Случалось, останавливалась целая колонна, и те, кому пока нечем было заняться, топтались взад-вперед и глазели на пассажиров других машин; в основном ехали солдаты, разумеется солдаты в форме словацкой армии, успевшие улизнуть из своей казармы, но встречалось тут и много гражданских — эти стекались со всех сторон и, где только можно было, присоединялись к солдатам или к другим гражданским. И все были в страшной пыли, а потому подтрунивали друг над дружкой, смеялись и покрикивали: —
Ну, как дела, мельники? Почем мелете? Почем берете за муку?
— Дешево, дешево.
— И мы тоже. А хотите, и задарма отдадим.
А потом опять забирались в кузов, ехали дальше, вздымая за собой клубы пыли, опережали тех, кто топал пешком, объезжали деревни и городки, но иной раз, словно забывшись, нарочно врывались с гиком и пеньем в какую деревню, и оживившиеся, повеселевшие крестьяне — у нас же и в городках тогда еще жили крестьяне — бросали им хлеб, пироги, сливы и яблоки, все, чем были богаты, а у кого не было ничего, подымал лишь руку и скалил зубищи.— Наши, наши! — кричал он, не заботясь, слышит ли его кто-нибудь.—Ребята, держитесь! Держитесь, ребята!
2
Однако грузовик, о котором мы ведем речь, шел, вероятно, чуть позже, замешкался по меньшей мере дня на два, катил, наверное, кружными дорогами, да еще ночью,— вот и некому было пассажиров ни поприветствовать, ни подбодрить. Они подбадривали сами себя, и, надо думать, каждый в этом нуждался. В самом деле! Временами кое-кто пытался и пошутить, а один, верно из желания поднять настроение себе и другим, взялся даже напевать, но его сразу одернули: — Габчо, кончай! Нынче у тебя все равно не выходит!
И Габчо умолк. Молчали и остальные. Казалось, что ребята больше дремлют. Некоторые, быть может, и правда дремали. Между тем уже начинало светать, и кто-то вдруг заметил: — Фу ты, дьявол, а мешков сколько? Ведь их восемь было.
— Восемь? — раздался другой голос— А теперь сколько? Всего семь? Мать честная, только семь? А где восьмой?
— Только семь. Похоже, один забыли в имении. Не уперли же его?
— Поди ж ты! Их восемь было. Один наверняка кто-то упер. Какая-то скотина. Вот те на! Ну не скотина, а? Черт возьми, кто мог его взять?
Вдруг грузовик резко затормозил. Что еще такое? Должно быть, что-то неожиданно преградило дорогу. Грузовик остановился, но тут же дал задний ход, и сквозь шум мотора раздался неразборчивый вскрик, не то восклицание, а затем грохнули выстрелы, которые разом всех пробудили. Ни один из тех, кто был в кузове, не вымолвил ни слова, все только растерянно метались. Вдруг грузовик резким броском влетел в канаву, PI уж тут правда никто не мешкал — недосуг было раздумывать, расшибешься или нет, в суматохе все стали соскакивать с кузова и разбегаться.
Мотор еще с минуту ворчал. А кто-то орал: — Halt, halt! Когда мотор заглох, послышался хрип, в самом деле, только хрип, но и тот затихал. И тогда отозвался Карчи-марчик:
— Хальт, хальт, ребята! Бога ради, опомнитесь! Стойте, ребята, ведь мы никому ничего не сделали!
Но и его слова оборвала стрельба. Вскоре и Карчимар-чик утих, а вместо него закричал Ранинец:
— Подождите меня, ребята! Ребятки мои золотые, Христом богом прошу, не бросайте меня тут!
И потом — ничего, совсем, совсем ничего. Лишь петухи из ближней деревни возвещали новый день.
з
Прошло не менее часу, покуда они снова сошлись. Это было далеко от грузовика, к которому уже никто не решался вернуться, никто не хотел сходить даже взглянуть на него.
Встретились сперва только двое, почти столкнувшись друг с другом, а чуть позже набрели они и на третьего, а там уж к ним подсоединились и остальные.
Однако не все, не все уже сошлись. Четверых не хватало. И те, что остались, сгрудившись теперь вместе, сидели в невысокой траве и непрестанно оглядывались, словно искали тех четверых. А двое стояли у большого куста шиповника и шныряли по сторонам глазами — им не верилось, что опасность уже миновала, как и не верилось в то, что четверо уже не придут, ведь это были их знакомые, а для кого и товарищи. Ну можно ли без них идти дальше или вернуться домой?
Все еще до сих пор были насмерть перепуганы, мучительно бились над множеством важных вопросов, и у неI
которых нашлись бы на них и ответы, но говорить никому не хотелось, они только спрашивали глазами друг друга: не желает ли кто случайно сказать что-нибудь.
