По изменениям звука гармошки, которой отец его владел мастерски, молодой Незмара точно угадывал движение лодки.
Фрей совершал такие экспедиции в свои сомнительные владения по меньшей мере раз в неделю, если только не оставался совершенно без денег. Об этих экспедициях молодой Незмара мало что знал, хотя ни одна не обходилась без его отца, непременного телохранителя Армина.
А вылазки эти были, вероятно, чертовски экстравагантны, если старый Вацлав, в остальном обращавшийся с сыном как с товарищем, только отмахивался, намекая, что лучше и не спрашивать.
Гармошка смолкла, и молодой Незмара бесповоротно превратился в жертву барышни Тинды.
Ему чудилось — она сейчас с ним, тут, на бревнах, ночью — так ведь и было один-единственный раз, если не против ее воли, то во всяком случае помимо нее.
Случилось это летним вечером, в жарком июле нынешнего года; на ясном небе стояла полная луна, словно люстра, спущенная с высот, и обливала реку тяжелым своим сиянием. Было часов одиннадцать, как и сейчас, но безмолвная сегодня Прага тогда была оживлена: дело происходило в воскресенье.
На реке купались служанки, истерически хохоча в притворном испуге, и голоса их далеко разносились по воде. Хохот и крики становились все громче, и вдруг словно примолкли — а вот и совсем стихли. И в эту тишину внезапно врезался отчаянный крик ужаса — так кричать могла только женщина в несомненной смертельной опасности. Кровь заледенела в жилах Вацлава, когда он узнал голос — такой голос был у единственной на свете женщины, у барышни Тинды. Оцепенение молодого человека длилось лишь миг, и вот он вскочил и бросился к реке.
По опыту парня, выросшего на берегу, он тотчас понял, что кричавшая не тонет: крик разносился по поверхности, а не ушел под воду. И девушки не звали на помощь, хотя тоже закричали как обезумевшие, но казалось, они скорее кого-то ругают.
Вацлав лишь после осознал, что все понял в ту же минуту, ибо одни девицы кричали барышне прыгать в воду, а другие проклинали кого-то последними словами: стало быть, это было нападение.
Молодой Незмара мчался стрелой, на бегу поднял какую-то палку и, достигнув самой низкой части островной насыпи, спрыгнул на плот, привязанный к берегу, пробежал, балансируя, по нему и, собрав все силы, перескочил на плот, проплывающий мимо; промахнулся, только руками шлепнул по бревнам, но тотчас выбрался из воды, успев даже подхватить свою палку, которую выронил при неудачном прыжке. Теперь крики Тинды зазвучали глухо, словно ей зажимали рот.
Еще две секунды, и палка Незмара обломилась о чью-то голову, видно, трухлявая была, хотя этого хватило, чтобы ошеломить нападавшего — но перед Вацлавом вырос второй. В лунном свете сверкнуло что-то, как будто нож, но уже и второй нападавший был повержен.
Тинда сидела на плоту, сжавшись в комочек, как всякая женщина, которой нечем прикрыть наготу, кроме собственных рук и ног; от всей ее одежды, что была на ней до того, как она подверглась нападению, остались лишь рваные мокрые лоскутья.
Она тихонько всхлипывала, как ребенок, который плачет, стиснув зубы, и когда Незмара наклонился к ней, сжалась еще больше. По-видимому, ему не оставалось ничего другого, как унести ее на руках — и он коснулся ее плеч.
Тинда сильно вздрогнула, сделала судорожное движение, как если бы хотела кинуться в воду,— и оказалась на четвереньках, сотрясаемая крупной дрожью.
Вацлаву пришлось взять ее на руки и унести, да и пора было — плот, на котором все происходило, уже удалялся от острова с возрастающей скоростью, его чело уже приблизилось к плотине, увлекаемое течением. Вацлав, со своей ношей в руках, соскочил в воду, в этом месте довольно мелкую, и пошел к берегу. А плот, увеличивая скорость, стремился к проходу в плотине, и на бревнах его, скользивших мимо, Вацлав разглядел обоих своих противников — один лежал как мертвый, второй полз на коленях, прижимая руки к животу — характерное движение человека, которого ударили ногой в это место. Позже Вацлав узнал, что этого парня пришлось увезти в больницу.
На плоту находилось еще три человека, но у тех полны руки были работы — удерживать плот, чтобы он не рассыпался, ударившись о тело плотины, не дойдя до пропускных ворот; этим и объясняется, что в критическую минуту никто из них не двинулся на помощь своим.
Совсем близко у своего уха Вацлав слышал детский плач Тинды, прерываемый стуком зубов,— и чувствовал, что между ее кожей и его ладонями нет ничего.
