– А капитан Косби?.. – начала Юджиния.
– Какая ночь, Джини! Какая ночь! – Джордж попытался обнять жену. – Все полетело к чертовой матери. Потеряли ход! И счет бутылкам тоже, если хочешь правды, а, Огден?
Юджиния выскользнула из рук мужа.
– Разве капитан не говорил?..
– Под парусами идти не получается, Джини. Ни капельки ветра, черт побери! – загоготал Джордж. – Ты это слышишь, Бек? Малышка леди ни ухом, ни рылом не разбирается… нет ветра, Джини! Нет ветра! Мы здесь застряли, моя дорогая. Застряли навсегда. Вот так-то, а как насчет поцелуя?
Джордж навалился на жену, отдавив ей ноги и оцарапав руки, но она не поддалась.
– Ведь капитан Косби…
Пошло оно все к чертовой матери, Юджиния! Я же сказал тебе, мы застряли. Да если бы даже и не застряли… если бы не застряли… Знаешь, что я узнал сегодня? Знаешь, Джини? Знаешь? Знаешь? – Подхватив жену за талию и притянув к себе, Джордж принялся выписывать ногами па джиги. – Я сделал величайшее открытие. Оно тебе понравится. Все об отце и старом Беке здесь… Все о гигантской тайне…
Юджиния могла бы обратиться за помощью к Бекману, но знала, что это бесполезно. Совершенно невозможно было стереть из памяти, как в ту ночь он вдруг заявился к ней в каюту и что тогда сказал, а Джордж прямо-таки подыгрывает ему. Впервые в жизни Юджиния почувствовала беспредельное одиночество. Никакой защиты от несправедливости или жестокости, никакого крова, куда можно было бы спрятаться, никакого человека, имени или положения, за которым можно было бы укрыться. Она не могла сказать: «Я миссис Джордж Экстельм. Ведите себя прилично!», не могла возмутиться: «Мой муж будет очень и очень недоволен, услышав об этом!»– или «мой отец», «моя бабушка», или «тесть». Эти правила игры больше не годились. Юджиния глянула на Джорджа, кинула взгляд на Бекмана, потом подумала: «Я полностью могу полагаться только на себя».
Она снова высвободилась из объятий мужа. Никакого прока разговаривать с Джорджем, когда он пьян, напомнила она себе. Он говорит вещи, которые потом не помнит, и вещи, которые не хочет говорить. Или дает обещания, выполнять которые не собирается. И никакой угрозы для корабля существовать не может, потому что капитан Косби никогда этого не допустит. Юджиния решила уйти к себе в каюту.
Как только он почувствовал, что жена убегает от него, Джордж заскулил:
– Ах, Джини… ну, поцелуй меня… Поцелуешь, расскажу тебе свой секрет… до чего я сегодня додумался…
– Не сейчас, Джордж, – оттолкнула его Юджиния, хотевшая только мягко указать, что он ведет себя не совсем прилично, но в руках у нее оказалось силы много больше, чем она предполагала, и она отстранилась от Джорджа без какого бы то ни было усилия.
– Мне нужно попрощаться с детьми. Уверена, они очень встревожены.
Джордж не мог допустить, чтобы жена разговаривала с ним покровительственным тоном.
– Вечно дети! – взорвался он. – Всегда эти проклятые дети. Ты только о них и думаешь. Никогда не думаешь обо мне и о том, что я чувствую. Всякий раз… всякий раз, когда у меня просыпается чуть-чуть романтического чувства, ты говоришь, что тебе нужно посмотреть на детей. Черт побери…
…«Не плохой ли сон приснился Лиззи?», «Уж не раскашлялся ли Поль?» – фальцетом передразнил он Юджинию. – Не сейчас, не сейчас, вот и все, что ты говоришь! После рождения Поля. Нет, раньше. Задолго до этого. Поль – это просто отговорка. Он вырастет таким же слабым, как мать. Посмотри, как он вел себя сегодня, если не веришь мне. Свалился, как пучок соломы… черт бы его побрал…
– Как ты можешь так говорить о собственном сыне? – позволила себе задать вопрос Юджиния, но игра не стоила свеч. Она посмотрела на мужа и почувствовала, что смотрит на него глазами вновь обретенной личности. «Я совершенно самостоятельный человек, – подумала она. – Какой это удивительный дар».
– …тебе абсолютно наплевать на меня, и так было всегда, – не переставал канючить Джордж по-детски горестным тоном. – Но не думай, что я с самого начала не разобрался в тебе, мисс Юджиния Пейн. Ты думала только об экипажах и соболиных палантинах. О том, кто мой отец, а не я. Тебе нет никакого дела до меня. Да где бы ты сейчас была, если бы не я и не мои деньги? Думаешь, ты кому-нибудь нужна? Думаешь, на тебя кто-нибудь обратил бы внимание?
Все. Сказано. Но брошенное Юджинии обвинение не принесло Джорджу облегчения, наоборот, он еще больше распалился и еще больше почувствовал себя брошенным. Слова только разбудили воспоминания, которые ему были крайне неприятны. Ему стало необыкновенно жалко себя.
– Твой отец. Твои деньги, – повторила Юджиния. Слова эти были совсем чужими, бесстрастными, они прозвучали словно со стороны, как будто она услышала их и теперь думает об их значении. Пять месяцев назад, неделю назад, даже вчера она бы не могла позволить себе подобного поведения. Она бы чувствовала себя загнанной в угол, испытывала бы угрызения совести, но ВТО тогда, а сейчас совсем другое дело. Невозможно было найти определения тому, что в ней произошло, но это произошло, и никуда не денешься.
– Ты будешь тыкать меня в это носом до самой моей смерти, да, Джордж? – добавила она. Ее слова прозвучали основательно, как в учебнике географии. – Но вот как насчет того, почему ты женился на мне? Как насчет твоей стороны сделки? Удивительный пакт, заключенный между нами, твои деньги за мое имя? Если ты хочешь говорить о браке по расчету, то почему забываешь об этом?
«Оказывается, все это так просто, – сказала себе Юджиния, – нет нужды раздражаться или плакать, или изводить себя упреками в свой адрес. Джордж и я, Бекман, Турок – вся эта соединяющая нас паутина потеряла натяжение, обмякла.
Мне было восемнадцать лет, я любила этого человека и верила, что мы будем счастливы. Мне хотелось быть хорошей женой и матерью, и единственное, в чем я нуждалась, – это во взаимной любви. Но теперь мы зашли настолько далеко, что дальше некуда». Эта фраза принесла ей огромное утешение.
– Что бы я ни пробовал делать, ты все портишь… – Джордж прибегнул к своему последнему оружию и пустил слезу. Пьяными слезами Джордж прикрывал оправдание своих слабостей. Расплакавшись, он приободрялся – и только. Никаких выводов для себя он не делал.
Юджиния не смотрела на мужа. Ее взгляд блуждал по небу, и она обнаружила, что за дымом от фонарей просматривается чистое небо, яркое, звездное. Если бы небо было озерцем или колодцем, она смогла бы увидеть его дно.
– Я пошла к себе, – негромко сказала она и пошла по палубе.
– …Не нужно было нам отправляться в плавание, не нужны нам такие путешествия. Нужно было сидеть дома и не дергаться. Тихо и спокойно. Тихо и уютно. Но нет, куда там. Отец говорит, потом ты, потом кто-то еще со своими дешевыми советами… и вот вам, нате, маленький Джорджи-Порджи помчался-поскакал, послушный мальчик…
Что там еще привычно бубнил муж, Юджиния не слышала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175