Сорок один экземпляр находился теперь в надежных руках; сорок первый из этих известных, установленных экземпляров, переплетенных самым знаменитым мастером из династии французских королевских переплетчиков, Эве, Лейб Блюмендуфт привез вчера в Прагу, а сегодня принес сюда, к господину Фрею. Тот же, заставив Лейба отвернуться и сосчитав до трех, положил рядом с этим сорок первым — сорок второй, только еще разыскиваемый экземпляр! Ведь не сбросил же его сюда с чердака Вацлав, не такой Блюмендуфт дурак, чтоб такое подумать!
Он все сравнивал взглядом оба драгоценных, драгоценнейших издания.
1 Боже праведный, да будет благословенно имя твое! (евр. жаре.)
Оба переплетены в оранжевый левантийский марокен, покрытый параллельными рядами золотых «фанфар», то есть тиснений, повторяющихся через ряд: один ряд — геральдические королевские линии, второй — языки пламени Святого Духа; в каждом углу вензель Генриха III, большое «Н», перекрещенное двойным греческим ипсилоном или латинским игреком, а в середине гербы Бурбонского и Лотаринг-ского дома с коронками, окруженные цепью Великого магистра ордена под бурбонской короной, и наконец — симметрично четыре виньетки Святого Духа, в овальных рамках голубь с сиянием, спускающийся с расступившихся облаков; причем знаки Святого Духа мельче, чем королевские.
Лейб Блюмендуфт, чья профессиональная опытность в этих вещах была в равной степени известна в «торговых» кругах как Лондона, так и Парижа и Рима, все сличал оба переплета, как бы перенося взглядом лилию на лилию, язык пламени на язык пламени, пересчитывая мельчайшие веточки лавра под гербами. Идентичность форм тиснения была несомненной.
Которую из книг переплетал Никола Эве в шестнадцатом веке, а которую — Армии Фрей в 187 * году? И если один из переплетов изготовлен Фреем, то как же он это сделал, если заказ из Дублина поступил всего месяц тому назад, а у Фрея только и было, что фотография оригинала да размеры? За этот месяц в лучшем случае можно было только успеть приготовить голые доски с марокеном, который, правда, умел имитировать так, что и не отличишь от подлинного левантийского марокена шестнадцатого века, и пропитать водоотталкивающим составом единственный человек в мире — господин Армии Фрей из Праги?
Морозец охватил Лейба Блюмендуфта; от сосредоточенности у него вздулись на висках вены, глубокую тишину нарушало лишь неутомимое «кх-кх-кх» выхлопной трубы над крышей.
Международный жулик, правда, ни в малейшей степени не умел оценить художественную прелесть, значение орнамента, царственное величие библиофильской редкости XVI века; зато он инстинктивно и безошибочно определял ее подлинность, и его искушенное око перебегало с переплета на переплет, изучая линии тиснения, легкую как бы прозрачность марокена — следствие прикосновений человеческих рук за эти столетия,— а Лейб все еще не мог угадать, который из экземпляров подлинный, а который фальшивка; который он принес с собой, а который нашел здесь.
Но вот взор его, чуть косящий от перенапряжения, поднялся на Армина с таким выражением ненавистного восхищения и сомнений, что Армии все понял.
— Альзо, вас загн зе, херр Блюмендуфт? 1 — начал он, подражая жаргону еврея.— Который же из них подлинный «Устав ордена Святого Духа», который держал в руках король Генрих? Эй-эй, только не нюхать, по запаху-то даже Вацлав узнал бы новую книгу! — И Армии обеими ладонями прижал книги к столу.
Опять воцарилась тишина, только скребок Вацлава, счищавшего голубиный помет с крыши, пронзительно скрежетал.
А Фрей, можно сказать, большими глотками пил торжество художника, какое может доставить только один вид искусства, ибо для осуществления его необходимо в сущности преступление; Фрей наслаждался мастерским обманом.
Но это был еще не самый венец его торжества.
После долгих колебаний Блюмендуфт положил наконец руку на одну из книг со словами:
— Дас зан де рехтиген!2
— Фалыи, фалыи!3 — закричал Армии.
Тут уж Лейб не совладал с собой и хищным зверем кинулся к книгам.
— Стоп! — повелительным жестом остановил его Фрей.— Стало быть, вы утверждаете, что это ваш, а тот — мой экземпляр. Хорошо. К вашему сведению, как раз наоборот. Вот какой вы конессер! 4 Осрамились, Блюмендуфт! А ведь вам известно, что одна книга подлинная, а другая подделка!
