Это Сангхай-Саравак, наконец-то желанная река, снова безопасность. Позади предательские ветры, угроза морских даяков или пиратов, которых удалось перехитрить или обогнать. Но река длинная и узкая. Она бесконечно меняет направление и затягивает судно все глубже и глубже в джунгли. То здесь, то там встречаются поселения – оставленные дома на полусгнивших сваях у кромки воды, тонкий дымок над поспешно брошенным костром, иногда, но очень редко, человек в зарослях, женщина, старающаяся поскорее скрыться, загоняющий в камыши лодку мужчина.
Призраком движется по реке торговое судно. В какой-то момент в прибрежном мире слышен только один звук, неровное тарахтение единственной ржавой машины, Сангхай-Саравак становится все уже, берега сходятся все ближе, слышится всплеск крокодила, плюхнувшегося в воду при приближении судна, пегие зимородки, птицы с синими, как ляпис-лазурь, крыльями прячутся под тяжелой листвой, и где-то что-то вламывается в бамбуковую чащобу, сотрясая до самых вершин окружающую зелень и приводя в ужас и панику горластое население леса. Чары сброшены. Пароходик больше не властен в своем движении, об его нос скребутся покрытые листьями ветки, бьют по рулевой рубке. Это больше не океанский корабль, это часть джунглей.
Города еще не видно. Река совершает один поворот, потом еще, и капитан с надеждой ждет, что из-за поворота покажется вожделенный город. Прошло два часа адского труда – там, где совсем недавно была глубоководная заводь, сейчас опасная мель, а там, где река спокойно несла свои воды, крутят страшные водовороты. Сколько же осталось плестись до Кучинга?
Положение султана Саравака как правителя государства было непрочным. Прибрежные деревни вблизи королевской резиденции в Кучинге постоянно подвергались набегам пиратов, разбойничьи даякские племена поднимались на долбленках от устьев всех рек и грабили те немногие селения, которые находились на внутренней территории. Мало-помалу для того, чтобы защититься и сохранить внешний антураж, если не внутреннее содержание власти, султан начал прибегать к помощи европейцев. Отца нынешнего султана обхаживали и англичане и голландцы, но он умер, так и не отдав предпочтения ни тем, ни другим.
Сложная процедура принятия специальных послов с их щедрыми подношениями в знак доброй воли вполне удовлетворяла старика. Ему нравились яркие вещи, нравилось, что он занимает такое важное место в мировой иерархии. «Султан, – любил он говорить, – во всех отношениях может сравниться с королем голландцев».
Его сын, нынешний султан, мало чем отличался от отца. Единственное отличие заключалось в том, что старый султан помнил времена, когда не было подарков и иностранцы не домогались его дружбы. У сына таких воспоминаний не было. Если различные группы людей проявляют желание пользоваться его угольными залежами, минеральными запасами, сурьмой или чем только угодно заниматься их европейским душам, ну что же, пусть, только платите.
Но вот какую страну предпочесть правителю? У какой дары богаче? Которая поклонится (или снизойдет) пониже? Какая сможет наполнить королевские сундуки драгоценными камнями, равными ему по весу? Нежась на шелковых подушках во дворце псевдовикторианского стиля, который построили местные умельцы во славу своего правителя, нынешний султан размышлял над этими проблемами. Голландия. Англия. Англия. Голландия. Названия стран крутились в голове безостановочно. Невольно закружится голова.
Потом султан посмотрел на любимую ручную ящерицу, разлегшуюся рядом с ним, и зашептал, будто жалуясь на свою судьбу:
– Дорогая моя морщинистая малютка Патти! Что же мне делать? Два просителя! Не один, а два. Может ли человек вынести такую тяжесть?
Говоря это, он потянул за шелковый шнур, которым она была привязана к своей деревянной тюрьме. Султан проделал это ленивым движением, как ребенок тащит по песку прутик, но ящерица не двинулась, не раскрыла красную пасть, не замигала зернистыми глазищами. Казалось, что ей все надоело, что у нее дурное настроение, что она даже разозлена, поэтому его высочество верховный правитель Саравака потянул рывком за шнур, отчего у животного вывернулась голова на шипастой шее, разинулись челюсти, и оно стало ловить воздух, пока из пасти не вывалился язык.