Он счел наиболее разумным поставить ее на ноги, но она еще крепче ухватилась за его шею, дав понять, что лучше ей укрыться в его объятии, прижавшись к нему как можно теснее. Пришлось нести ее дальше, другого выхода не было, потому что девушек, с которыми Тинда вышла купаться в жаркую ночь, давно и след простыл.
Вацлав донес Тинду до кучи бревен на берегу, и тут, заметив брошенный здесь старый кожух, Тинда спрыгнула с рук своего спасителя и мигом вся, до головы, закуталась в эту грубую одежку.
Только тут к ней вернулся дар слова.
А молодого Незмару вдруг охватила несказанная, никогда еще не испытанная им нежность, смешанная с удивительным, счастливым сочувствием спасителя к спасенной — и он подступил к Тинде, съежившейся под кожухом и плачущей, но теперь уже без зубовного стука.
— Да вы не обращайте внимания, барышня...— начал он не очень-то удачно — и получил неожиданный отпор.
— Уходите, уходите! — со злостью и мукой закричала Тинда.— Заклинаю вас, уйдите, уйдите отсюда, говорю вам!
Ее раздражение возрастало оттого, что он, в недоумении продолжал стоять столбом. И все же он наконец удалился, словно был виновником, а не спасителем.
«Не очень-то жаркая благодарность, ведь меня и ножом могли полоснуть»,— думал молодой Незмара, глядя издали, как прибежала служанка в одной рубашке, принесла не то плащ, не то халат и помогла Тинде накинуть его на себя, после чего обе исчезли.
Дрожа всем телом, как только что дрожала Тинда, Вацлав уставился на реку — и десять, сто раз разыгрывалась перед его глазами вся сцена, занявшая едва ли минуту, но давшая пищу для воспоминаний на целую жизнь.
Не бог весть какое значение придавал он своему подвигу; хотя, конечно, его расправа с негодяями плотовщиками была самым захватывающим эпизодом из всех, случавшихся с ним на Влтаве; в подобных схватках говорят мало, а выходит без урона лишь тот, кто ударит первым, да покрепче.
Пускай ему предстоит стать инженером — слеплен-то он из того же теста, что и эти мерзавцы, получившие свое; и вмешался Незмара отнюдь не из рыцарских побуждений, а из ярости сына преданного слуги дома, родившегося в «Папирке».
О том, что это в сущности был поединок мужчин из-за женщины, действие атавистическое, как схватка троглодитов, Вацлав подумал только, когда вспомнил белую обнаженную фигурку, скорчившуюся на плоту в лунном сиянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Фрей совершал такие экспедиции в свои сомнительные владения по меньшей мере раз в неделю, если только не оставался совершенно без денег. Об этих экспедициях молодой Незмара мало что знал, хотя ни одна не обходилась без его отца, непременного телохранителя Армина.
А вылазки эти были, вероятно, чертовски экстравагантны, если старый Вацлав, в остальном обращавшийся с сыном как с товарищем, только отмахивался, намекая, что лучше и не спрашивать.
Гармошка смолкла, и молодой Незмара бесповоротно превратился в жертву барышни Тинды.
Ему чудилось — она сейчас с ним, тут, на бревнах, ночью — так ведь и было один-единственный раз, если не против ее воли, то во всяком случае помимо нее.
Случилось это летним вечером, в жарком июле нынешнего года; на ясном небе стояла полная луна, словно люстра, спущенная с высот, и обливала реку тяжелым своим сиянием. Было часов одиннадцать, как и сейчас, но безмолвная сегодня Прага тогда была оживлена: дело происходило в воскресенье.
На реке купались служанки, истерически хохоча в притворном испуге, и голоса их далеко разносились по воде. Хохот и крики становились все громче, и вдруг словно примолкли — а вот и совсем стихли. И в эту тишину внезапно врезался отчаянный крик ужаса — так кричать могла только женщина в несомненной смертельной опасности. Кровь заледенела в жилах Вацлава, когда он узнал голос — такой голос был у единственной на свете женщины, у барышни Тинды. Оцепенение молодого человека длилось лишь миг, и вот он вскочил и бросился к реке.
По опыту парня, выросшего на берегу, он тотчас понял, что кричавшая не тонет: крик разносился по поверхности, а не ушел под воду. И девушки не звали на помощь, хотя тоже закричали как обезумевшие, но казалось, они скорее кого-то ругают.
Вацлав лишь после осознал, что все понял в ту же минуту, ибо одни девицы кричали барышне прыгать в воду, а другие проклинали кого-то последними словами: стало быть, это было нападение.
Молодой Незмара мчался стрелой, на бегу поднял какую-то палку и, достигнув самой низкой части островной насыпи, спрыгнул на плот, привязанный к берегу, пробежал, балансируя, по нему и, собрав все силы, перескочил на плот, проплывающий мимо; промахнулся, только руками шлепнул по бревнам, но тотчас выбрался из воды, успев даже подхватить свою палку, которую выронил при неудачном прыжке. Теперь крики Тинды зазвучали глухо, словно ей зажимали рот.
