Не считая того, что это будет наша первая высадка на берег, вот что я хочу сказать, это уже само по себе будет интересно… Что бы вы порекомендовали посмотреть в первую очередь?
Это говорила миссис Экстельм. Генри очнулся. Ведь он завербовался сюда ради того, чтобы посмотреть мир, не так ли? Нужно послушать. Но тут доктор Дюплесси начал перескакивать с каких-то мощеных круглым камнем дорог на женщин-кружевниц, потом заговорил о том, как плохо сказывается на сердце перенос тяжелых грузов по горам, и мозг Генри опять затуманился.
– Еще чуточку сливок, чуть-чуть… – были последние слова, которые он услышал. – Последнюю меренгу, и я больше абсолютно и окончательно ничего не ем…
Когда у пообедавших начался час, который доктор Дюплесси называл «существенно важным для человеческого организма периодом», и стюарды, помощники стюардов, повара, кондитеры и всегда готовый броситься выполнять приказание Хиггинс ненадолго вздохнули, обретя небольшой перерыв в своей беспокойной работе, Джордж сидел в кабинете, проводя очередное совещание с Бекманом.
Еще недавно пустой стол был завален картами, схемами, докладами, письмами, которые, перепутавшись, не помогали, а мешали разбираться в вопросах. Джордж и Бекман перестали искать в них нужную информацию. Они сидели в кожаных креслах на разумном, но отнюдь не дружеском расстоянии и смотрели друг на друга. Полуденное солнце, проникавшее в комнату, освещало их лица. Солнечный свет, радостный и слепящий, наталкиваясь на людей, терял свою яркость и становился бледными желтыми полосами. Их можно было принять за что угодно, эти полосы, – за лучики от ручного электрического фонарика, за свет от голой лампочки под потолком комнаты с черными стенами и остатками старой краски.
Задержавшись на каждом лице, полосы устремлялись на поиск более приемлемого прибежища. Первым прервал молчание Джордж.
– Послушай, Огден, – начал он, – я все-таки не понимаю, почему этот тип Айвард так важен для наших интересов на Борнео. Он ведь белый человек, и я не вижу, как…
Джордж устал, в его голосе все громче звучали по-детски хныкающие нотки. Откинув голову на спинку кресла, он мечтал только о том, чтобы эта беседа поскорее закончилась.
Бекман уставился на полосатую стену. «Придется все объяснять заново, – подумал он со злостью. С таким же успехом можно было разговаривать не с мастером Джорджем Экстельмом, а с кочегаром из машинного отделения. Даже с кочегаром было бы легче, по крайней мере, он умеет считать доллары и центы».
– Как я только что объяснил, – ровным голосом, чеканя слова, проговорил Бекман, – нынешний раджа, сэр Чарльз Айвард, знаком с вашим тестем. Вы это-то помните или нет, Джордж?
Бекман не удосужился дождаться ответа. «Это все равно, что разговаривать с самим собой, – подумал он, – или почти все равно».
– Айвард может казаться экзотическим экземпляром для остального мира… Единственный белый раджа и все такое, так вот, он контролирует большую часть Северного Борнео. Но он вообще-то человек старой школы. Всю эту эпопею начал его дядя. Он приплыл туда из Сингапура, в результате самой обыкновенной племенной междоусобицы захватил здоровенный кусок территории, вернулся на родину, получил от старой королевы рыцарство за свои заслуги и оставил титул племяннику Чарльзу. Или сэру Чарльзу, радже Айварду, как он больше известен. Он моложе вашего достойного тестя, но принадлежит к тому же поколению.
«Не понятно, слушает меня Джордж или нет, – сказал себе Бекман. – То ли он внимательно сосредоточился на том, что я говорю, то ли его мозг снова погрузился в привычный туман. Скорее всего, последнее, а потом окажется посреди реки в лодке без весел». Не задумываясь больше, Бекман продолжил:
– Однако сэр Чарльз – интереснейший экземпляр. Образован и воспитан, как английский джентльмен, но все еще новичок в английских светских кругах, где на него смотрят, как на выскочку. Для них он незваный гость, титулованный никто. В Англии он пришелся не ко двору, его считают колониальным, в самом прямом смысле этого слова.
Таким образом, ему пришлось вернуться на Борнео и создать себе там какой-то образ жизни. Другими словами, он своего рода сноб, каким может быть только образованный, но изгнанный из своего круга англичанин.
Бекман замолчал, ожидая ответа, на который не надеялся.
– Прошу вас, Джордж, обратите внимание, – проговорил он наконец. Голос у него был раздраженный, и слова он произносил отрывисто, как школьный учитель, обращающийся к особенно тупому новому ученику, тоном, который неизбежно вызывал слезы. – Мы же уже говорили об этом.
