючую навозную жижу. Бедняжка, чуть-чуть не утонул! Он бился там, махал руками и рвущим душу криком и плачем переполошил все имение.
Из-под сушильни высунулось несколько голов, из конюшни показались двое Иуд, они колотили друг друга кисетами; перед сараем выросло четверо гладиаторов с вилами; из амбара вышел с посохом в руке обросший сей; из маленькой кузни сторожко выполз рыжий скорпион, опоясанный кожаным фартуком, в руке он держал жгучее жало. К нему подбежали три перемаранные Марии и, кощунственно кланяясь, загоняли его обратно в ковальшо.
Рябой петух жалостливо закукарекал.
Имро тем временем подскочил к навозе и вытащил Доминко. Вскорости прибежала Доминкова мать и влепила мальчишке затрещину.
— Паршивец эдакий, только тебя тут не хватало! Она повела Доминко к дому и все тузила его и хлопала
по щекам.
Отец мальчишки храпел в зарослях дурмана, но тут мигом проснулся. Протер глаза и, заметив сынишку, спросил горестно:
— За что же его так?
— Заткни пасть, поганый бездельник! — взорвалась мать Доминко.— Налакался, боров! Ты вот где у меня сидишь!
Доминков отец удивленно мотал головой.— Что с ней стряслось? — спросил он, но ответить было некому.
Петух вновь закукарекал.
Откуда ни возьмись — паренек, загорелый дотемна, на голове — серая оттрепанная шляпенка, во рту — соломинка. Он.улыбался черными ехидными глазами.
— Бултых булдыга! — заговорил он на непонятном языке. Губы его щелкнули, как клепец, соломинка выпала.
Доминков отец нахмурился.— К го тебя разберет! А паренек не переставал улыбаться.— Бултых булдыга. Ну ты и налакался!
— Подыми соломинку да отчаливай!
Паренек поднял соломинку, хотел было сунуть ее в рот, но вдруг заметил конопатого мальчонку.— Поди сюда! — окликнул он его.— И ты там был! Вы учились плавать в навозной жиже.
Мальчик показал ему язык и улепетнул.
И тогда петух запел в третий раз.
Ровно в двенадцать ударил самый большой колокол на новом, пока еще не освященном церовском храме. Мастер поднял руку, словно бы хотел спять шапку, по оп снял ее еще утром — день был жаркий — и поэтому сейчас только огладил седую вспотевшую голову и не спеша перекрестился.
— Обед! — прозвучал Штефкип высокий голосок.— Милости просим обедать!
На обед была густая овощная похлебка, копченая грудинка с молодой картошкой и зеленый салат. За едой, да и после еды кое-что выпили, и па мастера навалилась усталость, у него стали слипаться глаза, и, не подымись он вовремя, кто знает, возможно, за столом и задремал бы.
— Что-то меня нынче сморило,— сказал он слабым голосом.— Верно, не надо так объедаться. Имришко, если хочешь, посиди тут еще малость, а я пойду немного вздремну. Приходи к сушильням. Я полежу там. Эдак через полчасика можешь меня разбудить.
Имро сделал вид, будто и ему недосуг, будто он тоже собирается, но на деле рад был, что останется со Штефкой наедине. Он не подстерегал этой минуты, но, уж коль так получилось, был очень доволен.
Однако, как только мастер ушел, Штефка, поднялась, принесла на стол лоханку с горячей водой, подлила туда холодной из белого эмалированного ведра и, поставив его на низкую деревянную скамеечку у дверей, стала мыть посуду.
Имро это слегка покоробило. Он был задет, обижен, может, даже сердился на Штефку. Ничего лучшего не могла придумать? Что это ей вдруг так приспичило? Неужто именно сейчас надо возиться с кастрюлями и тарелками?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
Имро заметил ее, но продолжал работать. Казалось даже — весь ушел в работу.
— До чего хорошо пахнет! — Штефка говорила о дереве.— Люблю такой запах. Ужасно люблю хвою.
Мастер тоже хотел что-то добавить, но потом, верна, сочтя это лишним, спросил об управителе:
— А Йожко? Куда он так торопился?
Штефка поморщилась, надула губы и слегка подернула плечами.— Он вечно торопится,— сказала она.
Мастер удовлетворился ответом. И опять взялся за работу.
— Люблю такой запах. Ужасно люблю смолу. Сосну люблю. Еще больше, чем ель. Иногда утром тут замечательно пахнет. Вон из того леса тянет,— Она указала на лес.— Там сосны. Кажется, там одни сосны. Если бы имение было ближе к лесу!
Имро наградил ее коротким взглядом, но от работы не оторвался.
— А вообще как дела? Как жизнь? — спросил мастер.— В Церовую ходишь? Ваши-то к Йожо привыкли?
— Немножко.
— Отчего же немножко? Разве он им не по душе?
Штефка пытливо оглядела мастера.— Ну и любопытный же вы! — сказала она с улыбкой.— Иногда они с отцом ссорятся. Да вам, должно быть, Йожо жаловался.
— Нет, что ты. А почему ссорятся-то?
— Так просто! Обмениваются взглядами. Да и другие обмениваются. И тут, в имении. Знаете, как бывает тут весело? Иной раз кто из батраков и подерется. Вот бы вы слышали!
— А по деревне скучаешь? — спросил мастер.
— Бывает. Особенно вечерами. Без подружек скучно. Но если захочется, могу туда сбегать. Иной раз и днем заскочу. Запру квартиру, и в два счета там.
А собравшись уходить, Штефка спросила у мастера: — Можно я наберу немного щепок?
— Отчего же нет?—улыбнулся мастер.—Хочешь, целое бревно тебе дам?