Еще две секунды, и палка Незмара обломилась о чью-то голову, видно, трухлявая была, хотя этого хватило, чтобы ошеломить нападавшего — но перед Вацлавом вырос второй. В лунном свете сверкнуло что-то, как будто нож, но уже и второй нападавший был повержен.
Тинда сидела на плоту, сжавшись в комочек, как всякая женщина, которой нечем прикрыть наготу, кроме собственных рук и ног; от всей ее одежды, что была на ней до того, как она подверглась нападению, остались лишь рваные мокрые лоскутья.
Она тихонько всхлипывала, как ребенок, который плачет, стиснув зубы, и когда Незмара наклонился к ней, сжалась еще больше. По-видимому, ему не оставалось ничего другого, как унести ее на руках — и он коснулся ее плеч.
Тинда сильно вздрогнула, сделала судорожное движение, как если бы хотела кинуться в воду,— и оказалась на четвереньках, сотрясаемая крупной дрожью.
Вацлаву пришлось взять ее на руки и унести, да и пора было — плот, на котором все происходило, уже удалялся от острова с возрастающей скоростью, его чело уже приблизилось к плотине, увлекаемое течением. Вацлав, со своей ношей в руках, соскочил в воду, в этом месте довольно мелкую, и пошел к берегу. А плот, увеличивая скорость, стремился к проходу в плотине, и на бревнах его, скользивших мимо, Вацлав разглядел обоих своих противников — один лежал как мертвый, второй полз на коленях, прижимая руки к животу — характерное движение человека, которого ударили ногой в это место. Позже Вацлав узнал, что этого парня пришлось увезти в больницу.
На плоту находилось еще три человека, но у тех полны руки были работы — удерживать плот, чтобы он не рассыпался, ударившись о тело плотины, не дойдя до пропускных ворот; этим и объясняется, что в критическую минуту никто из них не двинулся на помощь своим.
Совсем близко у своего уха Вацлав слышал детский плач Тинды, прерываемый стуком зубов,— и чувствовал, что между ее кожей и его ладонями нет ничего.
Он счел наиболее разумным поставить ее на ноги, но она еще крепче ухватилась за его шею, дав понять, что лучше ей укрыться в его объятии, прижавшись к нему как можно теснее. Пришлось нести ее дальше, другого выхода не было, потому что девушек, с которыми Тинда вышла купаться в жаркую ночь, давно и след простыл.
Вацлав донес Тинду до кучи бревен на берегу, и тут, заметив брошенный здесь старый кожух, Тинда спрыгнула с рук своего спасителя и мигом вся, до головы, закуталась в эту грубую одежку.
Только тут к ней вернулся дар слова.
А молодого Незмару вдруг охватила несказанная, никогда еще не испытанная им нежность, смешанная с удивительным, счастливым сочувствием спасителя к спасенной — и он подступил к Тинде, съежившейся под кожухом и плачущей, но теперь уже без зубовного стука.
— Да вы не обращайте внимания, барышня...— начал он не очень-то удачно — и получил неожиданный отпор.
— Уходите, уходите! — со злостью и мукой закричала Тинда.— Заклинаю вас, уйдите, уйдите отсюда, говорю вам!
Ее раздражение возрастало оттого, что он, в недоумении продолжал стоять столбом. И все же он наконец удалился, словно был виновником, а не спасителем.
«Не очень-то жаркая благодарность, ведь меня и ножом могли полоснуть»,— думал молодой Незмара, глядя издали, как прибежала служанка в одной рубашке, принесла не то плащ, не то халат и помогла Тинде накинуть его на себя, после чего обе исчезли.
Дрожа всем телом, как только что дрожала Тинда, Вацлав уставился на реку — и десять, сто раз разыгрывалась перед его глазами вся сцена, занявшая едва ли минуту, но давшая пищу для воспоминаний на целую жизнь.
Не бог весть какое значение придавал он своему подвигу; хотя, конечно, его расправа с негодяями плотовщиками была самым захватывающим эпизодом из всех, случавшихся с ним на Влтаве; в подобных схватках говорят мало, а выходит без урона лишь тот, кто ударит первым, да покрепче.
Пускай ему предстоит стать инженером — слеплен-то он из того же теста, что и эти мерзавцы, получившие свое; и вмешался Незмара отнюдь не из рыцарских побуждений, а из ярости сына преданного слуги дома, родившегося в «Папирке».
О том, что это в сущности был поединок мужчин из-за женщины, действие атавистическое, как схватка троглодитов, Вацлав подумал только, когда вспомнил белую обнаженную фигурку, скорчившуюся на плоту в лунном сиянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112