Но Джордж не был новичком в школе, может быть, он не поднялся до шестого класса, но уже не был глупым первоклашкой.
– Я все понял, Огден, – ответил он. Если он чему-нибудь и научился, то парировать такие мелкие уколы. – Я это понимаю. Просто у меня как-то не укладывается в голове, почему вся эта древняя история имеет такое огромное значение. Мы же не имеем дело с нашим дорогим почившим дядюшкой, правильно? Нас заботит сэр Чарльз.
«Вот тут-то я его и доканал, – подумал Джордж, – этого мерзкого козла». По правде говоря, он не запомнил и половины из того, что говорил ему Бекман. И не то, чтобы он считал, что это не важно, просто бекмановская манера говорить сбивала его с толку. Он заставлял Джорджа чувствовать себя провалившимся на экзамене учеником или уличенным в убийственной лжи.
Бекман, казалось, не слышал Джорджа. Год за годом он наблюдал, как этим способом пользуется Турок – старик не признавал никакой «мудрости молодых». Когда он говорил, сыновья сидели, словно языки проглотили, и слушали. Они слушали или терпели поражение.
– Но, – продолжил Бекман, – и это важно, сэр Чарльз не наш человек. Да, он титулован. Да, он выглядит неплохо… знает отца Юджинии, примет нас с распростертыми объятиями и так далее. – Бекман моментально умолк, как только заметил, что Джордж зашевелился в кресле. «Господи, он похож на насекомое, – с отвращением подумал Бекман. – Непоседлив, как вошь. Выброшенные деньги и приличное образование, как любит повторять его отец».
Покрепче взявшись за подлокотники кресла, Бекман продолжил урок. «Если бы я мог один заниматься этим, насколько легче была бы жизнь».
– Но нет, сэр Чарльз не наш человек. Нам нужен его сын Лэнир, раджа-мада, что, насколько я понимаю, означает титул вроде кронпринца. Лэнир Кинлок Айвард – так, обычное эффектное имя. Он давно уже ждет, когда папаша отдаст концы, чтобы выкинуть голландцев и захватить весь Сабах.
– И Сабах – это?..
Небрежным голосом сибарита Джордж задал этот вопрос, который, как ему казалось, был очень к месту. Он представил себя на месте отца. «Пусть этот человек говорит, а я произнесу только то, что бьет в точку».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175
Это говорила миссис Экстельм. Генри очнулся. Ведь он завербовался сюда ради того, чтобы посмотреть мир, не так ли? Нужно послушать. Но тут доктор Дюплесси начал перескакивать с каких-то мощеных круглым камнем дорог на женщин-кружевниц, потом заговорил о том, как плохо сказывается на сердце перенос тяжелых грузов по горам, и мозг Генри опять затуманился.
– Еще чуточку сливок, чуть-чуть… – были последние слова, которые он услышал. – Последнюю меренгу, и я больше абсолютно и окончательно ничего не ем…
Когда у пообедавших начался час, который доктор Дюплесси называл «существенно важным для человеческого организма периодом», и стюарды, помощники стюардов, повара, кондитеры и всегда готовый броситься выполнять приказание Хиггинс ненадолго вздохнули, обретя небольшой перерыв в своей беспокойной работе, Джордж сидел в кабинете, проводя очередное совещание с Бекманом.
Еще недавно пустой стол был завален картами, схемами, докладами, письмами, которые, перепутавшись, не помогали, а мешали разбираться в вопросах. Джордж и Бекман перестали искать в них нужную информацию. Они сидели в кожаных креслах на разумном, но отнюдь не дружеском расстоянии и смотрели друг на друга. Полуденное солнце, проникавшее в комнату, освещало их лица. Солнечный свет, радостный и слепящий, наталкиваясь на людей, терял свою яркость и становился бледными желтыми полосами. Их можно было принять за что угодно, эти полосы, – за лучики от ручного электрического фонарика, за свет от голой лампочки под потолком комнаты с черными стенами и остатками старой краски.
Задержавшись на каждом лице, полосы устремлялись на поиск более приемлемого прибежища. Первым прервал молчание Джордж.
– Послушай, Огден, – начал он, – я все-таки не понимаю, почему этот тип Айвард так важен для наших интересов на Борнео. Он ведь белый человек, и я не вижу, как…
Джордж устал, в его голосе все громче звучали по-детски хныкающие нотки. Откинув голову на спинку кресла, он мечтал только о том, чтобы эта беседа поскорее закончилась.
