Между лапами стоял котелок, такой нелепый и маленький, и каши в нем – с наперсток, да и та не съедена. Или съедена? Точно, пустой котелок. Слопал кашу мой красавчик, хоть и капризничал, и хлеб весь слопал.
Я не капризничал.
– Эрайн, у меня предложение. Давай я посторожу дракона вместо тебя.
Как это?
– Пусти меня в себя. Как в гроте с мертвой водой, помнишь? Мы с тобой делили одно тело. Я посторожу дракона, а ты сможешь отдохнуть.
Лесс… ну ты и выдумала! Посторожишь дракона! Лесс… нет. Ты с ним не справишься.
– Я справляюсь со своей фюльгьей. Она тоже полуночная.
Она ведь у тебя горгулья? Лесс, горгулья – не дракон. Она как кошка в сравнении с медведем. Он очень силен.
– Есть еще кое-что. Я – человек, а ты – нет. Полночь к человеку нейтральна, понимаешь? Дракон ненавидит тебя, а ко мне он не испытывает ненависти. Если озлобленное животное лупить, оно взбесится еще больше. Я попробую… не доводить до этого. Может быть, здесь не сила нужна.
Он только силу понимает.
– Да почем ты знаешь? Ты хоть когда-нибудь прислушивался к нему?
Что там слушать? Змея – она и есть змея. Злоба и голод. Все. Больше ничего.
– Эрайн. Не знаю, как тебя уговорить. Но я уверена, что просто вытесняя его, ты ничего не добьешься. Ты искалечишь себя. Амаргин бы сказал…
Иначе я искалечу других.
– Какой же ты упрямый! Ладно, давай ты все-таки покажешь мне своего зверя. Поближе. Я хочу на него посмотреть.
Я поднялась, отставила в сторону котелок и присела на корточки между вытянутых вперед мантикорьих лап. Эрайн поспешно отшатнулся и развел в стороны руки, боясь задеть меня многочисленными лезвиями.
Что ты хочешь?
Залезть к тебе в голову, глупый, подумала я. Посмотреть на дракона изнутри, вот что я хочу.
Ну хорошо. Только поберегись. Я могу тебя поранить.
Из живота у тебя вроде никаких ножей не торчит.
Я повернулась и села на землю между передних лап, прижавшись спиной к эрайнову животу. Живот у него был твердый и горячий, как нагретое солнцем дерево. Затылком я как раз упиралась ему в грудину.
Закрой мне глаза ладонями.
Поцарапаю.
А ты аккуратно.
Жесткие, пахнущие медью руки очень осторожно легли мне на лицо.
Маленькая какая, хихикнул Эрайн. Как зверушка.
Тссс. Дай мне вспомнить.
Вспомнить. Вернуть пронзительное, пугающе-знакомое ощущение, будто кто-то встал вплотную за моей спиной и прикрыл глаза ладонями: догадайся! Я жмурюсь, касаясь веками шершавой кожи, чувствую теплое дыхание на макушке. Кто ты?
Сердце Эрайна мягко стучит в затылок. Вплываю в этот ритм петлистыми руслами кровотока, не замечая преграды между песчаным берегом моей плоти и темной драконьей пещерой. По закоулкам бродит эхо, отзвук сердечного пульса, чуть отстающий, тяжелый, как будто очень глубоко, в непроглядных недрах тела, бьет в скалу железный молот.
Сердце дракона.
Это он, Лесс.
Да.
Словно стоишь на тонкой доске над змеиной ямой. Там, во мраке, грузное движение маслянистых колец, шипение и шелест на грани слуха. Оттуда тянет землей, ржавчиной, мокрой гарью, и еще чем-то едко-приторным, проникающим, пачкающим, как кровь или смола. Оттуда, снизу, из-под колючего гребня, из-под лобного щитка, из полусомкнутых, простроченных жилками век, глядит на нас стеклянно-черный глаз рептилии.
