— Какое расстояние между кошем Юзкулач и колхозом? Интересовались?
— Аййи... да.
— Сколько километров?
— Шестьдесят — семьдесят.
— Кто из родных Акы живет в городе?
— Никого.
— Знакомые, друзья, близкие есть?
— Никого нет.
— Может быть, одноклассники приехали сюда учиться?
— Не знаю. Не спросил...
— Неправильно поступили.
Тамакаев взял чистый лист, поставил на нем жирную точку, рядом написал: «Кош Юзкулач». От этой точки он провел длинную линию, на конце которой нарисовал такую же жирную точку, пометил: «аул». От нее провел еще линию, на конце которой написал: «Чарджоу», потом соединил «Чарджоу» и «Кош Юзкулач». Получился треугольник.
— Смотри!—Тамакаев ткнул в него пальцем. — Между кошем и аулом лежит дорога длиной в шестьдесят — семь^ десят километров, как ты сказал, хотя мог бы узнать поточнее... Между первой и третьей точкой расстояние побольше, километров сто, и прямой дороги здесь нет. Акы исчез...
— Одиннадцатого февраля.
— Одиннадцатого...— Тамакаев написал цифрами дату на том же листе.— Когда точно передана радиограмма?
— Одиннадцатого в два часа ночи.
— Что нам сейчас делать? — Тамакаев написал на том же листе и время, в какое была отправлена радиограмма. — Что делать? Определить маршрут, по которому подпасок мог уйти из коша. Зная, как он передвигался, можем узнать, чьей он стал жертвой. Это ведь он убит у овощебазы?
— Да.
— Родных Акы из аула вызывали? Опознали убитого?
— Аййи... Опознали.
— Я, Талхат Хасянович, не зря рисовал это,— Тамакаев снова ткнул пальцем в треугольник,— вам, по-моему, надо посетить эти места... Сейчас пустыня совсем не та, какой она была при наших дедах и прадедах. Всегда может найтись кто-нибудь, кто видел мальчика.
— Охотно поеду.
Тамакаев помолчал, потом спросил:
— Какие вести от капитана?
Хотя Талхат прекрасно знал, о ком спросил прокурор-криминалист, но сделал вид, что не понял его.
— От какого капитана?
— Мовлямбердыева...
— От майора Мовлямбердыева?.. Его теперь можно величать так, Мартирос Газгетдинович.
— Не спеши... Его звездочки еще впереди. Приказ ведь пока не получен.—Тамакаев во всем любил соблюдать точность.— Лучше скажи, как его дела в Ташкенте?
— Мегрэ напал на след.
— Что еще за Мегрэ? — Тамакаева покоробила фамильярность подчиненного, по отношению к своему начальнику.
— Это его так звали, когда он работал в Ашхабаде в министерстве. Я даже сам у него об этом недавно спросил: верно ли, что он Мегрэ?
— А он что ответил? — Тамакаев, прищурившись, смот -рел на инспектора.
— «Вах-хей, ты тоже! — ответил.— Не надо слушать всякую ерунду». А вы что подумали, как он мог ответить?
— Правильно он ответил... Он и не мог по-другому ответить. Ладно, собирайся в поездку.— Он, слегка улыбнувшись, протянул Талхату руку.— Если Мегрэ напал на след, похоже, мы скоро увидим преступника здесь...
Талхат вышел из кабинета так же быстро, как и вошел. В последние дни, с тех пор как уехал Хаиткулы, он научился двигаться вдвое быстрее прежнего, ведь обязанности начальника легли на его плечи. И взыскивали за все теперь. с него. Сегодня на утренней оперативке на него так навалились, что отдел работает не в том темпе, как хотелось бы, что дай бог каждому вынести то, что он услышал.
За эти два дня, прожитые без Мовлямбердыева, у него глаза открылись на то, что такое должность начальника уголовного розыска. Надо без задержек отвечать на поступающие каждый день в их отдел документы, выполняя все содержащиеся в них распоряжения. Старые и новые задания,
многочисленные заявления и жалобы... Разве все перечислишь! Стоит только войти в кабинет — звонит телефон. Поднимаешь трубку — приглашает какая-нибудь организация, приглашает не для того, чтобы чай пить, а разобраться подчас в щекотливом деле. Не больше чем на полчаса пойдешь туда, а возвращаешься с распухшей головой. Садишься за письменный стол — и все сначала...
Хаиткулы вроде и не ощущает всей тяжести своей работы. Наверное, сказывается опыт службы в министерстве? Или от природы дается такая работоспособность? Когда выступает — заслушаешься, ни на одном совещании его не собьют. .Все у него так убедительно звучит, что никто и не осмеливается придраться или лишний раз спросить: почему то-то не сделано? Даже самые въедливые работники стараются помалкивать... Нет, кто не выступает на оперативках и совещаниях, тем гораздо лучше. Каждый должен знать свое, место, и ты, Талхат, тоже.
Обуреваемый этими мыслями, Талхат вбежал в свое учреждение, стараясь, чтобы никто не попался навстречу,— обязательно отвлекут. А, между прочим, сделано за эти два дня немало: все, что лежало в глянцевой папке, попало туда не чудесным образом и было приготовлено не чужими руками. Документы, связанные с опознанием убитого, характеристики, биография подпаска — все это собрал сам. К нему первому, хотя и с большим опозданием, попала радиограмма, и он обзвонил весь тот район, чтобы убедиться в верности сообщения... Установление личности убитого, все это хорошо знают, — самое главное и для розыска, и для следствия. Ко многому относиться хладнокровно приучает их суровая работа, но видеть чужое горе по-прежнему бывает нелегко. И на этот раз было так же. Страшно вспомнить, как исказились лица родителей, когда им сначала показали даже не сына, а его фотографию. У них и слов не нашлось сказать, что это их сын, оба горько заплакали.
Сразу после обеденного перерыва Талхат не застал подполковника Джуманазарова на месте, потому-то сначала позвонил Тамакаеву. А сейчас он буквально ворвался в кабинет начальника милиции. Тот не дал ему перевести дух:
— Ну! Волк или лиса?!1
— Волк, товарищ подполковник!
— Садись, чай горячий! Пей, усталость как рукой снимет... И докладывай!
Талхат рассказал о том, что было сделано за день, вернее — за первую его половину: установлена личность убитого, собраны все сведения о нем. Рассказал и о посещении прокуратуры.
Начальник милиции согласился с Тамакаевым, что ехать туда, где жил Акы Довранов, необходимо.
— Поедешь завтра утром, посоветуйся об этом с ребятами, обдумайте все.
— Слушаюсь, товарищ подполковник! От майора известий нет?
— Пока нет. Ждем, Если будут экстренные новости, сообщим. Не обижайся, если разбудим ночью.Талхат вернулся в кабинет, заказал разговор со школой, в которой учился Акы, потом позвонил к Мовлямбердыевым, расспросил мать Хаиткулы о ее здоровье, спросил, не будет ли к нему поручений... Вместо поручений или просьб она наговорила ему множество слов благодарности; ее прервала телефонистка, связавшая Талхата с директором школы. Директор назвал ему фамилии, нескольких своих бывших учеников, обучавшихся сейчас в Чарджоуском пединституте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71