Устал я. Не так, правда, как уставал в прошлом году. Давно не работал. Пообвыкнуть надо.
— Пообвыкнешь, Имришко.
А когда он чувствует себя очень усталым, остается дома.
Слоняется из угла в угол, хочется — подремывает, а не хочется спать и дома надоедает, становится уже невмоготу топтаться из кухни в горницу, потом во двор, в сад или даже на гумно, то выходит он и на улицу, прохаживается туда-сюда.
Иногда немного помогает Вильме, поливает цветы в парке, неделю тратит на то, чтобы подстричь живую изгородь, уж очень она запущена, лучше его, пожалуй, только Вильма могла б это сделать, однако с той разницей, что управилась бы с этим за день, самое большее — за два.
Иногда он просыпает целый день, а все равно чувствует, что не выспался, тогда и вечером раньше отправляется на боковую.
— Все из-за этой хмары! — утешает его Вильма, и если в этот момент она и сама немного хмурится, так только потому, что злится на небо.— Наверняка опять упало давление. Увидишь, как завтра либо послезавтра небо прояснеет, тебе опять легче станет.
И это действительно так. Если Вильма и раньше любила голубой цвет, то теперь она любит его еще больше. И Имро его полюбил. PI она теперь чаще смотрит на небо, чаще, чем прежде.
А поскольку оба, и даже, пожалуй, сам мастер, изо дня в день, обыкновенно прямо с утра, глядят на небо и если дело, похоже, к дождю, утешают друг дружку, словно бы хотят этим голубым меж собой поделиться, то и не диво, что Вильмин сад вдруг почти весь заголубел — в нем уже уйма больших, маленьких, мелконьких и вовсе малюсеньких, синих и белых, а главное, голубых цветков.
И деревенские дивятся: как мог их парк за столь короткое время так измениться. Да и чужие, что приходят в Околичное, нередко останавливаются: до чего у вас тут красиво! Как зелено, свежо, все в цвету, где пестреет, а где голубым голубеет!
Вильма при таких словах хорошеет. А как не хорошеть? Кого бы похвала не порадовала? Но на самом-то деле Вильма потому хорошеет, что чаще на воздухе. Работа ей на пользу.
И Имро, право, и ему работа понемногу начинает идти впрок. Снова он постигает движения, которые позабыл, от которых отвык, но теперь он осваивает их, а с ними обретает и прежнюю ловкость. Вот только приходится чуть больше сосредоточиваться на работе, углубляться в нее и не разговаривать, поскольку для разговора Имро нужна иная сосредоточенность, чем для работы.
Но совсем без разговоров все-таки не обойтись. Мастер иной раз, завидев, как его подмастерье мается с балкой, окликает его: — Отдохни, Имришко! Куда нам спешить.
Имро поднимает голову. С минуту дивится, почему это отец ему помешал, а потом, как бы признав, что пора и отдохнуть, садится на балку и прижигает сигаретку.
Оба курят. Отдыхают.
— Торопиться-то особо некуда! — подбрасывает мастер.
— А мы и не торопимся,—отвечает подмастерье. И опять оба молчат. Курят, отдыхают.
— Знаешь, Имришко, что я тебе хотел сказать? — чуть погодя снова отзывается мастер.—Надо бы тебе с Вильмой быть малость поласковей. Не скажу, что ты неласковый, но мог бы быть и поласковей. Когда-никогда найти для нее и слово получше. Побольше хороших слов.
Имро делает вид, что не понимает отца:
— А мне вроде не кажется, что я неласковый.
— Да я и не говорю этого,— мастер подходит к подмастерью осторожно,-— но думаю все же, ты мог бы сказать и больше, больше хороших слов. Да ты поиимаепхь меня. Не хочу к тебе с советами лезть.
— Сердится она на меня? — удивляется Имро.
— Упаси бог!—-успокаивает его мастер.—За что ей сердиться? Мне никогда па тебя не жалуется. Хорошая она девка. Обихаживает нас. Обоих. И тебя и меня. Ты должен думать о ней.
— А я вроде и думаю,—пожимает плечами подмастерье.
— Так думай больше,— стоит на своем мастер, но
опять же бережно, чтоб ничего не напортить.— Думать должен, Имршпко. Она того заслуживает.
Курят. Отдыхают. А докурив, молча опять берутся за работу.
41
Как-то раз он снова подался в именье. Возможно, и сам не знал почему. Пожалуй, хотелось пройтись, а то, может, снова повидаться с Рашмщем. Хотелось с ним повидаться, но на сей раз не было ему удачи — Раншща он так и не увидел.
Зато повстречалась ему Габчова. Сперва его не узнала, а потом пригласила в дом.
— Одна живете? — спросил он, усевшись за стол.