И Армии разразился резким смехом, который взбесил Блюмендуфта — тот уже и не пытался скрыть своего бешенства. Он смотрел на Армина, едва владея собой, ничего не понимая, разве только, что произошло чудо, и этот бородатый калека с бархатными колдовскими глазами, в бархатной мантии, все-таки — чародей!
1 Ну, что скажете, господин Блюмендуфт? (евр. жарг.)
2 Вот настоящая! (евр. жарг.)
3 Неверно, неверно! (нем.)
4 Знаток (от фр.).
А Армии необузданно смеялся в глаза ему; чуть ли не подскакивая от хохота, он открыл тумбочку и вынул
оттуда странные вещички — инструменты, нужные для переплетного дела, особенно формочки для тиснения. Он протянул Блюмендуфту одну формочку, потом вторую: первую для оттиска королевской лилии, вторую — для языка пламени.
— Я сойду с ума, если вы не скажете, откуда они у вас — вы же должны были только еще сделать их по оригиналу, который я принес уже без смеха ответил Армин.— Открою вам тайну, только вы должны обещать, что никогда никому не скажете.
— Гот хаб мих зелиг 2,— побожился Лейб.— Сдохнуть мне на этом месте!
— Так вот: эти железки у меня уже пятнадцать лет.
— Если они у вас пятнадцать лет, тогда вы, господин императорский советник,— мошенник, какого свет не видел, и значит...
Армии с величайшим торжеством кивнул головой:
— Давайте, давайте, смелее!
— Значит, вы сделали не только этот поддельный переплет, но и этот подлинный шестнадцатого века!
— Вот именно,— совершенно спокойно ответил Ар-мин.— Пятнадцать лет назад, когда я был в Париже, причем — по экземпляру из Национальной библиотеки.
— Шуфт, гаунер, ганеф!3 — взорвался Блюмен-дуфт, весь красный от ярости, брызгая слюной, как благородный скакун на бегу.— Вы разорили нас, потому что мы заплатили за этот «Устав» до пятидесяти тысяч франков, а вы теперь говорите, что сделали его сами пятнадцать лет назад!
— Это доказывает, что в торговых делах самые большие мошенники — вы, торговцы. Я за этот шедевр получил от господина Дюпанлу всего сорок семь с половиной дукатов, ровно столько, сколько было выдано королевской казной в 1578 году мастеру Никола Эве за все сорок два экземпляра; сумму эту я назвал сам исключительно из уважения к бессмертному мастеру своего искусства.
1 Дорогой Блюмендуфт (нем.).
2 Побей меня бог (евр. жарг.).
3 Негодяй, мошенник, подлец! (евр. жарг.)
— Но вы ошибаетесь, если думаете обмануть нас:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Он все сравнивал взглядом оба драгоценных, драгоценнейших издания.
1 Боже праведный, да будет благословенно имя твое! (евр. жаре.)
Оба переплетены в оранжевый левантийский марокен, покрытый параллельными рядами золотых «фанфар», то есть тиснений, повторяющихся через ряд: один ряд — геральдические королевские линии, второй — языки пламени Святого Духа; в каждом углу вензель Генриха III, большое «Н», перекрещенное двойным греческим ипсилоном или латинским игреком, а в середине гербы Бурбонского и Лотаринг-ского дома с коронками, окруженные цепью Великого магистра ордена под бурбонской короной, и наконец — симметрично четыре виньетки Святого Духа, в овальных рамках голубь с сиянием, спускающийся с расступившихся облаков; причем знаки Святого Духа мельче, чем королевские.
Лейб Блюмендуфт, чья профессиональная опытность в этих вещах была в равной степени известна в «торговых» кругах как Лондона, так и Парижа и Рима, все сличал оба переплета, как бы перенося взглядом лилию на лилию, язык пламени на язык пламени, пересчитывая мельчайшие веточки лавра под гербами. Идентичность форм тиснения была несомненной.
Которую из книг переплетал Никола Эве в шестнадцатом веке, а которую — Армии Фрей в 187 * году? И если один из переплетов изготовлен Фреем, то как же он это сделал, если заказ из Дублина поступил всего месяц тому назад, а у Фрея только и было, что фотография оригинала да размеры? За этот месяц в лучшем случае можно было только успеть приготовить голые доски с марокеном, который, правда, умел имитировать так, что и не отличишь от подлинного левантийского марокена шестнадцатого века, и пропитать водоотталкивающим составом единственный человек в мире — господин Армии Фрей из Праги?
Морозец охватил Лейба Блюмендуфта; от сосредоточенности у него вздулись на висках вены, глубокую тишину нарушало лишь неутомимое «кх-кх-кх» выхлопной трубы над крышей.
