А выйти отсюда ты сможешь?
Если не драконом, то смогу. Силой эту клеть не разломаешь. Крепко сделана. Я тебя спрашиваю, ты собираешься возвращаться?
Я тебе надоела?
Мантикор выдохнул, сжав зубы. Что-то было не так. За эрайновой решимостью крылось что-то… что-то такое…
Эрайн. Малыш… эй? Ты что?
Ничего.
Я чувствую, Эрайн.
Тьма тебя побери, все она чувствует! Да. Я не хочу оставаться один. Я… устал.
Пауза. Мой друг напрягся и замкнулся. И отвернулся от меня.
Мантикор шевелится на полу, вжимаясь лицом в солому. Дракона не слышно – он убрался так глубоко, словно его и не было никогда.
Я остаюсь, Эрайн.
А… Остаешься? Спасибо.
Мне любопытно.
Ей любопытно, подумать только…
Мантикор бессмысленно улыбается в солому. Приподняв голову, разлепляет сперва один глаз, потом второй.
Нас в самом деле посадили в клетку. Причем, тесную: растянувшись на боку, мантикор плечом упирался в один угол, а задними лапами – в противоположный. Сквозь слои парусины, накинутой на клетку, сочился тусклый зеленоватый свет. Пол устилала солома, уже нечистая, под носом стояло деревянное ведро, пустое, но мокрое внутри, а его содержимое плескалось у нас в брюхе.
Все равно во рту было сухо и гадко. Зато есть захочется нескоро. Ох, нескоро!
Уши мантикора дрогнули. Голоса?
Малыш приподнялся, ухватившись рукой за прутья, и перевалился на брюхо. Переждав приступ головокружения, защипнул парусину и когтем пропорол в ней дыру. Снаружи было что-то, похожее на задний двор: крытые щепой сараи, утоптанная земля, выгороженная досками куча угля, примкнувшая к высокой стене из серого камня. Небо над стеной розовело, и двор заливала тень. Голоса приближались.
– Проходи сюда, прекрасная госпожа. Мы поместили его за службами, подальше от зевак. Осторожнее, прекрасная госпожа, здесь грязь, ступай вот тут, по кромочке.
– Я не боюсь замарать сапог, любезный брат.
Между сараями показались три фигуры. Черные плащи и белые налатники мужчин я признала сразу, а того из них, кто хромал на костылях – чуть погодя. Старый вояка, брат Хаскольд из Холодного Камня. Он держался позади беседующих и помалкивал. Второй перрогвард, помоложе, был мне не знаком, как и женщина рядом с ним.
Вернее, не женщина, а девушка. Рослая северянка с непокрытой головой, в богатой мужской одежде, с длинным кинжалом на поясе. Красивая девушка, и, видно, весьма знатная, раз гордые псоглавцы так перед ней кланяются.
Всех троих окутывала золотистая дымка разной степени объема и яркости. У девушки аура оказалась шире и ярче всех, но сквозь золото проглядывало что-то темное. Словно зернышки в прозрачной от спелости ягоде крыжовника.
Слепое пятно, сказал Эрайн. На ней слепое пятно. Личина.
Высокое Небо!
Едва Эрайн сказал – я увидела это. Я увидела, что кожа девушки вовсе не землистая, как у всех найлов, а светится в тени молочной белизной, что в вороных волосах сияет широкая серебряная прядь. И вторая, поуже, над левым виском. Дареная кровь! Эта девушка – Моран!
– Сюда, прекрасная госпожа. Вот он.
Молодой монах широким жестом сдернул с клетки парусину. Непроизвольно мы с Эрайном вздрогнули – зазвенели лезвия.
– Какая прелесть, – девушка с явным восхищением разглядывала мантикора. – Вы его не убьете?
– Нет, госпожа. – Брат Хаскольд смотрел прямо нам в глаза. – Не убьем. Он и правда красив.