— Одна. С Домипко. С сынишкой. Ходит уже в школу. А мужа нет. Убили его, вы же знаете. Постойте! Да ведь вы тоже с ним были.— Она подсела ближе К нему,— Ведь вы с ним были.— И сразу в слезы.— Видите, какая я глупая! Вот всякий раз плачу, хоть и привыкла.— Слова выплескивались из нее, иные фразы она не договаривала, хотела разом все выложить.— Дали мне квартиру управителя, он-то живет теперь в Церовой. Там у него и квартира, и канцелярия. И я работаю теперь в канцелярии,— похвасталась она.— Живу лучше. Все есть, видите вот...— И опять на глазах слезы.— Сейчас пройдет.— Она поискала платок и, не найдя его под рукой, пошла взять из шкафа.—У меня все есть, только мужа нет. Ну ска-жите, надо ему это было?
Что тут ответишь? Об этом вот так, второпях, и не поговоришь.
— Знаю. Я ведь не ругаю его, даже зла не помню. Что толку злиться? А все равно.— Она помолчала. Потом шмыгнула носом, утерла платком глаза, затем нос.— Я любила его, любила, пусть он и плохой был. Часто бил меня, хотя бог знает... Может, и не был плохим, Другие мужчины тоже ведь не мед.
Она выговорилась, а потом и Имро пришлось рассказать все, что знал о Габчо, рассказал он и о себе, и о своей болезни.
— Я сразу догадалась, что с вами неладно что-то, СИЛЬНА вы изменились. Я сразу заметила, Поначалу вас и не признала, Разумеется, всего о себе он ей не сказал, но она сумела и домыслить.— А работать-то можете? — спросила.
Он пожал плечами.— Не шибко. В общем-то нет. Пока еще много не наработал. Очень быстро устаю.
— И вы лежали?
— Лежал.
Потом она вспомнила: — Ах да. Ведь я знала. Говорили мне. И Ранннец говорил.
Она на минуту задумалась,— Дали мне клочок земли. Хотела строиться. Да вот как...? Кой-чего мы припасли с мужем, немного, самую малость. И сейчас приходится откладывать. Увидим. Может, люди и не будут над нами смеяться! Другие-то решаются, отчего бы и мне не решиться? Ладно жизнь у меня пропащая, так пускай хоть Доминко что достанется, пускай хоть мальчонке будет получше. Вы даже не знаете, как я рада, что с вами встретилась.— Она улыбнулась заплаканными глазами, и Имро видел, что говорит она искренно.
Когда он уходил, Марта вышла его проводить.— Если случайно у вас когда будет время...— Она поправилась: — Если случайно когда придете и не застанете Ра-нинца, заходите. Можете у меня подождать. Ведь вы с мужем были товарищи.— У нее снова осекся голос. Она говорила голосом, в котором было немного радости, слез и жалости к себе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186
— Пообвыкнешь, Имришко.
А когда он чувствует себя очень усталым, остается дома.
Слоняется из угла в угол, хочется — подремывает, а не хочется спать и дома надоедает, становится уже невмоготу топтаться из кухни в горницу, потом во двор, в сад или даже на гумно, то выходит он и на улицу, прохаживается туда-сюда.
Иногда немного помогает Вильме, поливает цветы в парке, неделю тратит на то, чтобы подстричь живую изгородь, уж очень она запущена, лучше его, пожалуй, только Вильма могла б это сделать, однако с той разницей, что управилась бы с этим за день, самое большее — за два.
Иногда он просыпает целый день, а все равно чувствует, что не выспался, тогда и вечером раньше отправляется на боковую.
— Все из-за этой хмары! — утешает его Вильма, и если в этот момент она и сама немного хмурится, так только потому, что злится на небо.— Наверняка опять упало давление. Увидишь, как завтра либо послезавтра небо прояснеет, тебе опять легче станет.
И это действительно так. Если Вильма и раньше любила голубой цвет, то теперь она любит его еще больше. И Имро его полюбил. PI она теперь чаще смотрит на небо, чаще, чем прежде.
А поскольку оба, и даже, пожалуй, сам мастер, изо дня в день, обыкновенно прямо с утра, глядят на небо и если дело, похоже, к дождю, утешают друг дружку, словно бы хотят этим голубым меж собой поделиться, то и не диво, что Вильмин сад вдруг почти весь заголубел — в нем уже уйма больших, маленьких, мелконьких и вовсе малюсеньких, синих и белых, а главное, голубых цветков.
И деревенские дивятся: как мог их парк за столь короткое время так измениться. Да и чужие, что приходят в Околичное, нередко останавливаются: до чего у вас тут красиво! Как зелено, свежо, все в цвету, где пестреет, а где голубым голубеет!
Вильма при таких словах хорошеет. А как не хорошеть? Кого бы похвала не порадовала? Но на самом-то деле Вильма потому хорошеет, что чаще на воздухе. Работа ей на пользу.
И Имро, право, и ему работа понемногу начинает идти впрок. Снова он постигает движения, которые позабыл, от которых отвык, но теперь он осваивает их, а с ними обретает и прежнюю ловкость. Вот только приходится чуть больше сосредоточиваться на работе, углубляться в нее и не разговаривать, поскольку для разговора Имро нужна иная сосредоточенность, чем для работы.
