Карэн Карапетян приготовил аппарат для съемки и теперь стоял в ожидании указаний следователя. Нокеров вынул блокнот, стал что-то рисовать и записывать в нем, потом распорядился:
— Карэн, приступай! Сначала ориентировочный, потом обзорный, потом узловой... ну и детали тоже понадобятся. Хаиткулы Мовлямбердыевич, осмотрите, пожалуйста, следы.
Хаиткулы и Талхат склонились над следами.
— Правый говорит о том, что этот человек хромой. Одет был в галоши или обувь с галошами. Размер — сорок четвертый или сорок пятый, но надо замерить. Шел он только в одну сторону — от жертвы. А ты что скажешь, Талхат?
Хаиткулы посмотрел на своего товарища. Талхат, сидя на корточках, ответил:
— Вы правы, товарищ капитан. Он шел в одну сторону, надо выяснить, как он оказался здесь.
Талхат пошел по следу хромого человека, а Хаиткулы стал расспрашивать участкового.
— Мы еще спали, а собака залаяла и разбудила. Вышел, слышу, кто-то стучит ногами в ворота и кричит. Подумал: наверно, срочно понадобился в отделение, прислали нарочного. Еще ведь не рассвело, обычно меня никто в такое время не беспокоит. Открываю, смотрю, а это наш сосед Азим-ага, он сторожем на овощебазе работает. «У Бердыева, сторожа на плотине, возле дома кто-то лежит, пойди посмотри»,— так сказал. Пошли вдвоем. Видим, кто-то раскинул руки в стороны и лежит лицом вниз, ногами к стене. Смахнули с него снег, подняли. Вдруг он выпивши, споткнулся и заснул... Знали бы, что не живой, не трогали бы. Потом вернулись ко мне и стали звонить...
— Когда, шли к нему, следы видели?
Участковый долго думал, прежде чем ответить, потом уверенно сказал:
— Нет! Когда мы подходили сюда, никаких следов здесь не было.— И уже не так уверенно добавил: — Не мог я все время около него стоять, надо было позвонить...
Подошел сторож.
— Я же на посту, не имею права оставлять его. Он вам все расскажет,— кивнул на участкового.
Но Хаиткулы задержал его.
— Яшулы, мы скоро отпустим вас. Дело серьезное. А вашему начальству объясним, почему задержали. Расскажите, как все было,
Азим-ага вздохнул.
— Сидел в сторожке и растапливал печь. Вдруг кто-то постучал в окошко. «Кто?» — спрашиваю. «Чего сидишь, беги сообщи в милицию, кого-то убили и оставили недалеко под домом Бердыевьгх». Пока надевал бурку, пока вышел, он пропал. То ли сквозь землю провалился, то ли в небо улетел.
— Значит, кто стучал, не знаете?
— Нет. Я руки вытирал, когда он постучал. Да я и не думал, что он убежит. Свет на улице всю ночь горит, но его и след простыл, когда я вышел. Если бы увидел, запомнил...
— Наверное, потом еще задержались?
— Да, было такое.... задержался. Не знал, верить или нет. Позвоню от себя в милицию, а вдруг окажется неправда, что тогда скажут? Сначала решил проверить. Пока думал, пока дверь запирал, полчаса прошло, не меньше. От лжи проку нет. Прямо к дому участкового пошел. Пока шел,
пока стучал, пока разбудил его, вместе сюда шли, наверное, еще столько же прошло.
— Похоже, так. Того, кто вам с улицы сообщил, могли бы по голосу узнать?
— Да, голос запомнил, только у меня нет знакомых, у кого такой хриплый голос.
Подошел Талхат, но Хаиткулы решил уже, что сторожа до конца расспросит сам.
— Что было потом?
— Потом пришли сюда, увидели — этот лежит лицом вниз. Решили, пусть лучше лежит лицом вверх. Прислонили его вот таким манером. Участковый не узнал его, и я не узнал...
— Ночью вы не спали, яшулы, может быть, помните, когда снег начал идти и когда он прекратился? Ну, приблизительно... Вчера вечером, я помню, в одиннадцать снег, можно сказать, затвердел, подмерз... Я как раз выходил перед сном покурить. А что ночью снег шел, понял, только когда мы выехали сюда.
Сторож сунул руку в карман бурки и вытащил старинные карманные часы на цепочке, протер стекло ладонью.
— Зачем приблизительно... Могу сказать с точностью до минуты. Снег пошел в пять минут третьего, а кончился в двадцать минут шестого. Три часа пятнадцать минут валил он.
— Когда вы бежали, к участковому, шел снег? — Хаиткулы вел этот диалог в размеренном темпе — не торопился сам и не торопил собеседника.
— Нет, снег уже не шел,— ответил Азим-ага.
Как ни переминался с ноги на ногу рядом Талхат, как ни вертел он головой, капитан, пока не закончил расспрашивать сторожа, не сказал ему ни одного слова. Узнав, что весь день до вечера сторож будет на работе, а потом пойдет домой, Хаиткулы отпустил его.
Они тут же начали сопоставлять следы сторожа, оставленные им на снегу, с теми, что были обнаружены ранее. Нет, след хромого человека не был следом сторожа.
— Смотри, Талхат, один след принадлежит хромому. Видишь, пятка слабо отпечаталась... Это оттого, что упор он делал на пальцы... Это следы участкового, а это сторожа — правее. Возвращаясь, участковый притоптал некоторые следы — и свои, и сторожа... Что ты скажешь?
— Вы обратили внимание на руки сторожа?..— начал Талхат, но капитан перебил его:
— Руки сторожа дрожали от волнения, больше ни от чего. Не каждый день он видит мертвых... Нашел начало следа хромого?
— Нет, товарищ капитан. Будто с крыши свалился. Кругом все осмотрели.
— Во двор не заходил? Может быть, он оттуда вышел?
Чтобы не затоптать следы, которые могли быть под свежим слоем снега, они сделали крюк и вдоль стены приблизились к калитке. Прокурор-криминалист и судебно-медицинский эксперт в это время осматривали труп. Нокеров что-то записывал в блокнот.
— Другого входа во двор нет? — Хаиткулы остановился у калитки.
— Нет, товарищ капитан.
Калитка открылась с трудом, мешал заваливший ее изнутри двора толстый слой снега.
— Все запирают на ночь свои калитки, а эти нет. Что бы это значило, товарищ капитан?
Солнце только что поднялось, и его косые лучи освещали часть двора, который оказался совсем маленьким: неловкий ездок не развернул бы здесь свою арбу. Ни одного дерева. Наверно, каждый клочок земли используется под огород. Все фруктовые деревья — яблони, абрикосы, сливы — были посажены „снаружи вдоль дувала, их частые ветви свешивались во двор.
— Калитки, если двор без мужчин, должны запираться особенно крепко,— сказал Хаиткулы.
— Откуда вы знаете, что этот двор без мужчин? — недоверчиво спросил Талхат.
Хаиткулы показал ему на лопату, на которую нечаянно наступил, он вытащил ее из-под снега и бросил к кетменю, валявшемуся у дувала:
— Это мужской рабочий инвентарь, но мы его в расчет не возьмем. А ты посмотри туда,— он кивнул на одежду, развешанную на проволоке на веранде,— в этом доме живет старуха и одна не очень молодая женщина, отвыкшая носить новую одежду. Непохоже, чтобы у них были дети, обязательно валялась бы во дворе какая-нибудь игрушка или сломанный велосипед. И посмотри, как здесь чисто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71