Эту физиономию Вена показал императорскому советнику, и тот его понял — по губам Уллика скользнула усмешка, которую Вена волен был принять за некое подтверждение невыразимой комичности ситуации.
Отец его тоже кинул ему от дверей красноречивую улыбку, и Вена тотчас понял ее, и сам засмеялся в ответ отцу довольно громко и покачал головой; два униженных пролетария давали понять друг другу: «Не они с нами, а мы с ними сыграли удачную комедию собственной потехи ради!»
Так с помощью одной только мимики, в одну минуту разыгралась социальная если не борьба, то во всяком случае полемика, и Вена ощутил себя в ней победителем.
«А знали бы вы, ребята, что было нынче ночью!» — мысленно обратился он к служащим «Папирки», ибо понял уже, что ночное событие и впрямь лучше принимать как триумф и месть пролетария, которого ударили по лицу, чем как преступление.
К насыщению Вена приступил с великолепным аппетитом; вкусные куски, так и таявшие у него на языке — он и назвать-то их не умел, ибо впервые в жизни ел паштет из гусиной печенки,— были у него вообще первой едой со вчерашнего полудня.
С этой минуты он начал смотреть на вещи через розовые очки, и главным принципом его позиции сделался юмор; под этим углом смотрел он теперь и на Тинду: в конце концов, их роман был юмореской, и плохую службу сослужила ей решетка, которую она поставила между ним и собой.
К счастью — слышите, как барышня Тинда, тихонько беседуя с Моуром, то и дело напевает, привлекая внимание всей компании? Катастрофы с ее голосом не произошло, так с какой же стати мне покаянно утыкаться подбородком в грудь?
О чем же говорит с Моуром Тинда?
— Я убеждена, что выиграю, и единственная моя просьба к вам — доиграйте до конца роль безупречного кавалера, пока не решится моя судьба, и не лишайте меня необходимого спокойствия, не усугубляйте моей тревоги и волнения, которые вы все еще не можете себе объяснить, хотя они так понятны. То, что я сейчас всплакнула, объясните тоже моим волнением! Правда, если быть совсем честной, эти слезы были отчасти от радости, что я в такой хорошей форме. И вы ошибаетесь, мистер Моур, в своих предположениях: я стану вашей без слез, без жалоб и никогда не дам вам заметить, что некогда я предпочитала карьеру артистки тому счастью, какое, как вы уверяете, вы мне готовите. Это я могу вам обещать. Но обещаю также, что прежде сделаю все для своей победы и постараюсь, чтобы она стала наиболее полной... О, все силы употреблю!
Эта рассудительная речь, предназначенная исключительно для ушей мистера Моура, обрадовала и Вену — он чувствовал, как растягиваются в улыбке его губы. Он смеялся над трагизмом своего приключения с Тиндой... И она увидела его улыбку — в эту минуту Моур склонил голову, чтобы поцеловать ей руку,— увидела впервые сегодня, и глаза ее встретились с глазами молодого Незмары — тоже впервые за этот день...
Этот взгляд Тинды растопил последние остатки трагизма — в нем не было ни обвинения, как он опасался, ни прощения, которого он жаждал, зато вспыхнула в нем такая страсть, подобно беззвучной молнии, предвестнице страшной бури, еще скрытой за горизонтом; этот обнаженный взгляд говорил: «Помню, заново переживаю...» Вацлав думал, что нужно много ночей, чтобы глаза женщины стали такими — и вот оказалось: достаточно одной!
С завтраком из трех холодных блюд покончили быстро, и все отправились в машинный зал. Мистер Моур предложил руку барышне Улликовой и повел ее во главе процессии сначала в новое фабричное здание на острове, несущее на крыше колоссальные буквы:
«ТУРБИНА» АКЦИОНЕРНОЕ ОБЩЕСТВО ПО ПЕРЕРАБОТКЕ ДЕРЕВА, ИЗГОТОВЛЕНИЮ ПАРКЕТНЫХ ПЛИТ, А ТАКЖЕ СПЕЦИАЛИЗИРОВАННОМУ ПРОИЗВОДСТВУ РОЯЛЕЙ АМЕРИКАНСКОЙ МАРКИ «ХАРВЕЙ»
Огромные размеры букв наводили на размышления: ведь самое отдаленное место, с которого их можно было прочитать, были окна виллы пана Уллика!
На это обстоятельство и указал Муковский, получив от инженера-проектировщика ответ, что это — симметрии ради, поскольку на другой стороне, обращенной к реке, помещена точно такая же надпись.