Но совсем без разговоров все-таки не обойтись. Мастер иной раз, завидев, как его подмастерье мается с балкой, окликает его: — Отдохни, Имришко! Куда нам спешить.
Имро поднимает голову. С минуту дивится, почему это отец ему помешал, а потом, как бы признав, что пора и отдохнуть, садится на балку и прижигает сигаретку.
Оба курят. Отдыхают.
— Торопиться-то особо некуда! — подбрасывает мастер.
— А мы и не торопимся,—отвечает подмастерье. И опять оба молчат. Курят, отдыхают.
— Знаешь, Имришко, что я тебе хотел сказать? — чуть погодя снова отзывается мастер.—Надо бы тебе с Вильмой быть малость поласковей. Не скажу, что ты неласковый, но мог бы быть и поласковей. Когда-никогда найти для нее и слово получше. Побольше хороших слов.
Имро делает вид, что не понимает отца:
— А мне вроде не кажется, что я неласковый.
— Да я и не говорю этого,— мастер подходит к подмастерью осторожно,-— но думаю все же, ты мог бы сказать и больше, больше хороших слов. Да ты поиимаепхь меня. Не хочу к тебе с советами лезть.
— Сердится она на меня? — удивляется Имро.
— Упаси бог!—-успокаивает его мастер.—За что ей сердиться? Мне никогда па тебя не жалуется. Хорошая она девка. Обихаживает нас. Обоих. И тебя и меня. Ты должен думать о ней.
— А я вроде и думаю,—пожимает плечами подмастерье.
— Так думай больше,— стоит на своем мастер, но
опять же бережно, чтоб ничего не напортить.— Думать должен, Имршпко. Она того заслуживает.
Курят. Отдыхают. А докурив, молча опять берутся за работу.
41
Как-то раз он снова подался в именье. Возможно, и сам не знал почему. Пожалуй, хотелось пройтись, а то, может, снова повидаться с Рашмщем. Хотелось с ним повидаться, но на сей раз не было ему удачи — Раншща он так и не увидел.
Зато повстречалась ему Габчова. Сперва его не узнала, а потом пригласила в дом.
— Одна живете? — спросил он, усевшись за стол.
— Одна. С Домипко. С сынишкой. Ходит уже в школу. А мужа нет. Убили его, вы же знаете. Постойте! Да ведь вы тоже с ним были.— Она подсела ближе К нему,— Ведь вы с ним были.— И сразу в слезы.— Видите, какая я глупая! Вот всякий раз плачу, хоть и привыкла.— Слова выплескивались из нее, иные фразы она не договаривала, хотела разом все выложить.— Дали мне квартиру управителя, он-то живет теперь в Церовой. Там у него и квартира, и канцелярия. И я работаю теперь в канцелярии,— похвасталась она.— Живу лучше. Все есть, видите вот...— И опять на глазах слезы.— Сейчас пройдет.— Она поискала платок и, не найдя его под рукой, пошла взять из шкафа.—У меня все есть, только мужа нет. Ну ска-жите, надо ему это было?
Что тут ответишь? Об этом вот так, второпях, и не поговоришь.
— Знаю. Я ведь не ругаю его, даже зла не помню. Что толку злиться? А все равно.— Она помолчала. Потом шмыгнула носом, утерла платком глаза, затем нос.— Я любила его, любила, пусть он и плохой был. Часто бил меня, хотя бог знает... Может, и не был плохим, Другие мужчины тоже ведь не мед.
Она выговорилась, а потом и Имро пришлось рассказать все, что знал о Габчо, рассказал он и о себе, и о своей болезни.
— Я сразу догадалась, что с вами неладно что-то, СИЛЬНА вы изменились. Я сразу заметила, Поначалу вас и не признала, Разумеется, всего о себе он ей не сказал, но она сумела и домыслить.— А работать-то можете? — спросила.
Он пожал плечами.— Не шибко. В общем-то нет. Пока еще много не наработал. Очень быстро устаю.
— И вы лежали?
— Лежал.
Потом она вспомнила: — Ах да. Ведь я знала. Говорили мне. И Ранннец говорил.
Она на минуту задумалась,— Дали мне клочок земли. Хотела строиться. Да вот как...? Кой-чего мы припасли с мужем, немного, самую малость. И сейчас приходится откладывать. Увидим. Может, люди и не будут над нами смеяться! Другие-то решаются, отчего бы и мне не решиться? Ладно жизнь у меня пропащая, так пускай хоть Доминко что достанется, пускай хоть мальчонке будет получше. Вы даже не знаете, как я рада, что с вами встретилась.— Она улыбнулась заплаканными глазами, и Имро видел, что говорит она искренно.
Когда он уходил, Марта вышла его проводить.— Если случайно у вас когда будет время...— Она поправилась: — Если случайно когда придете и не застанете Ра-нинца, заходите. Можете у меня подождать. Ведь вы с мужем были товарищи.— У нее снова осекся голос. Она говорила голосом, в котором было немного радости, слез и жалости к себе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186