— В Варшаву,— задумчиво повторил Янек.— В столицу.
VII
Казимеж Спыхала позвонил в министерство. Взглянул в открытое окно. Стояла темная, теплая ночь, издалека доносился гул, отдаленное движение, как будто огромные насекомые вереницей устремлялись куда-то вдаль. Словно гудение майского жука, бьющегося в стекло, только многократно усиленное.
В трубке отозвался сонный голосу
— Алло!
— Мой автомобиль готов?
— Кто говорит?
— Казимеж Спыхала.
— Ваш автомобиль, пан советник, взяла пани министерша.
— Вот как? — удивился Казимеж.
— Да. Он понадобился.
— А еще какая-нибудь машина есть?
— Больше нет.
— А кто там еще в отделах остался?
— Никого нет. Я один.
— А кто это говорит?
— Швейцар. Станислав Блащик. Спыхала положил трубку. Нет машины!
— Черт бы их взял! — Он вновь прошел в спальню и зажег свет. На застеленной постели лежал раскрытый кожаный несессер, сверкая серебряными крышками флаконов и баночек.
Спыхала встал посреди комнаты и задумался.
— Сбежали. Все сбежали. Он позвонил.
Слуга появился сразу. На кухне, видимо, не спали. Встав у порога, он смотрел на Спыхалу грустно, но почтительно. Казимеж приказал:
— Уложите, Войцех, мой чемодан. Как для малого выезда.
— Для малого? — меланхолически переспросил Войцех.
— Для самого малого. Вполне возможно, что мне придется самому его нести.
— А автомобиль?
— Нет автомобиля.
— Нет автомобиля,— повторил Войцех и помрачнел. Видимо, он и сам рассчитывал на этот автомобиль.
— Вы что, тоже хотите уехать? — спросил Спыхала.
— Все бегут, что же мне одному в Варшаве делать?
— И верно,— задумался Казимеж.— Только вот ни одной машины в министерстве нет.
— А автомобиль господина советника?
— Я уступил его княгине...
— Ах, вот оно что...— встревоженно протянул Войцех.— Ну и как же теперь?
— Увидим, увидим,— нервно произнес Спыхала и взглянул на часы. Было три двадцать ночи.— Торопиться некуда.
— О! А мне кажется, что сейчас как раз надо торопиться,— многозначительно заметил Войцех.
«Они у себя на кухне знают куда больше, чем я»,— подумал Спыхала и включил радио. Оно молчало.
— Ну, так я схожу к княгине, может быть, она еще не уехала,— сказал Спыхала.
Когда он вышел на улицу, небо за Вислой уже розовело. От воды тянуло холодком, а на западе сверкал ущербный месяц.
В переулках царило полное безмолвие. Шум доносился с главных улиц. Чтобы добраться до дома Билинской, ему даже не нужно было пересекать Иерусалимские Аллеи. Перед флигельком во дворе чернел: его автомобиль, нагруженный чемоданами. Текла стояла на лестнице и следила за погрузкой. Глаза ее были заплаканы, на утомленное лицо падали розовые рассветные блики, соперничая с ярким светом, падавшим из холла.
С лестничной клетки большого дома послышался сонный голос:
— Затемнение, затемнение!..
— Кто это там? — сердито спросила Текла.
— Дежурный противовоздушной обороны,— послышалось в темноте.— А ну, затемнение!
— Да ведь светает, день уж на дворе! — раздраженно откликнулась Текла.
— Княгиня у себя? — спросил Спыхала.
— В гостиной, укладывает миниатюры,— ответила Текла.
Казимеж вошел в дом. Повсюду горел свет. Все было освещено a giorno, как в дни больших приемов. В холле на стуле сидел Алек в пальто, в шляпе, с несессером в руке. Сонно уставившись в одну точку, он курил сигарету. Ни Алек, ни Спыхала не поздоровались.
— Где мама? — только и спросил Спыхала. Алек молча указал папиросой на дверь гостиной. Спыхала вошел туда.
В гостиной царил беспорядок. Среди соломы и стружки, среди нагроможденной мебели неподвижно стояла Мария. Подтянутая и высокая, она вдруг показалась Казимежу той, былой, давней. В тот памятный день, когда он впервые увидел ее, она вот так же стояла посреди развороченной комнаты и протягивала к нему руки. На этот раз она рук не протянула.
— Поезжай, Мария,— без всяких вступлений сказал Спыхала.— Уже светает. А то днем самолеты бомбят...
Княгиня в смятении посмотрела на него. В ее больших голубых глазах застыли и скорбь, и какой-то испуг. Не немецких самолетов боялась она, а той минуты, которая должна была наступить.
— Поезжай,— повторил Спыхала.
Мария накинула парусиновый плащ и вновь с тревогой посмотрела на Спыхалу, а потом бросила взгляд на портреты и миниатюры, висящие над диваном. Так она их и не уложила.
— Ну вот видишь, видишь...
Наконец-то она протянула к нему руки. Спыхала так долго ждал этого. Он бросился к ней и стал целовать ее руки — как тогда, двадцать лет назад, и, как тогда, ему показалось, что начинается какая-то другая, новая эпоха в его жизни, наступает что-то огромное...
— Вот видишь, видишь, снова скитания,— сказала княгиня. В этот момент вошел Алек.
— Мама, все готово,— нетерпеливо произнес он,— едем же.
— Возьми эти миниатюры,— сказала княгиня.
Алек быстрым движением сорвал со стены — словно горсть крыжовника с куста — несколько миниатюр и сунул их в карман.
— До свиданья,— сказала княгиня Спыхале и, вскинув обе руки, повязала на маленькой соломенной шляпке шелковую густую вуаль дымчатого цвета.— До свиданья.
Вот и все. И только когда она уже сидела в автомобиле рядом с сонным Алеком и коричневой Мухой, которая одна веселилась и звонко лаяла, радуясь поездке, когда Текла уложила в ногах последние чемоданы и пледы, только тогда Билинская обратилась к Спыхале.
— Казн,— сказала она, высунув из автомобиля руку в коричневой перчатке,— а может быть, ты все же поедешь с нами?
— Места уже нет,— угрюмо сказал Алек.
— Нет, нет,— покачал головой Спыхала и почувствовал, что взгляд его застилают слезы. Он даже не понял, отчего так расстроился,— то ли жаль было, что она уезжает, то ли потому, что она так жестока в своем эгоизме.
— Ох, Кази,— сказала княгиня,— ne pleurez pas .
В этот момент шофер включил мотор. Красивый «бьюик» Спы-халы легко отъехал от крыльца, обогнул двор и исчез в черном провале ворот. Казимеж взглянул на высокое небо, простирающееся над четырехэтажным домом. Небо было зеленое, а с одной стороны розовое.
— Только бы беда с ними не стряслась,— прошептала стоявшая рядом с ним Текла. И как-то про себя прибавила: — Пойти закрыть там все.
Спыхала вышел на улицу. От Иерусалимских Аллей его отделяло несколько десятков шагов. Он взглянул в ту сторону. По мостовой с мерным шумом двигался плотный поток повозок, лошадей, экипажей, карет, автомобилей. Пешие цеплялись за грядки телег, за подножки, усаживались сзади на багажниках. Раненые солдаты с окровавленными повязками на голове сидели на каких-то пушках, которые непонятно каким образом затесались в этот хаос и катились вперед, словно огромные муравьеды с задранными мордами. В машинах сидели бледные, сонные люди;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170