В первом новом цехе акционеры увидели то, что им самим было известно, а именно что станков для производства американских роялей еще нет, и существует сомнение — заказаны ли они уже в Америке; до сих пор было неизвестно, возьмет ли фирма «Харвей» сборку на себя или рискнет предоставить это акционерному обществу, ограничившись поставкой калифорнийских резонансных досок. Переговоры об этом идут,— заверил временный председатель общества, пан Уллик. В действительности же производство роялей зависело от капиталовложений со стороны будущего президента общества, мистера Моура.
Зато второй цех, предназначенный для изготовления полуфабрикатов из дерева, был уже полностью оборудован, и у станков, в зажимах которых лежали бревна, доски, щепа мягкого и твердого дерева, подлежащие обработке круговыми и ленточными пилами, стругальными, сверлильными, точильными резцами и фрезами, стояли, готовые начать работу, рабочие в синих халатах с желтыми пуговицами, как у старого Незмары; рабочие приветствовали господ хозяев, а те благожелательно благодарили их, расспрашивая о станках и прочих подробностях.
Дольше всего господа пробыли в паркетном цехе, единственном производящем готовый товар. Здесь императорский советник произнес особенно пространную и прочувствованную речь, пояснив, что они находятся в самом многообещающем и прибыльном, вернее, в одном из самых многообещающих и прибыльных филиалов нашей милой «Турбины»; на это пан Муковский, второй по значению после Уллика акционер, довольно громко бросил:
— Да уж, хотелось бы!..
— А теперь, господа,— с пафосом, на ходу, разглагольствовал императорский советник,— ознакомившись и с электрическим оборудованием нашего предприятия, мы подходим к порогу главной его святыни, в которую мы позволили себе впрячь нашу сребропенную Влтаву, дабы она служила нам, служила нашей прогрессивной промышленности, пользующейся новейшими достижениями техники и пробивающей, подобно первопроходцу, новые пути для нашей родины. Вам известно, господа, какие препятствия пришлось нам преодолеть — препятствия, воздвигнутые перед нами, современными пионерами промышленности, поборниками реакции — не хочу уточнять, кем именно. И если я сейчас упоминаю об этом, то не для того, чтобы нескромным образом указать на свои заслуги, хотя то был самый тяжкий период в моей жизни, прежде чем мне удалось отправить этих господ... катиться колесом! (Отлично! Одинокий возглас: «Мельничным колесом!» Смех.) Лишь когда победа над этими, так сказать, вредными влияниями стала полной, приблизилась возможность основать нашу «Турбину», акционерное общество по переработке дерева с ограниченной ответственностью, преследуя сим двойную цель— которую, собравшись здесь столь дружно, мы можем уже открыть, господа!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Отец его тоже кинул ему от дверей красноречивую улыбку, и Вена тотчас понял ее, и сам засмеялся в ответ отцу довольно громко и покачал головой; два униженных пролетария давали понять друг другу: «Не они с нами, а мы с ними сыграли удачную комедию собственной потехи ради!»
Так с помощью одной только мимики, в одну минуту разыгралась социальная если не борьба, то во всяком случае полемика, и Вена ощутил себя в ней победителем.
«А знали бы вы, ребята, что было нынче ночью!» — мысленно обратился он к служащим «Папирки», ибо понял уже, что ночное событие и впрямь лучше принимать как триумф и месть пролетария, которого ударили по лицу, чем как преступление.
К насыщению Вена приступил с великолепным аппетитом; вкусные куски, так и таявшие у него на языке — он и назвать-то их не умел, ибо впервые в жизни ел паштет из гусиной печенки,— были у него вообще первой едой со вчерашнего полудня.
С этой минуты он начал смотреть на вещи через розовые очки, и главным принципом его позиции сделался юмор; под этим углом смотрел он теперь и на Тинду: в конце концов, их роман был юмореской, и плохую службу сослужила ей решетка, которую она поставила между ним и собой.
К счастью — слышите, как барышня Тинда, тихонько беседуя с Моуром, то и дело напевает, привлекая внимание всей компании? Катастрофы с ее голосом не произошло, так с какой же стати мне покаянно утыкаться подбородком в грудь?
О чем же говорит с Моуром Тинда?
— Я убеждена, что выиграю, и единственная моя просьба к вам — доиграйте до конца роль безупречного кавалера, пока не решится моя судьба, и не лишайте меня необходимого спокойствия, не усугубляйте моей тревоги и волнения, которые вы все еще не можете себе объяснить, хотя они так понятны. То, что я сейчас всплакнула, объясните тоже моим волнением! Правда, если быть совсем честной, эти слезы были отчасти от радости, что я в такой хорошей форме. И вы ошибаетесь, мистер Моур, в своих предположениях: я стану вашей без слез, без жалоб и никогда не дам вам заметить, что некогда я предпочитала карьеру артистки тому счастью, какое, как вы уверяете, вы мне готовите. Это я могу вам обещать. Но обещаю также, что прежде сделаю все для своей победы и постараюсь, чтобы она стала наиболее полной... О, все силы употреблю!
