— Геня,— шепнула Зюня.
Куклы назывались: Геня, Стася, Имогена и Боб. Боб был негритенок.
Анджей присел возле кукол и развел им руки. Теперь они как будто держались за руки, образуя круг.
— Это они вокруг елки поют. Зюня пришла в восторг.
— Вокруг елки поют,— повторила она и затянула своим тонким, как паутинка, голоском какую-то рождественскую песенку.
Анджей собрался уходить.
— Не уходи, не уходи,— взмолилась Зюня.
— Мне надо идти во двор.
По дороге он пытался понять, почему разговаривал с маленькой Зюней так грубовато.
«Видимо, хотел выглядеть совсем взрослым. Ведь еще недавно я играл Геленкиными куклами и тетя Кошекова привозила мне всяких китайчат и негритят. А тут даже испугался, что меня увидят с Зюниными куклами».
И он улыбнулся.
«Ты хочешь быть совсем взрослым, дорогой мой Анджей»,—произнес он про себя, но так и не прочувствовал полностью этих слов.
Идя по двору, он увидел выходящих из амбара девушек. Каси среди них, кажется, не было; он в этом не был уверен, но решил не оглядываться. И так старательно удерживался от этого, что вошел к Козловским с занемевшей шеей. Еще издалека он услышал скрипку Ромека.
Анджей и сам не знал, почему сюда забрел. Ведь он же уговорился с Ромеком, что тот придет к нему вечером поиграть. И все же невольно направился во двор. Остановившись на крыльце дома Козловских, он оглянулся. Парк стоял вымытый, зеленый и как будто озаренный собственным светом. Над деревьями вздымалось мокрое, салатного цвета небо, словно туго натянутый шелк.
А ближе — уползающая туча, бледно-лиловая, холодная. Все было мокрое, холодное и сверкающее. И все предсказывало устойчивую хорошую погоду.
В доме Козловских никого не было, кроме Ромека. Ромек стоял посредине большой, низкой, заставленной мебелью комнаты и водил смычком.
Ромек ничуть не удивился, закончил пассаж и сказал:
— О, Анджей! Хорошо, что пришел. А я как раз упражняюсь, чтобы играть с тобой.
— Ну так играй.
— Нет, нет. Это сплошная жуть.
— Верно,— признал Анджей, оглядывая комнату.
Дом этот очень нравился Анджею. Тут было полно старой, простой дубовой мебели, на постелях множество подушек, куча охотничьих трофеев на стенах. Тут было тепло и пахло свежим бельем, лавандой, майораном.
— А что я тебе сейчас дам! — сказал вдруг Ромек, подошел к дубовому буфету и достал пузатый графинчик с водкой. Водка была зеленоватая, с какой-то плавающей в ней длинной травой.— Выпьем,— предложил он.
— Помилуй, я никогда водки не пью...— запротестовал Анджей.
Ему стыдно было сказать: «Я никогда водки не пил». Но Ромек уже налил две граненые рюмки чуть не до краев. Потом отрезал по куску черного хлеба на закуску.
Анджей нерешительно взял рюмку. Ромек сказал: «Поехали!»— и пришлось выпить все до дна.
Водка сильно отдавала травой зубровкой. Огонь заполнил рот и горло, ударил в нос. Анджей даже закашлялся.
— Понюхай хлеб,— посоветовал Ромек.
Анджей понюхал и почувствовал чудесный ржаной запах. Потом принялся есть хлеб, откусив от нижней корки, такой ароматной и осыпанной мукой. Жжение в горле быстро прошло.
— Пойдем погуляем,— сказал Ромек, пряча графинчик в шкаф.— Больше пить не будем, а то мама заметит*
— Я бы все равно не стал, противно.
— Пошли?
— Пойдем в деревню, к Алюне? — предложил Анджей.
— К Алюне? Зачем? — удивился Ромек.
— Так. Хочу навестить. Давно его не видал.
