Все столы, все лежащие на них неоконченные работы и пол покрыты были кусками серой известки, а подняв глаза к потолку, Уллик увидел, что на нем не осталось ни кусочка штукатурки; печально смотрели на хозяина обнаженные потолочины, впервые за два с половиной столетия снова увидевшие белый свет...
То был единственный во всей «Папирке» не сводчатый, а плоский потолок, одновременно служивший полом для жилища Армина, до которого оставался уже только один пролет лестницы. Уллик остановился перед таинственным входом в это обиталище и подумал, что никогда еще он не переступал этого порога. Припомнил и причину этого, как бы мгновенно обозрев все двадцать пять лет упорной ненависти между ним и Армином, такой упорной, что, раздумывай он еще секунду,— вряд ли позвонил бы в эту дверь, хотя фальшивый вексель, выданный Боудей, наносил ему несопоставимо более тяжкий удар, чем даже поломка турбины.
Звонить ему пришлось три раза, прежде чем внутри послышался легкий шорох, словно мышка пробежала, и кто-то с величайшей осторожностью приоткрыл было дверь за синим занавесом, да тут же снова затворил ее и скрылся внутрь.
Это была Жофка Печуликова.
Прошло еще довольно много времени, и за деревянной решеткой раздались очень энергичные шаги; синяя завеса отдернулась, и показалась голова Армина с ее добела светлыми кудрями.
Армии вопросительно нахмурил брови, и в глазах его отразилось изумление.
— С кем имею честь? — спросил он зятя.
— Императорский советник Уллик,— ответил тот столь церемонно, как если бы в самом деле в жизни не встречался с Армином.
— Если вы пришли посетить пана Армина Фрея, то, к величайшему своему сожалению, должен вам сообщить, что его нет дома и когда он будет для вас — совершенно мне не известно.
Пан советник приподнял за хвостик свою феску, молча поклонился и медленно пошел прочь.
Этого Армии никак не хотел, уход зятя лишал его триумфа. И он крикнул вслед уходящему:
— Но если ты пришел проведать- своего умирающего шурина, то не мешкай! — И он поспешно открыл решетку, чтоб Уллик и впрямь не ушел.
Не ошибся советник, уверенный, что в Армине победит страсть к эффекту; он вошел с таким видом, будто действительно явился навестить смертельно больного.
— Иди погляди на результаты своих трудов, на гибель «Папирки»! — продолжая декламировать, Армии подвел Уллика к окну в противоположном углу и, приподняв коврик с ламбрекенами, молча указал ему на стену.
Пан советник, никогда не веривший тому, чего опасался Фрей, даже не глянув туда, произнес:
— А больше тебе нечего показывать — и это после двадцати пяти лет, что мы не виделись?
Тон его был жалостливым — тем суровее держался Армии.
— После этих двадцати пяти лет я должен бы указать тебе на дверь! — вскричал он.— Но я сделаю это не раньше, чем докажу, что ты этого заслуживаешь!
— Армии! — Уллик выпрямился перед шурином со всем своим достоинством.— Не шути со мной!
— Отнюдь,— возразил тот.— Момент, когда мы встретились впервые за четверть века, чтобы снова — и в последний раз — поговорить друг с другом, слишком серьезен, к тому же у меня нет ни времени, ни охоты шутить — мне нужно другое.
— А именно?
— Свести с тобой счеты, пан императорский советник!
— Я пришел к тебе с лучшими намерениями, а ты начинаешь ссору!
До ваших намерений мы еще дойдем, пан советник. А пока -подобьем итог... Извольте же посмотреть! — Армии провел пальцем по стене зигзаг — от подоконника до полу.
— Ха! — засмеялся Уллик.— Чего тут смотреть! Трещина с волосок в штукатурке!
— Простите,— возразил Армии,— с волосок эта трещинка была час назад, пока вы не пустили вашу турбину, а теперь в нее войдет кусок картона, как мы сейчас и убедимся; а может, она и еще шире.
Армии взял со стола полоску плотной бумаги и всунул ее в трещину. Бумага вошла беспрепятственно и даже совсем ушла в стену — Армии придерживал ее уже только ногтями за самый краешек.
— Если б эта полоска была такой же длины, какой толщины стена, пан советник, вы могли бы вытащить ее с другой стороны! — уже без злобы, почти приветливо объяснил Армии.— Это доказывает, что треснула вся стена. О, я-то знаю толк в трещинах «Папирки», пан императорский советник! Эта — первая сквозная; все прежние, возникшие в ходе строительства, были пустяковыми и не увеличивались. Но эта час назад была шириной с волосок, в нее не входила даже тонкая бумага, а через два часа в нее с легкостью войдет вот этот нож!