Эта рассудительная речь, предназначенная исключительно для ушей мистера Моура, обрадовала и Вену — он чувствовал, как растягиваются в улыбке его губы. Он смеялся над трагизмом своего приключения с Тиндой... И она увидела его улыбку — в эту минуту Моур склонил голову, чтобы поцеловать ей руку,— увидела впервые сегодня, и глаза ее встретились с глазами молодого Незмары — тоже впервые за этот день...
Этот взгляд Тинды растопил последние остатки трагизма — в нем не было ни обвинения, как он опасался, ни прощения, которого он жаждал, зато вспыхнула в нем такая страсть, подобно беззвучной молнии, предвестнице страшной бури, еще скрытой за горизонтом; этот обнаженный взгляд говорил: «Помню, заново переживаю...» Вацлав думал, что нужно много ночей, чтобы глаза женщины стали такими — и вот оказалось: достаточно одной!
С завтраком из трех холодных блюд покончили быстро, и все отправились в машинный зал. Мистер Моур предложил руку барышне Улликовой и повел ее во главе процессии сначала в новое фабричное здание на острове, несущее на крыше колоссальные буквы:
«ТУРБИНА» АКЦИОНЕРНОЕ ОБЩЕСТВО ПО ПЕРЕРАБОТКЕ ДЕРЕВА, ИЗГОТОВЛЕНИЮ ПАРКЕТНЫХ ПЛИТ, А ТАКЖЕ СПЕЦИАЛИЗИРОВАННОМУ ПРОИЗВОДСТВУ РОЯЛЕЙ АМЕРИКАНСКОЙ МАРКИ «ХАРВЕЙ»
Огромные размеры букв наводили на размышления: ведь самое отдаленное место, с которого их можно было прочитать, были окна виллы пана Уллика!
На это обстоятельство и указал Муковский, получив от инженера-проектировщика ответ, что это — симметрии ради, поскольку на другой стороне, обращенной к реке, помещена точно такая же надпись.
В первом новом цехе акционеры увидели то, что им самим было известно, а именно что станков для производства американских роялей еще нет, и существует сомнение — заказаны ли они уже в Америке; до сих пор было неизвестно, возьмет ли фирма «Харвей» сборку на себя или рискнет предоставить это акционерному обществу, ограничившись поставкой калифорнийских резонансных досок. Переговоры об этом идут,— заверил временный председатель общества, пан Уллик. В действительности же производство роялей зависело от капиталовложений со стороны будущего президента общества, мистера Моура.
Зато второй цех, предназначенный для изготовления полуфабрикатов из дерева, был уже полностью оборудован, и у станков, в зажимах которых лежали бревна, доски, щепа мягкого и твердого дерева, подлежащие обработке круговыми и ленточными пилами, стругальными, сверлильными, точильными резцами и фрезами, стояли, готовые начать работу, рабочие в синих халатах с желтыми пуговицами, как у старого Незмары; рабочие приветствовали господ хозяев, а те благожелательно благодарили их, расспрашивая о станках и прочих подробностях.
Дольше всего господа пробыли в паркетном цехе, единственном производящем готовый товар. Здесь императорский советник произнес особенно пространную и прочувствованную речь, пояснив, что они находятся в самом многообещающем и прибыльном, вернее, в одном из самых многообещающих и прибыльных филиалов нашей милой «Турбины»; на это пан Муковский, второй по значению после Уллика акционер, довольно громко бросил:
— Да уж, хотелось бы!..
— А теперь, господа,— с пафосом, на ходу, разглагольствовал императорский советник,— ознакомившись и с электрическим оборудованием нашего предприятия, мы подходим к порогу главной его святыни, в которую мы позволили себе впрячь нашу сребропенную Влтаву, дабы она служила нам, служила нашей прогрессивной промышленности, пользующейся новейшими достижениями техники и пробивающей, подобно первопроходцу, новые пути для нашей родины. Вам известно, господа, какие препятствия пришлось нам преодолеть — препятствия, воздвигнутые перед нами, современными пионерами промышленности, поборниками реакции — не хочу уточнять, кем именно. И если я сейчас упоминаю об этом, то не для того, чтобы нескромным образом указать на свои заслуги, хотя то был самый тяжкий период в моей жизни, прежде чем мне удалось отправить этих господ... катиться колесом! (Отлично! Одинокий возглас: «Мельничным колесом!» Смех.) Лишь когда победа над этими, так сказать, вредными влияниями стала полной, приблизилась возможность основать нашу «Турбину», акционерное общество по переработке дерева с ограниченной ответственностью, преследуя сим двойную цель— которую, собравшись здесь столь дружно, мы можем уже открыть, господа!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112