— Тогда уж он должен был свалиться точно в узкое пространство между фильтром и телом турбины!
— А может, так и было,— возразил Незмара.— Сверху-то он наверняка упал, коли наверху его нет. А коли ничего не могло попасть в турбину через эту сетку, то, прошу прощеньица, что же тогда остановило ее? Да чего долго'рассуждать, возьмем да посмотрим!
Старик скинул верхнее"платье и, захватив шест, спустился из машинного зала, сильно поврежденного упавшей стеной, в камеру турбины. Когда он вылез обратно, первые его слова были:
— А это что?!
«Это» был длинный белый волос, намотавшийся на шест; он мог произрасти лишь в единственной на свете бороде.
Началась лихорадочная работа — надо было убрать верхнюю, отломившуюся часть турбины — и к полуночи открылись уже все волосы и борода Армина Фрея; их пришлось очень осторожно высвобождать из зубцов шестерни; лицо же его, разумеется, было в таком состоянии, что узнать его было невозможно.
— Схватился с ней, со сволочью, врукопашную, и здорово же она его отделала! — пробормотал старый Незмара.
Рабочие кивнули с серьезным видом — но когда в сведенной предсмертной судорогой руке мертвеца нашли утонувшего котенка, они засмеялись — что с них взять! Они ведь не читали Аристотеля, который требовал от комического «приятных впечатлений» и «безобидного смещения смысла». Жуткий контраст не затронул чувствительности рабочих по той простой причине, что она не числилась в инвентаре их духовных мощностей.
Событие это еще пуще прославило Вацлава Незмару во всем околотке св. Петра, и он получил-таки свои четыреста крон, что и было главным для старого влтав-ского пирата.
Для императорского же советника главным был сафьяновый кошель с сорока шестью тысячами — и однако его не нашли на теле Армина Фрея...
Тут пана советника осенило: ведь до последней минуты в обществе покойного шурина находилась «та девица»! Да, ведь именно Жофка, убегая опрометью из башни, воплями своими подняла первую тревогу еще до того, как рухнула стена; а помчалась она прямиком в полицию.
Велел наш императорский советник призвать Жофку Печуликову. Той и в голову не пришло отрицать, что деньги у нее, она даже показала сберегательную книжку, на которую их положила, однако предъявила также и завещание пана Фрея, которое признали законным и действительным, хотя и не сразу. К тому времени, как закончилась канитель с выплатой налога на наследство, по Жофкиной фигуре уже совершенно ясно стал заметен ее будущий сонаследник.
Старый Незмара, разумеется, не сказал императорскому советнику, что это он со своим Веной отыскал сей важный документ в жилище пана Фрея и отнес родственнице...
«Проклял нас Армии, проклял! — мысленно твердил пан Уллик.— Зато и сам погиб в этой борьбе...» Тут он вздохнул и опечалился — глубоко и надолго.
— А что я скажу, пан советник,— осмелился заговорить старый Незмара, пуская дым изо рта и сплевывая в воду.— Счастье еще, что рухнуло-то вечером, после окончания работ, и не пришлось нам откапывать заживо погребенных!
Но императорский советник не услышал этих слов и не стал задерживаться долее. Он бросил последний взгляд на символ его разбитых надежд — на сломанный вал турбины, прислоненный к стене нового фабричного здания...
«Знамо дело, все строит из себя важного пана! — подумал старый сторож.— Эх, милый мой, ты и понятия не имеешь, сколько я мог бы тебе порассказать! А забавно было бы, расскажи я тебе историю этой самой решетки под окном милостивой барышни Тивды!»
Императорский советник обнажил голову, словно уходит с кладбища, и двинулся прочь.
Тут-то и наступил драматический момент для старого Вацлава! Он затянулся трубкой, сплюнул и начал:
— С вашего разрешения, пан советник, прошу про-щеньица, коли осмелюсь...
— Ладно, ладно,— перебил его бывший хозяин,— много говорить нечего, знаете ведь, не люблю лишних слов, вот вам мелочь — если б мне больше повезло, позаботился бы о вас получше...
С этими словами он подал сторожу монету в десять крон. Незмара приставил к ноге длинную свою трубку, как ружье, и покорно поблагодарил. Даже побежал вперед открыть калитку пану советнику.
А тот остановился еще в калитке, чтобы бросить прощальный взгляд на свою виллу, в которую впервые вошел тридцать лет назад молодым счетоводом... И побледнел императорский советник: на крыше сидел жестянщик, сбивая золотые буквы обанкротившейся «фирмы». Он успел уже снять большую букву «К» перед фамилией «Уллик». Приводилась в исполнение казнь фирмы, вычеркнутой из списка коммерческих предприятий...