Бекман уставился на полосатую стену. «Придется все объяснять заново, – подумал он со злостью. С таким же успехом можно было разговаривать не с мастером Джорджем Экстельмом, а с кочегаром из машинного отделения. Даже с кочегаром было бы легче, по крайней мере, он умеет считать доллары и центы».
– Как я только что объяснил, – ровным голосом, чеканя слова, проговорил Бекман, – нынешний раджа, сэр Чарльз Айвард, знаком с вашим тестем. Вы это-то помните или нет, Джордж?
Бекман не удосужился дождаться ответа. «Это все равно, что разговаривать с самим собой, – подумал он, – или почти все равно».
– Айвард может казаться экзотическим экземпляром для остального мира… Единственный белый раджа и все такое, так вот, он контролирует большую часть Северного Борнео. Но он вообще-то человек старой школы. Всю эту эпопею начал его дядя. Он приплыл туда из Сингапура, в результате самой обыкновенной племенной междоусобицы захватил здоровенный кусок территории, вернулся на родину, получил от старой королевы рыцарство за свои заслуги и оставил титул племяннику Чарльзу. Или сэру Чарльзу, радже Айварду, как он больше известен. Он моложе вашего достойного тестя, но принадлежит к тому же поколению.
«Не понятно, слушает меня Джордж или нет, – сказал себе Бекман. – То ли он внимательно сосредоточился на том, что я говорю, то ли его мозг снова погрузился в привычный туман. Скорее всего, последнее, а потом окажется посреди реки в лодке без весел». Не задумываясь больше, Бекман продолжил:
– Однако сэр Чарльз – интереснейший экземпляр. Образован и воспитан, как английский джентльмен, но все еще новичок в английских светских кругах, где на него смотрят, как на выскочку. Для них он незваный гость, титулованный никто. В Англии он пришелся не ко двору, его считают колониальным, в самом прямом смысле этого слова.
Таким образом, ему пришлось вернуться на Борнео и создать себе там какой-то образ жизни. Другими словами, он своего рода сноб, каким может быть только образованный, но изгнанный из своего круга англичанин.
Бекман замолчал, ожидая ответа, на который не надеялся.
– Прошу вас, Джордж, обратите внимание, – проговорил он наконец. Голос у него был раздраженный, и слова он произносил отрывисто, как школьный учитель, обращающийся к особенно тупому новому ученику, тоном, который неизбежно вызывал слезы. – Мы же уже говорили об этом.
Но Джордж не был новичком в школе, может быть, он не поднялся до шестого класса, но уже не был глупым первоклашкой.
– Я все понял, Огден, – ответил он. Если он чему-нибудь и научился, то парировать такие мелкие уколы. – Я это понимаю. Просто у меня как-то не укладывается в голове, почему вся эта древняя история имеет такое огромное значение. Мы же не имеем дело с нашим дорогим почившим дядюшкой, правильно? Нас заботит сэр Чарльз.
«Вот тут-то я его и доканал, – подумал Джордж, – этого мерзкого козла». По правде говоря, он не запомнил и половины из того, что говорил ему Бекман. И не то, чтобы он считал, что это не важно, просто бекмановская манера говорить сбивала его с толку. Он заставлял Джорджа чувствовать себя провалившимся на экзамене учеником или уличенным в убийственной лжи.
Бекман, казалось, не слышал Джорджа. Год за годом он наблюдал, как этим способом пользуется Турок – старик не признавал никакой «мудрости молодых». Когда он говорил, сыновья сидели, словно языки проглотили, и слушали. Они слушали или терпели поражение.
– Но, – продолжил Бекман, – и это важно, сэр Чарльз не наш человек. Да, он титулован. Да, он выглядит неплохо… знает отца Юджинии, примет нас с распростертыми объятиями и так далее. – Бекман моментально умолк, как только заметил, что Джордж зашевелился в кресле. «Господи, он похож на насекомое, – с отвращением подумал Бекман. – Непоседлив, как вошь. Выброшенные деньги и приличное образование, как любит повторять его отец».
Покрепче взявшись за подлокотники кресла, Бекман продолжил урок. «Если бы я мог один заниматься этим, насколько легче была бы жизнь».
– Но нет, сэр Чарльз не наш человек. Нам нужен его сын Лэнир, раджа-мада, что, насколько я понимаю, означает титул вроде кронпринца. Лэнир Кинлок Айвард – так, обычное эффектное имя. Он давно уже ждет, когда папаша отдаст концы, чтобы выкинуть голландцев и захватить весь Сабах.
– И Сабах – это?..
Небрежным голосом сибарита Джордж задал этот вопрос, который, как ему казалось, был очень к месту. Он представил себя на месте отца. «Пусть этот человек говорит, а я произнесу только то, что бьет в точку».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175