Тихо, тихо, мой хороший, говорю я. Лежи спокойно, мой замечательный. Умница, красавчик, самый лучший дракон на свете.
Эрайн фыркает и я мысленно пихаю его локтем в бок. Помолчи!
Я бормочу ласковые глупости, нагнувшись над змеиной ямой. Повторяю одно и то же, уговариваю, как уговаривают испуганное озлобленное животное. Эрайн отступил в сторону и молчит, недоверчиво наблюдая. Дракон размеренно дышит, вздымаются и опадают чешуйчатые бока, грифельно-черные, в седой известковой патине. Кожистые веки закрываются. Спи, мой хороший. Спи, спи, спи.
Так он тебе и заснет, ага.
По крайней мере, лежит смирно. Видишь, я его не раздражаю. Я побуду тут с вами, хорошо?
Смех – пузырится, щекочет нёбо как хорошая кружка кваса с изюмом.
Милости просим в наш балаган, Лесс. Ему ты не мешаешь, а мне и подавно.
Я исследую то, что мне досталось. Утомление масляной пленкой облепило ощущения тела, затупило их остроту. Но все равно – звериные уши слышат как сонная улитка тащит свой домик по ленте клейкой слизи, как жук-плавунец, перевернувшись вниз головой, ловит надкрыльями пузырек воздуха, как осыпаются семена с трав и оседает на камнях водяная взвесь. Как в полусотне шагов, шурша осокой и пересмеиваясь, пробираются к воде Ратер с принцессой. Ноздри ловят крепкий горячий запах пота, смешанный с запахом тины и сырой земли, кисловатый запах железа, запах квасцов, ворвани и дегтя от принцессиного кожаного доспеха. Они далеко, но я чую их.
Я открываю глаза.
Ночь светла, луна сияет в полнеба. Холодное ночное солнце без лучей, четко очерченный матово-белый круг в темных оспинах, фарфоровая окарина. От горизонта до горизонта выгнулась млечная радуга, завился перистый туман звездных водоворотов, паутинки, иней и дым бесчисленных созвездий. Сколько звезд! Я и десятой доли не видела своими человеческими глазами.
Небо перевернуто, в воде у самого берега плывет горящий белым огнем диск, тарелка ангельского молока – нагнись и бери в руки. Под водой колышется серебряная сеть, «узоры катастроф», опутывая камешки, песок и спящих рыбок. Те же узоры плетутся в воздухе, дрожат на стеблях камыша и на брюхе опрокинутой в заводь коряги.
Опускаю взгляд – между лап моих лежит, свернувшись, бледная человеческая личинка, закутанная в лунный свет как в кокон. Осторожно убираю лапы и поднимаюсь, отступая. Личинка остается лежать, рассыпав на влажном песке бесцветные волосы.
Я тут, а она – там. Как странно.
Тебе нравится, Лесс?
Скорее, да. Очень необычно.
Не боишься?
Пока нет.
Ворох жестких волос скользит по плечам, я чувствую прохладное касание металла. Светлое полотно ночи прошивает шелестящий звон моих лезвий. Мягкий тяжелый шаг. От усталости чуть кружится голова. Огромное длинное тело движется медленно и осторожно, как ладья в тростнике. Я и веду его словно большой корабль. Эрайн тенью стоит за плечом, стоит вплотную, но не вмешивается. Его присутствие обволакивает меня. Большей близости нельзя и представить.
Что в нас с тобой есть такого, что стоило бы скрывать? Ничего. Не бойся доверять, Лесс.
Так же как ты мне?
Так же как ты мне. Ведь твоя шкурка осталась в камышах.
А ты получил второго подселенца.
Мы засмеялись вместе – фррр! – из горла вырвался клекот.
Тихо, сказал Эрайн. Слышишь?
За поваленной корягой, у воды звучали голоса. Голоса, плеск и негромкий смех. Кукушонок с принцессой. Настучались палками, теперь купаются.
