Джордж наполнился заслуженной гордостью, как же, его будут благодарить, когда этот маленький гамбит будет разыгран. Будет куча благодарности, а некоторые завистники станут кусать локти. «Джоржи-Порджи, пудинг с пирогом. Целовал девчонок, а те от него бегом…»
Размышления Джорджа прервал голос Лэнира.
– Мы не можем идти туда, – шипел тот. – Пойти туда – это гибель. Уж я-то знаю Сеха! Я был с ним в джунглях. Говорю вам, я его знаю!..
– Мой дорогой Лэнир! – крикнул султан, шедший во главе процессии, – не желаете ли поделиться с нами чем-нибудь?
Он громко рассмеялся над собственной шуткой. Его большой живот заколыхался, и когда солнечный лучик выхватывал рубин, изумруд или ряд сапфиров, украшавших его тюрбан, то казалось, будто головной убор султана начинает дрожать.
Султан щелкнул пальцами, покрутил ладошками, что послужило для его придворных знаком, что нужно поучаствовать в шутке – сегодня он был настроен проявить к Лэниру снисходительность. Султану не хотелось, чтобы представление, которое он приготовил для мистера Джорджа Экстельма, было испорчено. Его почетный гость должен захотеть увидеть новые ружья в работе, с помощью которых от пленных останется одно только мокрое место, злополучный мятеж будет подавлен, а негодяй Махомет Сех схвачен и приведен к нему на веревке, как жалкая свинья. Сегодня будет очень приятный день, заверил себя султан, очень приятный день!
– Так значит тебе нечем поделиться, Лэнир? – снова захохотал султан, и остальные немедленно подхватили его смех – даже старый Пейн и старший Айвард. Джордж слышал, как они передавали султанскую пародию на шутку молодому Уитни и как тот, в свою очередь, повторил ее доктору Дюплесси. Скоро джунгли сотрясались от вымученного смеха. Смеяться никому не хотелось, все изображали веселье, выдавливая из себя хриплые, похожие на сухой кашель, звуки, так что, услышав султанскую процессию, можно было подумать, что это больница, набитая туберкулезниками.
– Нет, мне нечем поделиться, – пробормотал Лэнир, и компания еще раз разразилась громким гоготом. Смешным может быть что угодно, когда идешь вместе с султаном! Придворные передавали друг другу высочайшую остроту и могли продолжать это занятие до тех пор, пока его высочество не выдаст еще один перл. «Нечем поделиться» сделалось для них заклинанием. «Нечем» выкрикивал один, а другой ему в ответ: «Поделиться». «Нечем»… «Поделиться»… «Нечем»… «Поделиться»… Этот рефрен дважды обежал растянувшуюся колонну, а в это время Джордж бормотал про себя любимый детский стишок: «Мальчишки вышли поиграть / А Джорджи-Порджи – убегать…»
Пока туземные князьки, их придворные, сэр Чарльз, Риджуэй, доктор Дюплесси, Уитни и достопочтенный Николас поддерживали жизнь неуклюжей султанской шутки, Лэнир Айвард сделал для себя неожиданный и очень разумный вывод: на поляну он не пойдет ни под каким видом. Там их ждет Сех со своими кровожадными бугисами и страшными ибанами с ножами во рту и винтовками в мозолистых руках, Сех, которому только и нужно, что наброситься на них, как на кроликов в клетке. Султан не чуял западню, потому что верил только в то, во что хотел верить, потому что глуп и воспитан на лести и пустой болтовне, это болван, тупица, карикатура на царя. Султан объявил, что достойным зрелищем для его белых гостей будет расстрел горстки мятежников, а ведь подлинной мишенью будет он сам.
Лэнир сошел с тропы и, низко пригнувшись к земле, притворился, будто его выворачивает от рвоты. Он хорошо знал, как султан боится болезней и приходит в панику при мысли о заразе.
Процессия замерла на месте, когда султан окликнул его:
– Боюсь, наш добрый друг съел слишком много наси паданг. Обжорство никогда не приносит пользы, Лэнир. Сколько раз мы говорили тебе.
И снова султан загрохотал, и снова его смех подхватили придворные лизоблюды, но фокус удался, Лэниру было дозволено возвращаться во дворец.
Султан хлопнул в ладоши, и все шествие двинулось за ним вперед, с величайшей осторожностью обходя Лэнира, чтобы, не дай Бог, не заразиться. Ничто не испортит султану удовольствия, а молодым мистером Айвардом он займется по возвращению во дворец, пусть он даже и раджа-мада. Султан сдержал гнев и, вспомнив о ждавших своей судьбы на вершине холма пленных, расплылся в улыбке.
Юджиния шла, отбрасывая в стороны лианы. Каждый поворот тропинки давался все труднее и труднее. Она не знала, в какой стороне находится поляна на холме, но понимала, что нужно подниматься наверх. Колючие листья и сучья рвали платье, цеплялись за волосы, царапали руки, но она упорно шла вперед. «Если Генри не ошибся относительно ружей и казни и если Поль увидит, как убивают несчастных туземцев, я никогда этого не прощу Джорджу. Я собственными руками пристрелю его. Пристрелю! – Гнев вызвал у нее небывалый прилив сил, подхлестывая ее бежать быстрее, но чем быстрее она двигалась, тем труднее становилось преодолевать сопротивление джунглей. Каждое дерево, каждый куст, каждая лиана, каждый лист величиной с собаку, казалось, хватал ее пальцами, впивался шипами. Можно было подумать, что это человеческие существа и что они нарочно мешают ей идти. Юджиния бросила взгляд на свои рукава – они были разодраны в клочья и покрылись пятнами крови. – Вернусь на корабль, сорву с себя это платье и швырну за борт. Видеть его не могу!»
Внезапно выше по склону раздался страшный треск, как будто вниз покатилось огромное животное. Юджиния отпрянула в чащу и подождала. Шум не ослабевал, хрустели сухие ручья, ломались ветки. Юджиния замерла, подумав о тиграх. Ей рисовались морды в крови и рычащие пасти, она крепко закрыла глаза. «Римау, – подумала она. – Теперь понятно, почему султанские дамы вздрагивают при упоминании о нем».
Поль начал уставать. Казалось, они поднимаются в гору целую вечность. Ему было жарко, страшно хотелось пить. Конечно, ужасно интересно посмотреть, какой сюрприз приготовил султан. Его высочество еще никому не говорил, что это такое, но Поль думал, что это цирк. Он знал, что во дворце есть зверинец, так сказали доктор Дюплесси и дедушка Пейн. Поль представлял, как они будут сидеть на длинных скамейках, есть лимонное мороженое и смотреть всякие смешные трюки. Может быть, покажут дрессированного медведя, или обезьяну в тюрбане, или обезьяну с огромным красным носом.
Поль тащился вперед, хотя ноги его заплетались. Взяться за папину руку он не осмеливался, потому что знал, что уже вырос для такой ерунды, но все равно хотелось. Потом он вспомнил о маме и сестрах, и ему захотелось вернуться к ним. Он мог бы поиграть на корабле, послушать какие-нибудь истории или побросать хлеб дельфинам вместе с Джинкс. Штаны жгли так, будто в них забрался целый муравейник, больно натирал шею воротник, под шляпу все время залетали черные жуки, а язык, если потереть им за щекой, был сухим и жестким, как подошва башмаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175