В домах, где есть мужчины и дети, такой идеальной чистоты не бывает.
Хаиткулы поднялся на веранду, подергал за ручку облупившейся двустворчатой двери.
— Видимо, калитка не случайно была открыта... Но об этом потом поговорим. Эта дверь, думаю, тоже не сразу откроется.
Он постучал.Никто де открыл, и Хаяткулы громко крикнул, почти прислонившись щекой к двери:
— Есть кто дома? Откройте, пожалуйста, не бойтесь, мы из милиции!
Никто им не ответил.Хаиткулы подождал, потом повторил те же слова, но теперь немного тише.
За дверью послышались тревожные женские голоса, замок щелкнул. Одна створка приоткрылась, Хаиткулы дернул ее на себя и шагнул в комнату.
— Мы из милиции, не бойтесь.
В комнате царил полумрак, Хаиткулы не мог хорошо разглядеть лиц двух женщин, но было видно, что одна из них старая, другая средних лет.
— Да разве можно ,так долго снать? — Хаиткулы решил начать знакомство с обитательницами домика с шутки.
Вспыхнула лампочка под потолком — это стоявший за спиной капитана Талхат нашел выключатель.
— Разве мы могли спать долго...— ответила старуха, качая головой.— Как проснулись, так на одной кровати рядом и просидели...
— Кто еще есть дома? — спросил Талхат.
— Никого.
Хаиткулы понял, что эти женщины пережили за ночь очень много. Он почувствовал себя неловко; опустив голову, спросил:
— Знаете, что произошло на улице?
— Машина чуть не свернула наш дом,— ответила женщина, которой на вид было лет тридцать пять, она выглядела очень моложавой, на бледных щеках — румянец.
«Могла бы еще жить так, чтобы по двору бегали симпатичные ребятишки»,—подумал Хаиткулы и обратился к ней:
— Нам надо осмотреть другие комнаты... Женщины, ничего не сказав, расступились.
Из просторной прихожей можно было попасть в две раздельные комнаты.. Хаиткулы со .своим помощником, внимательно осмотрев их, пришел к выводу, что женщины живут каждая в своей комнате.
— Расскажите подробно, что вы слыхали ночью?
— Я спала у себя, вот здесь,—стала рассказывать старуха, — от шума мотора проснулась. Машина была рядом, но гудела то громче, то тише. Смотрю, невестка сидит на корточках около .моей кровати, в изголовье. В окна не смотрели — занавешены они были, да и все равно не стали бы смотреть- Какая была машина, не знаю. Как лошадь на молотьбе, вертелась перед нашими окнами. Очень долго кружилась, чуть уши не оглохли. Потом ударила в дом так, что стена затряслась... Мы закрылись одеялом с головой и не заметили, когда она уехала. Уже когда стало совсем тихо, только тогда подняли головы. Сколько времени прошло, не знаю...
Оказалось, что вторая женщина — невестка старухи. Она не сообщила ничего, заслуживающего особого внимания: «Сначала стала завешивать свое окно (оно в ее комнате действительно было завешено чем попало), но резкий свет от фар ослепил, и я побоялась больше смотреть в окно... испугалась и пришла к свекрови. Дальше все было, как она рассказала». И все же что-то настораживало Хаиткулы, когда он слушал ее... Да и некоторые детали вызывали подозрение. Свекровь и невестка спят в разных комнатах, особенно когда муж в отлучке, что у туркмен бывает редко... Говорит, а не смотрит на них, отворачивается, когда хочешь заглянуть ей в глаза... Следы хромого начинаются от их дома... Все это казалось Хаиткулы взаимосвязанным и в то же время не имеющим между собой непосредственной связи.
Он посмотрел на часы: скоро восемь. Оставив Талхата для оформления протокола, он вышел к коллегам, работавшим у дома. Факт, что преступление совершено именно на этом месте, можно считать установленным, надо теперь позаботиться, чтобы из-под свежего снега были вскрыты следы протекторов машины. Хаиткулы снова посмотрел на часы: сегодня здесь очень много работы, а ему еще надо встретиться с Ханум Хакгасовой.
Дело о хищении на винзаводе закончилось. Все виновные, и в их числе директор Ханум Хакгасова, понесли наказание. Но ни от кого, кто был связан с директором, не удалось выяснить, откуда она достала золотые монеты
царской чеканки. Ни одного намека не проскользнуло в их показаниях. Во время обысков, произведенных на квартирах подчиненных Хакгасовой, никаких признаков золота не было обнаружено, поэтому следствию ничего другого не оставалось, как ограничиться признаниями арестованных в том, что с золотом они дела не имели, и выделить все связанные с ним материалы в отдельное производство.