Что-то защекотало в носу императорского советника — нет, нет, не слезы, напротив, он легко засмеялся. И легко — лишившись всего, он стал даже как-то бодрее — шагнул прямо на клумбу перед виллой и вынул из проволочной корзинки мячик, так и лежавший там с тех пор, как фонтанчик навсегда прекратил свою неутомимую игру с ним. Уллик спрятал мячик в карман, но карман сильно оттопырился, тогда он открыл чемодан, который держал рассыльный, и втиснул мячик туда. Порадовался, что такая мысль пришла ему в голову — никакая другая памятная вещица с «Папирки» не была бы ему приятнее. Сколько раз наблюдал он из окна домашнего кабинета за шаловливой, лукавой игрой мячика со струйкой воды, которой он все время мешал вырваться прямо вверх, не боясь быть отброшенным...
Насвистывая мотивчик из «Трапезундской принцессы», шагнул императорский советник через некогда свой порог — банкрот, хотя и не злостный, но все же банкрот...
С угла еще раз оглянулся — жестянщик на крыше принялся уже за букву «У».
Уллик перестал насвистывать, подумав, что он — последний носитель этой фамилии, по крайней мере в Праге; последний потому, что от наследника этого имени пришло сегодня письмо из Нью-Йорка, извещавшее о том, что после бурного плавания он благополучно высадился на берег.
Крах акционерного общества «Турбина» произошел в значительной мере еще и оттого, что мистер Моур не выполнил своего обещания и не выкупил условленное количество акций. Правда, обещание это было дано под известным условием; однако, в силу изменившихся обстоятельств, исполнение этого условия зависело теперь исключительно от самого Моура, а он не сделал к тому никаких шагов. И вскоре не осталось ни малейших сомнений относительно того, какие шаги он сделал бы, даже если б Тинда осталась здоровой: на третий день после ее злополучного выступления в опере Моур поспешно и навсегда покинул Прагу — вместе с барышней Фафровой.
Да, да, с той самой Мальвой, и посвященные уверяют, будто барышня Фафрова уже не покидала Моура с того вагнеровского вечера; а бесстыдные сплетники распустили слух, будто нареченный жених Тончи Фафровой, учитель Никишек, ездил за беглецами в самый Триест, где и вызвал мистера Моура на дуэль по-американски, вследствие чего должен будет теперь застрелиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
— А может, так и было,— возразил Незмара.— Сверху-то он наверняка упал, коли наверху его нет. А коли ничего не могло попасть в турбину через эту сетку, то, прошу прощеньица, что же тогда остановило ее? Да чего долго'рассуждать, возьмем да посмотрим!
Старик скинул верхнее"платье и, захватив шест, спустился из машинного зала, сильно поврежденного упавшей стеной, в камеру турбины. Когда он вылез обратно, первые его слова были:
— А это что?!
«Это» был длинный белый волос, намотавшийся на шест; он мог произрасти лишь в единственной на свете бороде.
Началась лихорадочная работа — надо было убрать верхнюю, отломившуюся часть турбины — и к полуночи открылись уже все волосы и борода Армина Фрея; их пришлось очень осторожно высвобождать из зубцов шестерни; лицо же его, разумеется, было в таком состоянии, что узнать его было невозможно.
— Схватился с ней, со сволочью, врукопашную, и здорово же она его отделала! — пробормотал старый Незмара.
Рабочие кивнули с серьезным видом — но когда в сведенной предсмертной судорогой руке мертвеца нашли утонувшего котенка, они засмеялись — что с них взять! Они ведь не читали Аристотеля, который требовал от комического «приятных впечатлений» и «безобидного смещения смысла». Жуткий контраст не затронул чувствительности рабочих по той простой причине, что она не числилась в инвентаре их духовных мощностей.
Событие это еще пуще прославило Вацлава Незмару во всем околотке св. Петра, и он получил-таки свои четыреста крон, что и было главным для старого влтав-ского пирата.
Для императорского же советника главным был сафьяновый кошель с сорока шестью тысячами — и однако его не нашли на теле Армина Фрея...
Тут пана советника осенило: ведь до последней минуты в обществе покойного шурина находилась «та девица»! Да, ведь именно Жофка, убегая опрометью из башни, воплями своими подняла первую тревогу еще до того, как рухнула стена; а помчалась она прямиком в полицию.
Велел наш императорский советник призвать Жофку Печуликову. Той и в голову не пришло отрицать, что деньги у нее, она даже показала сберегательную книжку, на которую их положила, однако предъявила также и завещание пана Фрея, которое признали законным и действительным, хотя и не сразу. К тому времени, как закончилась канитель с выплатой налога на наследство, по Жофкиной фигуре уже совершенно ясно стал заметен ее будущий сонаследник.