Собираешься подглядывать, Лесс? Нехорошо.
Еще чего!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198
Я не капризничал.
– Эрайн, у меня предложение. Давай я посторожу дракона вместо тебя.
Как это?
– Пусти меня в себя. Как в гроте с мертвой водой, помнишь? Мы с тобой делили одно тело. Я посторожу дракона, а ты сможешь отдохнуть.
Лесс… ну ты и выдумала! Посторожишь дракона! Лесс… нет. Ты с ним не справишься.
– Я справляюсь со своей фюльгьей. Она тоже полуночная.
Она ведь у тебя горгулья? Лесс, горгулья – не дракон. Она как кошка в сравнении с медведем. Он очень силен.
– Есть еще кое-что. Я – человек, а ты – нет. Полночь к человеку нейтральна, понимаешь? Дракон ненавидит тебя, а ко мне он не испытывает ненависти. Если озлобленное животное лупить, оно взбесится еще больше. Я попробую… не доводить до этого. Может быть, здесь не сила нужна.
Он только силу понимает.
– Да почем ты знаешь? Ты хоть когда-нибудь прислушивался к нему?
Что там слушать? Змея – она и есть змея. Злоба и голод. Все. Больше ничего.
– Эрайн. Не знаю, как тебя уговорить. Но я уверена, что просто вытесняя его, ты ничего не добьешься. Ты искалечишь себя. Амаргин бы сказал…
Иначе я искалечу других.
– Какой же ты упрямый! Ладно, давай ты все-таки покажешь мне своего зверя. Поближе. Я хочу на него посмотреть.
Я поднялась, отставила в сторону котелок и присела на корточки между вытянутых вперед мантикорьих лап. Эрайн поспешно отшатнулся и развел в стороны руки, боясь задеть меня многочисленными лезвиями.
Что ты хочешь?
Залезть к тебе в голову, глупый, подумала я. Посмотреть на дракона изнутри, вот что я хочу.
Ну хорошо. Только поберегись. Я могу тебя поранить.
Из живота у тебя вроде никаких ножей не торчит.
Я повернулась и села на землю между передних лап, прижавшись спиной к эрайнову животу. Живот у него был твердый и горячий, как нагретое солнцем дерево. Затылком я как раз упиралась ему в грудину.
Закрой мне глаза ладонями.
Поцарапаю.
А ты аккуратно.
Жесткие, пахнущие медью руки очень осторожно легли мне на лицо.
Маленькая какая, хихикнул Эрайн. Как зверушка.
Тссс. Дай мне вспомнить.
Вспомнить. Вернуть пронзительное, пугающе-знакомое ощущение, будто кто-то встал вплотную за моей спиной и прикрыл глаза ладонями: догадайся! Я жмурюсь, касаясь веками шершавой кожи, чувствую теплое дыхание на макушке. Кто ты?
Сердце Эрайна мягко стучит в затылок. Вплываю в этот ритм петлистыми руслами кровотока, не замечая преграды между песчаным берегом моей плоти и темной драконьей пещерой. По закоулкам бродит эхо, отзвук сердечного пульса, чуть отстающий, тяжелый, как будто очень глубоко, в непроглядных недрах тела, бьет в скалу железный молот.
Сердце дракона.
Это он, Лесс.
Да.
Словно стоишь на тонкой доске над змеиной ямой. Там, во мраке, грузное движение маслянистых колец, шипение и шелест на грани слуха. Оттуда тянет землей, ржавчиной, мокрой гарью, и еще чем-то едко-приторным, проникающим, пачкающим, как кровь или смола. Оттуда, снизу, из-под колючего гребня, из-под лобного щитка, из полусомкнутых, простроченных жилками век, глядит на нас стеклянно-черный глаз рептилии.
Тихо, тихо, мой хороший, говорю я. Лежи спокойно, мой замечательный. Умница, красавчик, самый лучший дракон на свете.