– Дорогая, дорогая Патти! – еще раз вздохнул султан. – Ты все время заставляешь вот так напоминать о себе. Что за гадкая девчонка! Забываешь, что я здесь хозяин.
После этого его высочество отпустил шнур, отшвырнул его от себя, перевернулся на свой тучный живот, ногой сбросил несколько подушек с похожего на кровать трона и снова принялся размышлять над англо-голландской дилеммой. «Кого? – думал он. – Кого же? Кого же я должен выбрать на этот раз?
Возможно, голландцев? Этих любителей пива, сыра, красноносых, с волосатыми, как у обыкновенной обезьяны ушами? Или англичан с их благородными манерами, их Оксфордширом и Итонской школой, их чаями и их королевой? – Султан простонал про себя. – Как жаль, что я никогда не учился в Англии! Каким бы я был славным английским школьником, а потом несгибаемым и величественным правителем! И хранил бы под моими усыпанными жемчугами одеждами, тюрбанами с драгоценными камнями и газовыми саронгами верность своей королеве и своей стране».
– О Боже! – громко простонал султан, играя звездным рубином на толстом среднем пальце (что за прелестный камень!) и рыдая (в глубине своей измученной души) над затруднением, из которого не видел выхода, – или вообще над необходимостью предпринимать какое-то действие. Моментально забытая ящерица отодвинулась от него и принялась тянуть за шнур.
Стон султана заставил вздрогнуть раджу сэра Чарльза Айварда и вывел его из состояния почти полного ступора, в котором он пребывал, просидев столько времени в душном, жарком, как баня, зале для королевских аудиенций.
– Что-нибудь случилось, ваше высочество? – спросил Айвард, потянувшись усталыми мускулами и наклонившись вперед. По спине его строгого белоснежного тропического костюма струился пот, накрахмаленный воротничок превратился в кашу, а шейный платок грел, как вязаный шерстяной шарф.
– Может быть, продолжим наш небольшой разговор? – Айвард медленно гнул свою линию. Молчаливое раздумье султана затянулось, сэр Чарльз не был уверен, что его высочество помнит, что с самого начала речь шла о «…положении, которое будет занимать семья Экстельмов… и хотя я не собираюсь настаивать, мы поднимали вопрос об этом человеке, Махомете Сехе…»
Сэр Чарльз, раджа Айвард, правитель Айвартауна в Сараваке, единственный в мире белый, имевший титул раджи, понимал, что не следует диктовать политику своему правителю, но дипломатия требовала предпринять определенные шаги в этом направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175
Призраком движется по реке торговое судно. В какой-то момент в прибрежном мире слышен только один звук, неровное тарахтение единственной ржавой машины, Сангхай-Саравак становится все уже, берега сходятся все ближе, слышится всплеск крокодила, плюхнувшегося в воду при приближении судна, пегие зимородки, птицы с синими, как ляпис-лазурь, крыльями прячутся под тяжелой листвой, и где-то что-то вламывается в бамбуковую чащобу, сотрясая до самых вершин окружающую зелень и приводя в ужас и панику горластое население леса. Чары сброшены. Пароходик больше не властен в своем движении, об его нос скребутся покрытые листьями ветки, бьют по рулевой рубке. Это больше не океанский корабль, это часть джунглей.
Города еще не видно. Река совершает один поворот, потом еще, и капитан с надеждой ждет, что из-за поворота покажется вожделенный город. Прошло два часа адского труда – там, где совсем недавно была глубоководная заводь, сейчас опасная мель, а там, где река спокойно несла свои воды, крутят страшные водовороты. Сколько же осталось плестись до Кучинга?
Положение султана Саравака как правителя государства было непрочным. Прибрежные деревни вблизи королевской резиденции в Кучинге постоянно подвергались набегам пиратов, разбойничьи даякские племена поднимались на долбленках от устьев всех рек и грабили те немногие селения, которые находились на внутренней территории. Мало-помалу для того, чтобы защититься и сохранить внешний антураж, если не внутреннее содержание власти, султан начал прибегать к помощи европейцев. Отца нынешнего султана обхаживали и англичане и голландцы, но он умер, так и не отдав предпочтения ни тем, ни другим.
Сложная процедура принятия специальных послов с их щедрыми подношениями в знак доброй воли вполне удовлетворяла старика. Ему нравились яркие вещи, нравилось, что он занимает такое важное место в мировой иерархии. «Султан, – любил он говорить, – во всех отношениях может сравниться с королем голландцев».