– Такого красавца нет ни у кого, – заявил молодой монах. – Ни у короля Леуты, ни у короля Химеры. Даже у примаса андаланского такого нет.
– А у короля Амалеры будет.
Девушка чуть отстранила молодого и шагнула вперед. Сложила перед грудью руки, словно в ладонях у нее грелось что-то невидимое. Глаза ее сощурились, взгляд сделался жестким. Темное зернышко внутри золотого кокона запульсировало и принялось расти.
Меня передернуло. Волосы немедленно встали дыбом – звон и дребезг пошел во все стороны.
Монахи схватились за мечи.
– Осторожнее, госпожа!
Девушка сложила ладони раструбом и обратила их к нам.
Эрайн! Что она…
Убирайся прочь, Лесс. Сейчас же!
Могучий пинок – долю мгновения я наблюдала всю сцену сверху: задний двор небольшого форта, крыши сараев, клетка со вздыбившим гребень чудовищем, и три фигуры, стоящие перед ней.
Потом картинка крутнулась, и весь обзор заполнило розовое небо в лиловых перьях облаков. И по краю окоема катилось алое колесо – вниз, вниз, вниз – в бездны и пропасти, за огненный край земли.
Глава 35
Ты колдунья или полотерка?
– Амаргин! Амаргин, я – вампир! Я вампир!!!
– Тише ты, не ори. Что случилось?
– Я – вампир! Амаргин, что делать?!
– Главное – не паниковать. Там, за домом, поленница. Возьми топорик, пойди на берег, выруби осинку. Вот такой примерно толщины, – Амаргин сунул в рот ложку, которой помешивал в котелке, и показал пальцами предполагаемую толщину осинки. – Колышек должен быть длиной где-то с руку. Неси его сюда, я, так уж и быть, избавлю тебя от вампиризма.
– Забьешь мне кол в грудь?
– Со всем тщанием. Потом отрежу голову, сожгу ее на левом берегу реки, а все остальное – на правом. Только таким способом можно избавиться от вампира.
– Я серьезно с тобой разговариваю!
– Сядь, – он кивнул на табурет. – И успокойся.
Я села.
– Серьезно она разговаривает. – Он повернулся ко мне, облизывая ложку. – Все твои беды от твоей серьезности. У тебя нелады с босоногим?
– Да. Ну… я не знаю. Я хотела… а он…
– Ооо! – волшебник закатил глаза. – Мама дорогая! Девичьи тайны! Это похуже вампиризма. Осиновым колом! Отрезать голову!
– Это не тайны.
– Ыыы! Мням! Сжечь до захода солнца.
– Ты мне не поможешь?
– Как, дорогуша? Целоваться тебя научить? Так я, пожалуй, научу. Иди сюда, поцелуй мою стряпню. Научишься целовать крутой кипяток, все парни твои будут. Вот только соли с перцем добавим, и дерзай. Чтоб пробир-р-рало!
Он засмеялся и повернулся к полке, разглядывая банки с приправами.
Я скрипнула зубами от злости. Он смеется! Он все время надо мной смеется. Я прошу у него помощи – а он смеется. Думает, мне слабо поцеловать кипяток. А вот не слабо!
Я соскочила с табурета, отпихнула Амаргина и сунулась головой в клубы пара над котелком. Варево было чернильно-синего цвета, но от множества бурлящих пузырей казалось голубым. Лицо тотчас защипало от влажного жара. Я зажмурилась и сказала себе: это не кипяток. Это горячие губы любимого. И они тянутся мне навстречу.
– Лесс! – Амаргин толкнул меня в плечо. – Что за шалости? Ты же клялась-божилась, что никакой Полночи твоими трудами мы тут не увидим.
Я распахнула глаза и успела заметить как выцветает, уходит вглубь, затягивается голубой пеной расписная мордашка моей фюльгьи. Я настолько растерялась, что даже не подумала оправдываться.
Попятилась от очага.
– Мда, – Амаргин задумчиво покрутил в пальцах деревянную ложку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198