Сама же Ханум объяснила все очень просто: нашла старинный запечатанный кувшин, а в нем оказались золотые монеты. На втором допросе уточнила: «Нашла кувшин, когда ломали наш старый с Мегеремом дом... Экскаватор еще не успел добрать остатки строительного мусора, как из-под обломков глинобитной стены показалось донышко какого-то кувшина. Спрятан он, видно, был в стене, потому что пришлось топором разбивать присохшие к нему комья глины. Подумала: не клад ли? Если клад — надо немедленно сдать государству. Перевернула горлышком вниз, но оттуда посыпалась только сухая земля. Не догадалась, что кувшин большой и внутри его была перегородка, за которой могло быть еще что-то спрятано. Мужу не „сказала о находке, забросила ее в кладовку, где лежала всякая рухлядь. Там он и пролежал несколько лет. Когда продали двор на Докторской, кувшин как память, перенесла в новую квартиру. Стала как-то чистить, а он возьми и выскользни из рук. Среди черепков на полу лежали маленькие монетки. Спрятала их. Хотела, правда, отнести в банк, но потом подумала: а вдруг там начнут смеяться... не золотые они... Решила подождать приезда мужа, пусть он посмотрит и разберется: золотые или фальшивые. Когда отдавала ему чемодан, забыла сказать, что в нем...»
Эти показания нуждались в тщательной проверке. Сделать это Хаиткулы поручил Бекназару Хайдарову...
Бекназар на автобусе доехал до своего родного педагогического института. Чтобы попасть на Докторскую, надо было пройти между зданиями факультета иностранных языков и Институтом усовершенствования учителей. Он проделал этот хорошо ему знакомый путь с удовольствием, то и дело поглядывая на хорошеньких студенток. Вздохнул, свернул направо.
В первом же доме его заставили ждать. Лаяла собака, но никто не выходил. Он постучал еще раз, дверь наконец открылась, на пороге появилась пожилая женщина в длинном халате:
— Кого нужно? Все на работе...—В ее голосе слышались нотки любопытства.
— А... все равно, можно и Ахун-агу, и тетю Марьям... Меджи-ага, наверное, уже приходил на перерыв?
— Если нет Меджи-аги, то есть его мать, проходите... Услышав имя хына, женщина чуть ли не насильно ввела Бекназара в комнату. Пока она накрывала на стол, Бекназар познакомился с целым табунком ее внучат. Еще не приступив к чаепитию, Бекназар рассказал, кто он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Хаиткулы поднялся на веранду, подергал за ручку облупившейся двустворчатой двери.
— Видимо, калитка не случайно была открыта... Но об этом потом поговорим. Эта дверь, думаю, тоже не сразу откроется.
Он постучал.Никто де открыл, и Хаяткулы громко крикнул, почти прислонившись щекой к двери:
— Есть кто дома? Откройте, пожалуйста, не бойтесь, мы из милиции!
Никто им не ответил.Хаиткулы подождал, потом повторил те же слова, но теперь немного тише.
За дверью послышались тревожные женские голоса, замок щелкнул. Одна створка приоткрылась, Хаиткулы дернул ее на себя и шагнул в комнату.
— Мы из милиции, не бойтесь.
В комнате царил полумрак, Хаиткулы не мог хорошо разглядеть лиц двух женщин, но было видно, что одна из них старая, другая средних лет.
— Да разве можно ,так долго снать? — Хаиткулы решил начать знакомство с обитательницами домика с шутки.
Вспыхнула лампочка под потолком — это стоявший за спиной капитана Талхат нашел выключатель.
— Разве мы могли спать долго...— ответила старуха, качая головой.— Как проснулись, так на одной кровати рядом и просидели...
— Кто еще есть дома? — спросил Талхат.
— Никого.
Хаиткулы понял, что эти женщины пережили за ночь очень много. Он почувствовал себя неловко; опустив голову, спросил:
— Знаете, что произошло на улице?
— Машина чуть не свернула наш дом,— ответила женщина, которой на вид было лет тридцать пять, она выглядела очень моложавой, на бледных щеках — румянец.
«Могла бы еще жить так, чтобы по двору бегали симпатичные ребятишки»,—подумал Хаиткулы и обратился к ней:
— Нам надо осмотреть другие комнаты... Женщины, ничего не сказав, расступились.
Из просторной прихожей можно было попасть в две раздельные комнаты.. Хаиткулы со .своим помощником, внимательно осмотрев их, пришел к выводу, что женщины живут каждая в своей комнате.
— Расскажите подробно, что вы слыхали ночью?