Международный жулик, правда, ни в малейшей степени не умел оценить художественную прелесть, значение орнамента, царственное величие библиофильской редкости XVI века; зато он инстинктивно и безошибочно определял ее подлинность, и его искушенное око перебегало с переплета на переплет, изучая линии тиснения, легкую как бы прозрачность марокена — следствие прикосновений человеческих рук за эти столетия,— а Лейб все еще не мог угадать, который из экземпляров подлинный, а который фальшивка; который он принес с собой, а который нашел здесь.
Но вот взор его, чуть косящий от перенапряжения, поднялся на Армина с таким выражением ненавистного восхищения и сомнений, что Армии все понял.
— Альзо, вас загн зе, херр Блюмендуфт? 1 — начал он, подражая жаргону еврея.— Который же из них подлинный «Устав ордена Святого Духа», который держал в руках король Генрих? Эй-эй, только не нюхать, по запаху-то даже Вацлав узнал бы новую книгу! — И Армии обеими ладонями прижал книги к столу.
Опять воцарилась тишина, только скребок Вацлава, счищавшего голубиный помет с крыши, пронзительно скрежетал.
А Фрей, можно сказать, большими глотками пил торжество художника, какое может доставить только один вид искусства, ибо для осуществления его необходимо в сущности преступление; Фрей наслаждался мастерским обманом.
Но это был еще не самый венец его торжества.
После долгих колебаний Блюмендуфт положил наконец руку на одну из книг со словами:
— Дас зан де рехтиген!2
— Фалыи, фалыи!3 — закричал Армии.
Тут уж Лейб не совладал с собой и хищным зверем кинулся к книгам.
— Стоп! — повелительным жестом остановил его Фрей.— Стало быть, вы утверждаете, что это ваш, а тот — мой экземпляр. Хорошо. К вашему сведению, как раз наоборот. Вот какой вы конессер! 4 Осрамились, Блюмендуфт! А ведь вам известно, что одна книга подлинная, а другая подделка!
И Армии разразился резким смехом, который взбесил Блюмендуфта — тот уже и не пытался скрыть своего бешенства. Он смотрел на Армина, едва владея собой, ничего не понимая, разве только, что произошло чудо, и этот бородатый калека с бархатными колдовскими глазами, в бархатной мантии, все-таки — чародей!
1 Ну, что скажете, господин Блюмендуфт? (евр. жарг.)
2 Вот настоящая! (евр. жарг.)
3 Неверно, неверно! (нем.)
4 Знаток (от фр.).
А Армии необузданно смеялся в глаза ему; чуть ли не подскакивая от хохота, он открыл тумбочку и вынул
оттуда странные вещички — инструменты, нужные для переплетного дела, особенно формочки для тиснения. Он протянул Блюмендуфту одну формочку, потом вторую: первую для оттиска королевской лилии, вторую — для языка пламени.
— Я сойду с ума, если вы не скажете, откуда они у вас — вы же должны были только еще сделать их по оригиналу, который я принес уже без смеха ответил Армин.— Открою вам тайну, только вы должны обещать, что никогда никому не скажете.
— Гот хаб мих зелиг 2,— побожился Лейб.— Сдохнуть мне на этом месте!
— Так вот: эти железки у меня уже пятнадцать лет.
— Если они у вас пятнадцать лет, тогда вы, господин императорский советник,— мошенник, какого свет не видел, и значит...
Армии с величайшим торжеством кивнул головой:
— Давайте, давайте, смелее!
— Значит, вы сделали не только этот поддельный переплет, но и этот подлинный шестнадцатого века!
— Вот именно,— совершенно спокойно ответил Ар-мин.— Пятнадцать лет назад, когда я был в Париже, причем — по экземпляру из Национальной библиотеки.
— Шуфт, гаунер, ганеф!3 — взорвался Блюмен-дуфт, весь красный от ярости, брызгая слюной, как благородный скакун на бегу.— Вы разорили нас, потому что мы заплатили за этот «Устав» до пятидесяти тысяч франков, а вы теперь говорите, что сделали его сами пятнадцать лет назад!
— Это доказывает, что в торговых делах самые большие мошенники — вы, торговцы. Я за этот шедевр получил от господина Дюпанлу всего сорок семь с половиной дукатов, ровно столько, сколько было выдано королевской казной в 1578 году мастеру Никола Эве за все сорок два экземпляра; сумму эту я назвал сам исключительно из уважения к бессмертному мастеру своего искусства.
1 Дорогой Блюмендуфт (нем.).
2 Побей меня бог (евр. жарг.).
3 Негодяй, мошенник, подлец! (евр. жарг.)
— Но вы ошибаетесь, если думаете обмануть нас:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112