И Армии взял со стола свой нож для переплетных работ, тонкий, как лист бумаги.
— Затем трещина обозначится и в нижних этажах,— мечтательно продолжал он,— и к утру рухнет старая «Папирка» Фреев! Твои разрушительные труды будут завершены!
Долгий вздох, словно испуганного ребенка, дал знать, что в комнате находится третье живое существо. Уллик перевел глаза на ширму в углу и разглядел под нею босые женские ступни. Он тотчас догадался, кому эти ступни принадлежат,— в доме все давно знали о Жофке.
Армии помолчал, прикрыв глаза как бы от утомления, но вдруг широко открыл их и страшным голосом, с диким выражением на лице, вскричал:
— Мерзавец!
Его длинная борода вздрогнула трижды по числу слогов, после чего он так опасно взмахнул ножом, что Уллик невольно отшатнулся.
— Не бойся, Карл! — опять уже приветливым тоном заговорил Армии.— Мне было бы, правда, очень приятно всадить в тебя нож за все, что ты мне причинил, но такая месть была бы слишком краткой — к тому же я избавил бы тебя от того, что ты заслужил,— а заслужил ты такой конец, какой сам себе уготовил!
Нож вырвался из рук Армина и, пролетев по всей комнате, стукнулся черенком об дверцы буфета (в стиле Генриха IV).
— Да, да, оседает южная стена «Папирки»,— с меланхолической напевностью продолжал Армии, словно последний из могикан, поющий предсмертную песнь.— Оседает — и ляжет на машинный зал акционерного общества, которое подкопало ее фундамент, и с нею погибнет основатель ее и весь его род!
— Послушай, Армии,— севшим голосом проговорил советник,— ты городишь чепуху, сам же ты своим заявлением заставил образовать смешанную комиссию, которая, тщательно исследовав старое здание, объявила, что всякая опасность от строительства новой фабрики исключена,— а такая комиссия обманывать не станет.
— Да ты и сам ей не поверил — то-то сразу после нее застраховал «Папирку» на большую сумму!
— Это в любом случае был мой долг как шефа фирмы, и совладельца предприятия, и отца семейства — и раз ты не возобновил страховку...
— Да, я этого не сделал, потому что судьба «Па-пирки» — моя судьба! И я никуда отсюда не уйду!
Уллик внимательно посмотрел на шурина — и живо вспомнились ему припадки, случавшиеся с Армином в молодости;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
То был единственный во всей «Папирке» не сводчатый, а плоский потолок, одновременно служивший полом для жилища Армина, до которого оставался уже только один пролет лестницы. Уллик остановился перед таинственным входом в это обиталище и подумал, что никогда еще он не переступал этого порога. Припомнил и причину этого, как бы мгновенно обозрев все двадцать пять лет упорной ненависти между ним и Армином, такой упорной, что, раздумывай он еще секунду,— вряд ли позвонил бы в эту дверь, хотя фальшивый вексель, выданный Боудей, наносил ему несопоставимо более тяжкий удар, чем даже поломка турбины.
Звонить ему пришлось три раза, прежде чем внутри послышался легкий шорох, словно мышка пробежала, и кто-то с величайшей осторожностью приоткрыл было дверь за синим занавесом, да тут же снова затворил ее и скрылся внутрь.
Это была Жофка Печуликова.
Прошло еще довольно много времени, и за деревянной решеткой раздались очень энергичные шаги; синяя завеса отдернулась, и показалась голова Армина с ее добела светлыми кудрями.
Армии вопросительно нахмурил брови, и в глазах его отразилось изумление.
— С кем имею честь? — спросил он зятя.
— Императорский советник Уллик,— ответил тот столь церемонно, как если бы в самом деле в жизни не встречался с Армином.
— Если вы пришли посетить пана Армина Фрея, то, к величайшему своему сожалению, должен вам сообщить, что его нет дома и когда он будет для вас — совершенно мне не известно.
Пан советник приподнял за хвостик свою феску, молча поклонился и медленно пошел прочь.
Этого Армии никак не хотел, уход зятя лишал его триумфа. И он крикнул вслед уходящему:
— Но если ты пришел проведать- своего умирающего шурина, то не мешкай! — И он поспешно открыл решетку, чтоб Уллик и впрямь не ушел.
Не ошибся советник, уверенный, что в Армине победит страсть к эффекту; он вошел с таким видом, будто действительно явился навестить смертельно больного.
— Иди погляди на результаты своих трудов, на гибель «Папирки»! — продолжая декламировать, Армии подвел Уллика к окну в противоположном углу и, приподняв коврик с ламбрекенами, молча указал ему на стену.