Его сын, нынешний султан, мало чем отличался от отца. Единственное отличие заключалось в том, что старый султан помнил времена, когда не было подарков и иностранцы не домогались его дружбы. У сына таких воспоминаний не было. Если различные группы людей проявляют желание пользоваться его угольными залежами, минеральными запасами, сурьмой или чем только угодно заниматься их европейским душам, ну что же, пусть, только платите.
Но вот какую страну предпочесть правителю? У какой дары богаче? Которая поклонится (или снизойдет) пониже? Какая сможет наполнить королевские сундуки драгоценными камнями, равными ему по весу? Нежась на шелковых подушках во дворце псевдовикторианского стиля, который построили местные умельцы во славу своего правителя, нынешний султан размышлял над этими проблемами. Голландия. Англия. Англия. Голландия. Названия стран крутились в голове безостановочно. Невольно закружится голова.
Потом султан посмотрел на любимую ручную ящерицу, разлегшуюся рядом с ним, и зашептал, будто жалуясь на свою судьбу:
– Дорогая моя морщинистая малютка Патти! Что же мне делать? Два просителя! Не один, а два. Может ли человек вынести такую тяжесть?
Говоря это, он потянул за шелковый шнур, которым она была привязана к своей деревянной тюрьме. Султан проделал это ленивым движением, как ребенок тащит по песку прутик, но ящерица не двинулась, не раскрыла красную пасть, не замигала зернистыми глазищами. Казалось, что ей все надоело, что у нее дурное настроение, что она даже разозлена, поэтому его высочество верховный правитель Саравака потянул рывком за шнур, отчего у животного вывернулась голова на шипастой шее, разинулись челюсти, и оно стало ловить воздух, пока из пасти не вывалился язык.
– Дорогая, дорогая Патти! – еще раз вздохнул султан. – Ты все время заставляешь вот так напоминать о себе. Что за гадкая девчонка! Забываешь, что я здесь хозяин.
После этого его высочество отпустил шнур, отшвырнул его от себя, перевернулся на свой тучный живот, ногой сбросил несколько подушек с похожего на кровать трона и снова принялся размышлять над англо-голландской дилеммой. «Кого? – думал он. – Кого же? Кого же я должен выбрать на этот раз?
Возможно, голландцев? Этих любителей пива, сыра, красноносых, с волосатыми, как у обыкновенной обезьяны ушами? Или англичан с их благородными манерами, их Оксфордширом и Итонской школой, их чаями и их королевой? – Султан простонал про себя. – Как жаль, что я никогда не учился в Англии! Каким бы я был славным английским школьником, а потом несгибаемым и величественным правителем! И хранил бы под моими усыпанными жемчугами одеждами, тюрбанами с драгоценными камнями и газовыми саронгами верность своей королеве и своей стране».
– О Боже! – громко простонал султан, играя звездным рубином на толстом среднем пальце (что за прелестный камень!) и рыдая (в глубине своей измученной души) над затруднением, из которого не видел выхода, – или вообще над необходимостью предпринимать какое-то действие. Моментально забытая ящерица отодвинулась от него и принялась тянуть за шнур.
Стон султана заставил вздрогнуть раджу сэра Чарльза Айварда и вывел его из состояния почти полного ступора, в котором он пребывал, просидев столько времени в душном, жарком, как баня, зале для королевских аудиенций.
– Что-нибудь случилось, ваше высочество? – спросил Айвард, потянувшись усталыми мускулами и наклонившись вперед. По спине его строгого белоснежного тропического костюма струился пот, накрахмаленный воротничок превратился в кашу, а шейный платок грел, как вязаный шерстяной шарф.
– Может быть, продолжим наш небольшой разговор? – Айвард медленно гнул свою линию. Молчаливое раздумье султана затянулось, сэр Чарльз не был уверен, что его высочество помнит, что с самого начала речь шла о «…положении, которое будет занимать семья Экстельмов… и хотя я не собираюсь настаивать, мы поднимали вопрос об этом человеке, Махомете Сехе…»
Сэр Чарльз, раджа Айвард, правитель Айвартауна в Сараваке, единственный в мире белый, имевший титул раджи, понимал, что не следует диктовать политику своему правителю, но дипломатия требовала предпринять определенные шаги в этом направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175