Первая цель — положить конец бессмысленному расточению миллионов, которые сбрасывает наша сребропенная Влтава по рукаву, протекающему через наше землевладение; вторая же цель — заставить ту же сребропенную Влтаву через тот же рукав направлять те же миллионы в кассу нашей «Турбины»! (Превосходно! Прекрасно! Аплодисменты, голос: «Достаточно ли касса велика?» Долго не умолкающее веселье.) Теперь, господа, когда мы стоим перед, так сказать, покоем, в котором наша драгоценная, ничего не подозревающая турбина еще дремлет, как остроумно заметил мистер Моур, ожидая пробуждения,— скажем еще, сколько потребовалось усилий, прежде чем удалось пробудить и затем сохранить в каждом из нас хоть немного той добродетели, коей так не хватает нашим людям — а именно предприимчивости, господа, сапристи! И конечно же, господа, здесь, у этого порога, я не могу удержаться от просьбы к вам милостиво позволить мне выразить мое личное удовлетворение тем, что я нахожусь у самой цели всех моих трудов, начало которых восходит к тем временам, когда я еще служил счетоводом на старом, славном в ту пору, предприятии моего тестя Фрея. Чтобы пустить в ход турбину, это мощное сердце нашего одноименного общества по переработке дерева с ограниченной ответственностью, не требуется ничего более, чем переступить через этот порог и одним поворотом крана открыть путь воде — и во все агрегаты турбины вольется жизнь! Сделаем же это, господа!
Присутствующие наградили императорского советника искренними одобрительными рукоплесканиями; он открыл дверь — и первым в машинный зал ступил будущий президент общества об руку с будущей своей супругой — а всем было известно, что только от нее самой зависит стать ею.
В машинном зале, довольно просторном, хотя и низком, украшенном хвойными гирляндами ради торжественного дня — хотя официальное открытие должно было состояться завтра, в присутствии комиссии,— взорам вошедших предстало необычное зрелище.
Все, конечно, сразу разглядели маховое колесо — большое, массивное, лежащее горизонтально, оно венчало собою, на высоте человеческого роста, весь внушительный механизм; его блестящие зубцы сцеплялись с зубцами вертикального приводного колеса. Акционеры разглядели также, что главное — маховое колесо насажено на вертикальный вал, толщиной с колонну, уходящий в каменный пол, и догадались, что рабочее колесо, вращающее этот вал, находится где-то глубоко под полом и тоже, по-видимому, лежит горизонтально. Дальше этого осведомленность господ, в большинстве людей пожилых, не шла, а воображение отказывало напрочь. По виду устройство турбины было очень простым — но так только казалось, ибо все детали ее скрывались под металлическим панцирем, чьи гигантские выпуклости придавали ей циклопический вид. Весь внушительный облик турбины и органическая гармония ее сочленений вполне заслуживали большого венка из цветов, перевитых красно-белыми лентами, который был водружен на маховое колесо. Букет цветов был прикреплен и к малому колесику, поворачивающему кран, причем ленты букета так обвивали это колесико, что пустить турбину в ход можно было, только развязав их.
— Пан главный инженер будет так любезен дать нам краткое пояснение работы турбины! — объявил императорский советник.
— Милостивые дамы и многоуважаемые господа! — начал тот.— Турбина, которую мы видим, относится к так называемым реактивным турбинам и является изобретением — усовершенствованным нами — гениального инженера Фрэнсиса...
До сих мест объяснения инженера были ясны, как стекло, но стекло это вскоре замутилось, когда он перешел на специальную терминологию, описывая внутреннее устройство, шестерни и прочее, расположенное глубоко под нолом и под водой. Инженер водил зрителей от самой турбины к синим копиям чертежей, висевшим на стене под стеклом, показывающим механизм в разрезе,— и бесплодно. Под конец за инженером следовали только три действительно заинтересованных человека, остальные разбились на группки со своими собственными ораторами и слушателями.
Но потом речь инженера снова стала понятной и интересной, ибо он возгласил:
— А теперь, господа, поднимем бокалы!
На этот симпатичный призыв все поспешили откликнуться — на столе в несколько рядов выстроились тонкостенные бокалы, похожие на стеклянные цветы, их быстро разобрали — ведь на акционерных предприятиях каждый акционер не только гость, но и хозяин, и тут не бывает никакого стеснения, даже проформы ради.
Стрельнули под потолок пробки, заклокотало содержимое златогорлых бутылок, каковой звук многим из присутствующих был приятнее соловьиных трелей. С бокалами в руках все окружили турбину, а инженер продолжал:
Пока что во внутренность нашей турбины не проникло еще ни капли влтавской воды — как только смонтировали клапан, кран тотчас завернули и запломбировали, и не только из соображений безопасности, но и для того, чтобы оставить приоритет сегодняшнему торжеству. Вот я своими руками снимаю пломбу с законной гордостью техника, которому довелось пустить в ход первую турбину в нашем городе. (Отлично! Аплодировать, правда, невозможно — у каждого свободна лишь одна рука.) Кран еще связан более легкими и поэтичными узами, чем прозаическая веревка, и задача развязать эти узы и отвернуть кран предоставлена прекрасным, чистым девичьим рукам той, которую все мы уважаем и почитаем безмерно,— рукам дочери нашего дражайшего временного президента и, в сущности, основателя нашего акционерного общества. Прошу барышню Улликову приступить к исполнению этой задачи, но прежде произвести обряд крещения!
Минута напряженной тишины и общего внимания, сосредоточенного на Тинде.
Для нее же, предоставленной самой себе, пока произносились все эти речи, и погруженной в свои мысли, призыв этот был неожиданным — под влиянием более сильных впечатлений Тинда совсем забыла о том, что назначена крестной матерью. Инженер — то ли по наитию удачливого устроителя, то ли невольно вспомнив прозвище, изобретенное для Тин-ды барышнями Колчовыми,— выдумал еще и обряд крещения.
Бедная крестная хоть и старалась всеми силами справиться с собой, была явно испугана; ее «девичьи руки» дрожали, когда она развязывала белую ленту на колесе крана. Инженер взял освобожденный из-под ленты букет и с низким поклоном подал его Тинде — этой подробности он придал особое значение. Затем он принес большой золотой, или позолоченный, кубок, специально раздобытый для этой цели, собственноручно наполнил его шампанским — так что пена перелилась через край — и энергичным взмахом руки показал Тинде, как надо выплеснуть содержимое кубка на тело турбины.
Тинда подняла кубок дрожащей рукой, постояла так — и вот уже шампанское, пенясь, шлепнулось на массивные выпуклости агрегата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112