Старый Незмара, разумеется, не сказал императорскому советнику, что это он со своим Веной отыскал сей важный документ в жилище пана Фрея и отнес родственнице...
«Проклял нас Армии, проклял! — мысленно твердил пан Уллик.— Зато и сам погиб в этой борьбе...» Тут он вздохнул и опечалился — глубоко и надолго.
— А что я скажу, пан советник,— осмелился заговорить старый Незмара, пуская дым изо рта и сплевывая в воду.— Счастье еще, что рухнуло-то вечером, после окончания работ, и не пришлось нам откапывать заживо погребенных!
Но императорский советник не услышал этих слов и не стал задерживаться долее. Он бросил последний взгляд на символ его разбитых надежд — на сломанный вал турбины, прислоненный к стене нового фабричного здания...
«Знамо дело, все строит из себя важного пана! — подумал старый сторож.— Эх, милый мой, ты и понятия не имеешь, сколько я мог бы тебе порассказать! А забавно было бы, расскажи я тебе историю этой самой решетки под окном милостивой барышни Тивды!»
Императорский советник обнажил голову, словно уходит с кладбища, и двинулся прочь.
Тут-то и наступил драматический момент для старого Вацлава! Он затянулся трубкой, сплюнул и начал:
— С вашего разрешения, пан советник, прошу про-щеньица, коли осмелюсь...
— Ладно, ладно,— перебил его бывший хозяин,— много говорить нечего, знаете ведь, не люблю лишних слов, вот вам мелочь — если б мне больше повезло, позаботился бы о вас получше...
С этими словами он подал сторожу монету в десять крон. Незмара приставил к ноге длинную свою трубку, как ружье, и покорно поблагодарил. Даже побежал вперед открыть калитку пану советнику.
А тот остановился еще в калитке, чтобы бросить прощальный взгляд на свою виллу, в которую впервые вошел тридцать лет назад молодым счетоводом... И побледнел императорский советник: на крыше сидел жестянщик, сбивая золотые буквы обанкротившейся «фирмы». Он успел уже снять большую букву «К» перед фамилией «Уллик». Приводилась в исполнение казнь фирмы, вычеркнутой из списка коммерческих предприятий...
Что-то защекотало в носу императорского советника — нет, нет, не слезы, напротив, он легко засмеялся. И легко — лишившись всего, он стал даже как-то бодрее — шагнул прямо на клумбу перед виллой и вынул из проволочной корзинки мячик, так и лежавший там с тех пор, как фонтанчик навсегда прекратил свою неутомимую игру с ним. Уллик спрятал мячик в карман, но карман сильно оттопырился, тогда он открыл чемодан, который держал рассыльный, и втиснул мячик туда. Порадовался, что такая мысль пришла ему в голову — никакая другая памятная вещица с «Папирки» не была бы ему приятнее. Сколько раз наблюдал он из окна домашнего кабинета за шаловливой, лукавой игрой мячика со струйкой воды, которой он все время мешал вырваться прямо вверх, не боясь быть отброшенным...
Насвистывая мотивчик из «Трапезундской принцессы», шагнул императорский советник через некогда свой порог — банкрот, хотя и не злостный, но все же банкрот...
С угла еще раз оглянулся — жестянщик на крыше принялся уже за букву «У».
Уллик перестал насвистывать, подумав, что он — последний носитель этой фамилии, по крайней мере в Праге; последний потому, что от наследника этого имени пришло сегодня письмо из Нью-Йорка, извещавшее о том, что после бурного плавания он благополучно высадился на берег.
Крах акционерного общества «Турбина» произошел в значительной мере еще и оттого, что мистер Моур не выполнил своего обещания и не выкупил условленное количество акций. Правда, обещание это было дано под известным условием; однако, в силу изменившихся обстоятельств, исполнение этого условия зависело теперь исключительно от самого Моура, а он не сделал к тому никаких шагов. И вскоре не осталось ни малейших сомнений относительно того, какие шаги он сделал бы, даже если б Тинда осталась здоровой: на третий день после ее злополучного выступления в опере Моур поспешно и навсегда покинул Прагу — вместе с барышней Фафровой.
Да, да, с той самой Мальвой, и посвященные уверяют, будто барышня Фафрова уже не покидала Моура с того вагнеровского вечера; а бесстыдные сплетники распустили слух, будто нареченный жених Тончи Фафровой, учитель Никишек, ездил за беглецами в самый Триест, где и вызвал мистера Моура на дуэль по-американски, вследствие чего должен будет теперь застрелиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112