Но совсем без слов тоже не могло обойтись. Кому-то понадобилось задать вопрос вслух: — Откуда взялся этот шофер? И кстати, как его звали?
А когда раздался вопрос, тут же нашелся и ответ: — Не знаю. Я его не признал. Думал, он из Церовой.
— И я его не признал,— нашелся и другой ответ.— Он не из Церовой. Карчимарчик его отыскал. Не знаю, откуда он, но похоже, хороший мужик.
— Был хороший мужик.
— Оба. И Карчимарчик. Хотя чего только не говорили о нем. Я видел, как он кувырнулся.
— Ребята, сил моих нет слушать такое.
— А Габчо? А Раиинец? Где они?
— Сам небось знаешь. Я только слыхал, как они кричали.
— И этот паренек там остался. Сосед мой. Что теперь матери его скажу? Право слово, лучше мне и домой не показываться!
Молчание. Но вскорости опять раздался чей-то голос: — Может, сходить туда, поглядеть?
— Зачем? На машину? Может, там уже и машины-то нету. Я ведь это место обошел стороной. Ничего там не видел. Мы все тут.
— Какие все? Тут не все.
— Все тут. Больше никого нет. И машину эту, поди, оттуда уже оттащили.
— Ребята, ведь это ужас какой-то. Нельзя так все оставить!
— Ну делай что-нибудь. Попробуй, сообрази что! Издалека все еще доносилось кукареканье петухов. Мужики молчали. Только церовский причетник бурчал
себе под нос да все поглядывал на других.— Хорошенькое начало! Была б хоть какая... хоть какая атака! По простоте своей люди ведь ничего даже не ждали. И я ничего такого не ждал. Думал, может, и дело-то не больно серьезное, может, ничего особенного и не будет. Дома-то столько у меня министрантов, столько ребятишек, а теперь вон оно как — ни взад, ни вперед... Было бы хоть у кого ружье, ну пусть пистолет, какое-никакое оружие, была б хоть перестрелка какая, а то только в нас и стреляют. Кто мог ждать?! Ой, ребята, уж очень мне... Может, надо было остановиться, да ведь кто знал?! Кто что мог знать? Вдруг сразу: хальт! И он, бедный парень, р-раз в эту канаву, прямо в ров этот гнусный, я и теперь, ей-богу, в толк не возьму, как оно получилось. Ну а с другой стороны, кто бы остановился, в самом деле, кто бы? Кому охота останавливаться? Я и сам припустил. А тут еще этот мешок, я с мешком побежал, ага, вот он, мешок-то! Господи, и парень этот... И остальные... Такого и впрямь никто не ждал! Как бог свят! Ей-богу, ребята! Может, просто надо было встать — и ни с места? Да что толковать, коли все так вдруг получилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
Ну, как дела, мельники? Почем мелете? Почем берете за муку?
— Дешево, дешево.
— И мы тоже. А хотите, и задарма отдадим.
А потом опять забирались в кузов, ехали дальше, вздымая за собой клубы пыли, опережали тех, кто топал пешком, объезжали деревни и городки, но иной раз, словно забывшись, нарочно врывались с гиком и пеньем в какую деревню, и оживившиеся, повеселевшие крестьяне — у нас же и в городках тогда еще жили крестьяне — бросали им хлеб, пироги, сливы и яблоки, все, чем были богаты, а у кого не было ничего, подымал лишь руку и скалил зубищи.— Наши, наши! — кричал он, не заботясь, слышит ли его кто-нибудь.—Ребята, держитесь! Держитесь, ребята!
2
Однако грузовик, о котором мы ведем речь, шел, вероятно, чуть позже, замешкался по меньшей мере дня на два, катил, наверное, кружными дорогами, да еще ночью,— вот и некому было пассажиров ни поприветствовать, ни подбодрить. Они подбадривали сами себя, и, надо думать, каждый в этом нуждался. В самом деле! Временами кое-кто пытался и пошутить, а один, верно из желания поднять настроение себе и другим, взялся даже напевать, но его сразу одернули: — Габчо, кончай! Нынче у тебя все равно не выходит!
И Габчо умолк. Молчали и остальные. Казалось, что ребята больше дремлют. Некоторые, быть может, и правда дремали. Между тем уже начинало светать, и кто-то вдруг заметил: — Фу ты, дьявол, а мешков сколько? Ведь их восемь было.
— Восемь? — раздался другой голос— А теперь сколько? Всего семь? Мать честная, только семь? А где восьмой?
— Только семь. Похоже, один забыли в имении. Не уперли же его?
— Поди ж ты! Их восемь было. Один наверняка кто-то упер. Какая-то скотина. Вот те на! Ну не скотина, а? Черт возьми, кто мог его взять?