Эрайн фыркает и я мысленно пихаю его локтем в бок. Помолчи!
Я бормочу ласковые глупости, нагнувшись над змеиной ямой. Повторяю одно и то же, уговариваю, как уговаривают испуганное озлобленное животное. Эрайн отступил в сторону и молчит, недоверчиво наблюдая. Дракон размеренно дышит, вздымаются и опадают чешуйчатые бока, грифельно-черные, в седой известковой патине. Кожистые веки закрываются. Спи, мой хороший. Спи, спи, спи.
Так он тебе и заснет, ага.
По крайней мере, лежит смирно. Видишь, я его не раздражаю. Я побуду тут с вами, хорошо?
Смех – пузырится, щекочет нёбо как хорошая кружка кваса с изюмом.
Милости просим в наш балаган, Лесс. Ему ты не мешаешь, а мне и подавно.
Я исследую то, что мне досталось. Утомление масляной пленкой облепило ощущения тела, затупило их остроту. Но все равно – звериные уши слышат как сонная улитка тащит свой домик по ленте клейкой слизи, как жук-плавунец, перевернувшись вниз головой, ловит надкрыльями пузырек воздуха, как осыпаются семена с трав и оседает на камнях водяная взвесь. Как в полусотне шагов, шурша осокой и пересмеиваясь, пробираются к воде Ратер с принцессой. Ноздри ловят крепкий горячий запах пота, смешанный с запахом тины и сырой земли, кисловатый запах железа, запах квасцов, ворвани и дегтя от принцессиного кожаного доспеха. Они далеко, но я чую их.
Я открываю глаза.
Ночь светла, луна сияет в полнеба. Холодное ночное солнце без лучей, четко очерченный матово-белый круг в темных оспинах, фарфоровая окарина. От горизонта до горизонта выгнулась млечная радуга, завился перистый туман звездных водоворотов, паутинки, иней и дым бесчисленных созвездий. Сколько звезд! Я и десятой доли не видела своими человеческими глазами.
Небо перевернуто, в воде у самого берега плывет горящий белым огнем диск, тарелка ангельского молока – нагнись и бери в руки. Под водой колышется серебряная сеть, «узоры катастроф», опутывая камешки, песок и спящих рыбок. Те же узоры плетутся в воздухе, дрожат на стеблях камыша и на брюхе опрокинутой в заводь коряги.
Опускаю взгляд – между лап моих лежит, свернувшись, бледная человеческая личинка, закутанная в лунный свет как в кокон. Осторожно убираю лапы и поднимаюсь, отступая. Личинка остается лежать, рассыпав на влажном песке бесцветные волосы.
Я тут, а она – там. Как странно.
Тебе нравится, Лесс?
Скорее, да. Очень необычно.
Не боишься?
Пока нет.
Ворох жестких волос скользит по плечам, я чувствую прохладное касание металла. Светлое полотно ночи прошивает шелестящий звон моих лезвий. Мягкий тяжелый шаг. От усталости чуть кружится голова. Огромное длинное тело движется медленно и осторожно, как ладья в тростнике. Я и веду его словно большой корабль. Эрайн тенью стоит за плечом, стоит вплотную, но не вмешивается. Его присутствие обволакивает меня. Большей близости нельзя и представить.
Что в нас с тобой есть такого, что стоило бы скрывать? Ничего. Не бойся доверять, Лесс.
Так же как ты мне?
Так же как ты мне. Ведь твоя шкурка осталась в камышах.
А ты получил второго подселенца.
Мы засмеялись вместе – фррр! – из горла вырвался клекот.
Тихо, сказал Эрайн. Слышишь?
За поваленной корягой, у воды звучали голоса. Голоса, плеск и негромкий смех. Кукушонок с принцессой. Настучались палками, теперь купаются.
Собираешься подглядывать, Лесс? Нехорошо.
Еще чего!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198