— Я спала у себя, вот здесь,—стала рассказывать старуха, — от шума мотора проснулась. Машина была рядом, но гудела то громче, то тише. Смотрю, невестка сидит на корточках около .моей кровати, в изголовье. В окна не смотрели — занавешены они были, да и все равно не стали бы смотреть- Какая была машина, не знаю. Как лошадь на молотьбе, вертелась перед нашими окнами. Очень долго кружилась, чуть уши не оглохли. Потом ударила в дом так, что стена затряслась... Мы закрылись одеялом с головой и не заметили, когда она уехала. Уже когда стало совсем тихо, только тогда подняли головы. Сколько времени прошло, не знаю...
Оказалось, что вторая женщина — невестка старухи. Она не сообщила ничего, заслуживающего особого внимания: «Сначала стала завешивать свое окно (оно в ее комнате действительно было завешено чем попало), но резкий свет от фар ослепил, и я побоялась больше смотреть в окно... испугалась и пришла к свекрови. Дальше все было, как она рассказала». И все же что-то настораживало Хаиткулы, когда он слушал ее... Да и некоторые детали вызывали подозрение. Свекровь и невестка спят в разных комнатах, особенно когда муж в отлучке, что у туркмен бывает редко... Говорит, а не смотрит на них, отворачивается, когда хочешь заглянуть ей в глаза... Следы хромого начинаются от их дома... Все это казалось Хаиткулы взаимосвязанным и в то же время не имеющим между собой непосредственной связи.
Он посмотрел на часы: скоро восемь. Оставив Талхата для оформления протокола, он вышел к коллегам, работавшим у дома. Факт, что преступление совершено именно на этом месте, можно считать установленным, надо теперь позаботиться, чтобы из-под свежего снега были вскрыты следы протекторов машины. Хаиткулы снова посмотрел на часы: сегодня здесь очень много работы, а ему еще надо встретиться с Ханум Хакгасовой.
Дело о хищении на винзаводе закончилось. Все виновные, и в их числе директор Ханум Хакгасова, понесли наказание. Но ни от кого, кто был связан с директором, не удалось выяснить, откуда она достала золотые монеты
царской чеканки. Ни одного намека не проскользнуло в их показаниях. Во время обысков, произведенных на квартирах подчиненных Хакгасовой, никаких признаков золота не было обнаружено, поэтому следствию ничего другого не оставалось, как ограничиться признаниями арестованных в том, что с золотом они дела не имели, и выделить все связанные с ним материалы в отдельное производство.
Сама же Ханум объяснила все очень просто: нашла старинный запечатанный кувшин, а в нем оказались золотые монеты. На втором допросе уточнила: «Нашла кувшин, когда ломали наш старый с Мегеремом дом... Экскаватор еще не успел добрать остатки строительного мусора, как из-под обломков глинобитной стены показалось донышко какого-то кувшина. Спрятан он, видно, был в стене, потому что пришлось топором разбивать присохшие к нему комья глины. Подумала: не клад ли? Если клад — надо немедленно сдать государству. Перевернула горлышком вниз, но оттуда посыпалась только сухая земля. Не догадалась, что кувшин большой и внутри его была перегородка, за которой могло быть еще что-то спрятано. Мужу не „сказала о находке, забросила ее в кладовку, где лежала всякая рухлядь. Там он и пролежал несколько лет. Когда продали двор на Докторской, кувшин как память, перенесла в новую квартиру. Стала как-то чистить, а он возьми и выскользни из рук. Среди черепков на полу лежали маленькие монетки. Спрятала их. Хотела, правда, отнести в банк, но потом подумала: а вдруг там начнут смеяться... не золотые они... Решила подождать приезда мужа, пусть он посмотрит и разберется: золотые или фальшивые. Когда отдавала ему чемодан, забыла сказать, что в нем...»
Эти показания нуждались в тщательной проверке. Сделать это Хаиткулы поручил Бекназару Хайдарову...
Бекназар на автобусе доехал до своего родного педагогического института. Чтобы попасть на Докторскую, надо было пройти между зданиями факультета иностранных языков и Институтом усовершенствования учителей. Он проделал этот хорошо ему знакомый путь с удовольствием, то и дело поглядывая на хорошеньких студенток. Вздохнул, свернул направо.
В первом же доме его заставили ждать. Лаяла собака, но никто не выходил. Он постучал еще раз, дверь наконец открылась, на пороге появилась пожилая женщина в длинном халате:
— Кого нужно? Все на работе...—В ее голосе слышались нотки любопытства.
— А... все равно, можно и Ахун-агу, и тетю Марьям... Меджи-ага, наверное, уже приходил на перерыв?
— Если нет Меджи-аги, то есть его мать, проходите... Услышав имя хына, женщина чуть ли не насильно ввела Бекназара в комнату. Пока она накрывала на стол, Бекназар познакомился с целым табунком ее внучат. Еще не приступив к чаепитию, Бекназар рассказал, кто он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71