Вдруг грузовик резко затормозил. Что еще такое? Должно быть, что-то неожиданно преградило дорогу. Грузовик остановился, но тут же дал задний ход, и сквозь шум мотора раздался неразборчивый вскрик, не то восклицание, а затем грохнули выстрелы, которые разом всех пробудили. Ни один из тех, кто был в кузове, не вымолвил ни слова, все только растерянно метались. Вдруг грузовик резким броском влетел в канаву, PI уж тут правда никто не мешкал — недосуг было раздумывать, расшибешься или нет, в суматохе все стали соскакивать с кузова и разбегаться.
Мотор еще с минуту ворчал. А кто-то орал: — Halt, halt! Когда мотор заглох, послышался хрип, в самом деле, только хрип, но и тот затихал. И тогда отозвался Карчи-марчик:
— Хальт, хальт, ребята! Бога ради, опомнитесь! Стойте, ребята, ведь мы никому ничего не сделали!
Но и его слова оборвала стрельба. Вскоре и Карчимар-чик утих, а вместо него закричал Ранинец:
— Подождите меня, ребята! Ребятки мои золотые, Христом богом прошу, не бросайте меня тут!
И потом — ничего, совсем, совсем ничего. Лишь петухи из ближней деревни возвещали новый день.
з
Прошло не менее часу, покуда они снова сошлись. Это было далеко от грузовика, к которому уже никто не решался вернуться, никто не хотел сходить даже взглянуть на него.
Встретились сперва только двое, почти столкнувшись друг с другом, а чуть позже набрели они и на третьего, а там уж к ним подсоединились и остальные.
Однако не все, не все уже сошлись. Четверых не хватало. И те, что остались, сгрудившись теперь вместе, сидели в невысокой траве и непрестанно оглядывались, словно искали тех четверых. А двое стояли у большого куста шиповника и шныряли по сторонам глазами — им не верилось, что опасность уже миновала, как и не верилось в то, что четверо уже не придут, ведь это были их знакомые, а для кого и товарищи. Ну можно ли без них идти дальше или вернуться домой?
Все еще до сих пор были насмерть перепуганы, мучительно бились над множеством важных вопросов, и у неI
которых нашлись бы на них и ответы, но говорить никому не хотелось, они только спрашивали глазами друг друга: не желает ли кто случайно сказать что-нибудь.
Но совсем без слов тоже не могло обойтись. Кому-то понадобилось задать вопрос вслух: — Откуда взялся этот шофер? И кстати, как его звали?
А когда раздался вопрос, тут же нашелся и ответ: — Не знаю. Я его не признал. Думал, он из Церовой.
— И я его не признал,— нашелся и другой ответ.— Он не из Церовой. Карчимарчик его отыскал. Не знаю, откуда он, но похоже, хороший мужик.
— Был хороший мужик.
— Оба. И Карчимарчик. Хотя чего только не говорили о нем. Я видел, как он кувырнулся.
— Ребята, сил моих нет слушать такое.
— А Габчо? А Раиинец? Где они?
— Сам небось знаешь. Я только слыхал, как они кричали.
— И этот паренек там остался. Сосед мой. Что теперь матери его скажу? Право слово, лучше мне и домой не показываться!
Молчание. Но вскорости опять раздался чей-то голос: — Может, сходить туда, поглядеть?
— Зачем? На машину? Может, там уже и машины-то нету. Я ведь это место обошел стороной. Ничего там не видел. Мы все тут.
— Какие все? Тут не все.
— Все тут. Больше никого нет. И машину эту, поди, оттуда уже оттащили.
— Ребята, ведь это ужас какой-то. Нельзя так все оставить!
— Ну делай что-нибудь. Попробуй, сообрази что! Издалека все еще доносилось кукареканье петухов. Мужики молчали. Только церовский причетник бурчал
себе под нос да все поглядывал на других.— Хорошенькое начало! Была б хоть какая... хоть какая атака! По простоте своей люди ведь ничего даже не ждали. И я ничего такого не ждал. Думал, может, и дело-то не больно серьезное, может, ничего особенного и не будет. Дома-то столько у меня министрантов, столько ребятишек, а теперь вон оно как — ни взад, ни вперед... Было бы хоть у кого ружье, ну пусть пистолет, какое-никакое оружие, была б хоть перестрелка какая, а то только в нас и стреляют. Кто мог ждать?! Ой, ребята, уж очень мне... Может, надо было остановиться, да ведь кто знал?! Кто что мог знать? Вдруг сразу: хальт! И он, бедный парень, р-раз в эту канаву, прямо в ров этот гнусный, я и теперь, ей-богу, в толк не возьму, как оно получилось. Ну а с другой стороны, кто бы остановился, в самом деле, кто бы? Кому охота останавливаться? Я и сам припустил. А тут еще этот мешок, я с мешком побежал, ага, вот он, мешок-то! Господи, и парень этот... И остальные... Такого и впрямь никто не ждал! Как бог свят! Ей-богу, ребята! Может, просто надо было встать — и ни с места? Да что толковать, коли все так вдруг получилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186