Пан советник, никогда не веривший тому, чего опасался Фрей, даже не глянув туда, произнес:
— А больше тебе нечего показывать — и это после двадцати пяти лет, что мы не виделись?
Тон его был жалостливым — тем суровее держался Армии.
— После этих двадцати пяти лет я должен бы указать тебе на дверь! — вскричал он.— Но я сделаю это не раньше, чем докажу, что ты этого заслуживаешь!
— Армии! — Уллик выпрямился перед шурином со всем своим достоинством.— Не шути со мной!
— Отнюдь,— возразил тот.— Момент, когда мы встретились впервые за четверть века, чтобы снова — и в последний раз — поговорить друг с другом, слишком серьезен, к тому же у меня нет ни времени, ни охоты шутить — мне нужно другое.
— А именно?
— Свести с тобой счеты, пан императорский советник!
— Я пришел к тебе с лучшими намерениями, а ты начинаешь ссору!
До ваших намерений мы еще дойдем, пан советник. А пока -подобьем итог... Извольте же посмотреть! — Армии провел пальцем по стене зигзаг — от подоконника до полу.
— Ха! — засмеялся Уллик.— Чего тут смотреть! Трещина с волосок в штукатурке!
— Простите,— возразил Армии,— с волосок эта трещинка была час назад, пока вы не пустили вашу турбину, а теперь в нее войдет кусок картона, как мы сейчас и убедимся; а может, она и еще шире.
Армии взял со стола полоску плотной бумаги и всунул ее в трещину. Бумага вошла беспрепятственно и даже совсем ушла в стену — Армии придерживал ее уже только ногтями за самый краешек.
— Если б эта полоска была такой же длины, какой толщины стена, пан советник, вы могли бы вытащить ее с другой стороны! — уже без злобы, почти приветливо объяснил Армии.— Это доказывает, что треснула вся стена. О, я-то знаю толк в трещинах «Папирки», пан императорский советник! Эта — первая сквозная; все прежние, возникшие в ходе строительства, были пустяковыми и не увеличивались. Но эта час назад была шириной с волосок, в нее не входила даже тонкая бумага, а через два часа в нее с легкостью войдет вот этот нож!
И Армии взял со стола свой нож для переплетных работ, тонкий, как лист бумаги.
— Затем трещина обозначится и в нижних этажах,— мечтательно продолжал он,— и к утру рухнет старая «Папирка» Фреев! Твои разрушительные труды будут завершены!
Долгий вздох, словно испуганного ребенка, дал знать, что в комнате находится третье живое существо. Уллик перевел глаза на ширму в углу и разглядел под нею босые женские ступни. Он тотчас догадался, кому эти ступни принадлежат,— в доме все давно знали о Жофке.
Армии помолчал, прикрыв глаза как бы от утомления, но вдруг широко открыл их и страшным голосом, с диким выражением на лице, вскричал:
— Мерзавец!
Его длинная борода вздрогнула трижды по числу слогов, после чего он так опасно взмахнул ножом, что Уллик невольно отшатнулся.
— Не бойся, Карл! — опять уже приветливым тоном заговорил Армии.— Мне было бы, правда, очень приятно всадить в тебя нож за все, что ты мне причинил, но такая месть была бы слишком краткой — к тому же я избавил бы тебя от того, что ты заслужил,— а заслужил ты такой конец, какой сам себе уготовил!
Нож вырвался из рук Армина и, пролетев по всей комнате, стукнулся черенком об дверцы буфета (в стиле Генриха IV).
— Да, да, оседает южная стена «Папирки»,— с меланхолической напевностью продолжал Армии, словно последний из могикан, поющий предсмертную песнь.— Оседает — и ляжет на машинный зал акционерного общества, которое подкопало ее фундамент, и с нею погибнет основатель ее и весь его род!
— Послушай, Армии,— севшим голосом проговорил советник,— ты городишь чепуху, сам же ты своим заявлением заставил образовать смешанную комиссию, которая, тщательно исследовав старое здание, объявила, что всякая опасность от строительства новой фабрики исключена,— а такая комиссия обманывать не станет.
— Да ты и сам ей не поверил — то-то сразу после нее застраховал «Папирку» на большую сумму!
— Это в любом случае был мой долг как шефа фирмы, и совладельца предприятия, и отца семейства — и раз ты не возобновил страховку...
— Да, я этого не сделал, потому что судьба «Па-пирки» — моя судьба! И я никуда отсюда не уйду!
Уллик внимательно посмотрел на шурина — и живо вспомнились ему припадки, случавшиеся с Армином в молодости;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112