— На что оно мне? — И, обрадовавшись, нагнулась,— По крайней мере ужин быстрей разогрею.— Она подняла охапку щепок, но потом положила их снова на землю и сказала: — Холстину принесу.
Она воротилась с холстиной, а мастер с Имро помогли ей наполнить ее.
— Донесешь? — спросил Имро.
— Такую-то малость не донесу?! — Она завязала поклажу, и мастер взвалил ее ей на спину, но какой-то щепкой при этом зацепил подол Штефкиной юбки.
Штефка весело двинулась, и перед ними забелел ее голый задок.
— Ах, леший тебя унеси! — щелкнул мастер пальцами.— На это я, кажись, не рассчитывал.
Имро засмеялся. Но потом, по дороге домой, сам не зная почему, досадовал на отца.
4
Следующий день в общем-то походил на предыдущий. Управляющий опять был в бегах. Штефка дома стряпала, поминутно отворяя и затворяя двери и окна, поскольку в кухне была духота, а на дворе — невыносимое пекло.
Мастер и Имро обливались потом. Доминко пришел их проведать, привел подружку и четырех дружков; один пробовал пилу, другой точил топорик... Вот сорванцы, никак от них не отвяжешься!
На счастье, батраки, свозившие с полей клевер, только что прикатили с полным возом.
— Эй, ребятня, давай утаптывать,— раздалось из амбара.
Детям не хотелось утаптывать. Конопатый мальчонка с коростой на носу, ухмыльнулся: — Пускай сами утаптывают!
— Вы что, не слышите, негодники? — снова донеслось из сарая, на этот раз построже.
Дети разбежались.
Доминко бросился следом, хотя приказ меньше всего относился к нему — он был самым маленьким. Вдруг он споткнулся, а может, просто поскользнулся? Плюхнулся на землю — ой, да если бы только на землю! Скатился в вонючую навозную жижу. Бедняжка, чуть-чуть не утонул! Он бился там, махал руками и рвущим душу криком и плачем переполошил все имение.
Из-под сушильни высунулось несколько голов, из конюшни показались двое Иуд, они колотили друг друга кисетами; перед сараем выросло четверо гладиаторов с вилами; из амбара вышел с посохом в руке обросший сей; из маленькой кузни сторожко выполз рыжий скорпион, опоясанный кожаным фартуком, в руке он держал жгучее жало. К нему подбежали три перемаранные Марии и, кощунственно кланяясь, загоняли его обратно в ковальшо.
Рябой петух жалостливо закукарекал.
Имро тем временем подскочил к навозе и вытащил Доминко. Вскорости прибежала Доминкова мать и влепила мальчишке затрещину.
— Паршивец эдакий, только тебя тут не хватало! Она повела Доминко к дому и все тузила его и хлопала
по щекам.
Отец мальчишки храпел в зарослях дурмана, но тут мигом проснулся. Протер глаза и, заметив сынишку, спросил горестно:
— За что же его так?
— Заткни пасть, поганый бездельник! — взорвалась мать Доминко.— Налакался, боров! Ты вот где у меня сидишь!
Доминков отец удивленно мотал головой.— Что с ней стряслось? — спросил он, но ответить было некому.
Петух вновь закукарекал.
Откуда ни возьмись — паренек, загорелый дотемна, на голове — серая оттрепанная шляпенка, во рту — соломинка. Он.улыбался черными ехидными глазами.
— Бултых булдыга! — заговорил он на непонятном языке. Губы его щелкнули, как клепец, соломинка выпала.
Доминков отец нахмурился.— К го тебя разберет! А паренек не переставал улыбаться.— Бултых булдыга. Ну ты и налакался!
— Подыми соломинку да отчаливай!
Паренек поднял соломинку, хотел было сунуть ее в рот, но вдруг заметил конопатого мальчонку.— Поди сюда! — окликнул он его.— И ты там был! Вы учились плавать в навозной жиже.
Мальчик показал ему язык и улепетнул.
И тогда петух запел в третий раз.
Ровно в двенадцать ударил самый большой колокол на новом, пока еще не освященном церовском храме. Мастер поднял руку, словно бы хотел спять шапку, по оп снял ее еще утром — день был жаркий — и поэтому сейчас только огладил седую вспотевшую голову и не спеша перекрестился.
— Обед! — прозвучал Штефкип высокий голосок.— Милости просим обедать!
На обед была густая овощная похлебка, копченая грудинка с молодой картошкой и зеленый салат. За едой, да и после еды кое-что выпили, и па мастера навалилась усталость, у него стали слипаться глаза, и, не подымись он вовремя, кто знает, возможно, за столом и задремал бы.
— Что-то меня нынче сморило,— сказал он слабым голосом.— Верно, не надо так объедаться. Имришко, если хочешь, посиди тут еще малость, а я пойду немного вздремну. Приходи к сушильням. Я полежу там. Эдак через полчасика можешь меня разбудить.
Имро сделал вид, будто и ему недосуг, будто он тоже собирается, но на деле рад был, что останется со Штефкой наедине. Он не подстерегал этой минуты, но, уж коль так получилось, был очень доволен.
Однако, как только мастер ушел, Штефка, поднялась, принесла на стол лоханку с горячей водой, подлила туда холодной из белого эмалированного ведра и, поставив его на низкую деревянную скамеечку у дверей, стала мыть посуду.
Имро это слегка покоробило. Он был задет, обижен, может, даже сердился на Штефку. Ничего лучшего не могла придумать? Что это ей вдруг так приспичило? Неужто именно сейчас надо возиться с кастрюлями и тарелками?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186