— К Алюне теперь не очень-то ходят,— как-то очень уж назидательно произнес Ромек,— но если хочешь, то пойдем.
Они пересекли двор, потом через парк вышли к деревне. Вдоль дороги стояли довольно ладные, частично с кирпичной кладкой домики. Перед домиками цвела красная фасоль и начинали уже распускаться подсолнухи.
Алюня с сестрой жили на самом конце деревни, справа, если идти от парка.
Он сидел у открытого окна. Это был рослый юноша с пышным и густым чубом черных как смоль волос, зачесанных назад. Он читал какую-то книжку, но, как только друзья остановились перед окном, быстро ее отложил. Анджею показалось, что книжка была русская.
— Как ты изменился, Алюня,— сказал Анджей,— ведь ты же был меньше меня.
— И теперь меня зовут уже не Алюней, а Алексием,— улыбнулся старый приятель. Зубы у него были белые, а голос низкий-низкий. Здороваясь, он подал им руку.
— Почему ты никогда не заходишь ко мне? — спросил он Анджея.— Ты же часто бываешь в Пустых Лонках.
Анджей не знал, что ему ответить.
— Кто это к тебе пришел? — спросила, входя в комнату из другой половины дома, сестра Алюни. В руках у нее было висящее на плечиках легкое красное в белый горошек платье.
— Это Анджей и Ромек.
— Какой Анджей?
— Анджей Голомбек.
Швея взглянула на Анджея. Она была гораздо старше брата, лет за двадцать — уже зрелая, несколько осунувшаяся женщина, но все еще красивая. Волосы такие же черные, как у Алексия, и большие голубые глаза. У нее было больное сердце.
— Входите, пожалуйста,— сказала она.
Приятели вошли в комнату. Анджей пожалел было, что пришел, подумав, что разговаривать будет не о чем. Зато Ромек любил поболтать.
— Какое платье красивое. Для кого это? — спросил он.
— Для Каси,— ответила с улыбкой Геня.
— Для Каси? Это для какой же Каси? Для твоей Каси, Алюня?
Алексий вспыхнул и сердито буркнули
— Нет у меня никакой Каси.
Анджею стало как-то не по себе. В комнате стоял большой шкаф с книгами.
— Ого, сколько у тебя книг,— сказал он.— Ты что, в университете?
Алексий снова заулыбался.
— Нет. Сам занимаюсь. Да ты садись, Анджей. Геня захотела угостить их чаем.
— Большущее вам спасибо,— сказал Анджей,— но я как раз после полдника. И ксендз Ромала у нас был,— обратился он к Алексию.
Тот ничего не ответил.
— Я его спросил о тебе, но он сделал вид, что не слышит.
— Еще бы,— буркнул Алексий.
— Ох, Алюня, Алюня,— вздохнула Геня.
— Значит, все-таки Алюней тебя еще зовут!— воскликнул Ромек.
— Ведь он же в семинарию собирался, на ксендза учиться. И как его ксендз Ромала уговаривал! Так уговаривал! — продолжала Геня.— И ведь решился было идти.
— А потом взял да и не пошел,— нарочитым басом отозвался Алексий.
— Вот то-то и оно, что не пошел,— сокрушенно продолжала Геня, раскладывая красное платье на кровати.— Жалко, ох как жалко.
— А мне не жалко,— откликнулся Алексий.
— И верно,— подхватил со смехом Ромек.— Ну что бы из него был за ксендз? Ведь он же за девками так бегает — пыль столбом.
Поболтав еще немного, они встали и вышли.
— А ты знаешь...— сказал Ромек, когда они уже довольно далеко отошли от дома, где жили брат с сестрой,— знаешь, он ведь коммунист. Потому ксендз Ромала так на него и злится. Знать его не хочет. Он-то ведь ему вроде воспитанника...
Сразу же после ужина пришел Ромек, и они с Анджеем немного поиграли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170