ГЛАВА 17
Было уже поздно. Возможно, два или три, а то и четыре часа. Лейтенант Браун этого не знал. Он лишь видел, что за окном темно, и знал, что они с Юджинией проспали долго. Он повернулся посмотреть на ее лицо: она спала глубоким сном, не подозревая о том, что он уходит. При тусклом свете, пробивающемся сквозь ставни, ему показалось, что она улыбается. Крепко спит и улыбается. Кисть руки покоилась под щекой, и Браун наклонился и поцеловал изгиб ее ладони. Юджиния вздрогнула, что-то пробормотала, но эти слова произносились в царстве грез, непостижимом для других.
Браун понимал, что пора уходить, что он больше не может позволить себе лежать рядом с ней. Скоро рассветет, и ему надо благополучно вернуться в свою комнату.
– Я ухожу, Юджиния, – прошептал он и заставил себя встать с кровати.
Пол был холодный, ему стало зябко, но прежде чем одеться, Браун протянул руку и подоткнул простыню и одеяло так, чтобы, проснувшись, Юджиния не почувствовала, что ей холодно и одиноко. Он осторожно натянул одеяло ей на плечо и поправил подушку. «Может быть, она не поймет, что я ушел до рассвета, – подумал он, найдя свои ботинки и жакет. – Может быть, она укроется в этом теплом, защищенном дупле так же, как укрывается во мне».
Лейтенант Браун осторожно подошел к двери, минуту постоял, выжидая и прислушиваясь. Решив, что опасности нет, он рывком открыл дверь, решительно пересек веранду и исчез во мраке ночи.
Шел четвертый день после отъезда Джорджа с кетито, и лейтенант Браун уходил от Юджинии одним и тем же маршрутом. Он обходил дом, удаляясь приблизительно на двадцать футов от веранды, будто бы совершал ночной обход. Эту отговорку он держал наготове. Его оставили здесь охранять семью, посему это казалось логичным, обоснованным его мнимой военной подготовкой, объяснением того, что он еженощно выходит в дозор.
Земля была мокрой. В Африке роса выпадает обильно, как дождь, и трава, и почва в том месте, где находится лагерь, пропиталась влагой, словно прошел ливень. Ко времени, когда солнце поднимется только до половины своей полуденной отметки, земля снова подсохнет, но сейчас она набухла, как заболоченная местность вокруг вздувшейся реки. Пока Браун шел заданным курсом, вода хлюпала у него под ногами. Это напомнило ему, как отец с дядей пытались вырастить кукурузу в низине. Стоило пойти дождю, как ее затопляло. Кукуруза вырастала хилой и низкорослой, если вообще вырастала.
«Арманд, – вдруг подумал Браун. – Интересно, откуда Бекман выкопал это имя? Ну, Браун – это понятно. Кто угодно мог носить фамилию Браун; кого угодно могли назвать Джеймсом, но имя «Арманд» сбивало с толку. – Браун гадал, давно ли умер человек, которого так звали. – Существовал ли настоящий Джеймс Арманд Браун, или Бекман взял это имя с потолка?»
Джеймс Арманд Браун, военно-морское училище, выпуск 1899 или 1898 года?.. Браун остановился и уставился в темноту, пытаясь вспомнить историю, подробно изложенную Бекманом тогда в Ньюпорте. Даты, кажется, не совпадали, но от него начала ускользать тщательно выстроенная легенда – его биография, родословная, кровное родство, что и послужило причиной тому, что на «Альседо» его признали за ровню, впустили и семью, позволили играть с детьми, беседовать с Юджинией. Джеймс Арманд Браун: внушительное наследство на юге, юноша-сирота, назначение в Аннаполис и родственники-самодуры, благо они далеко, и он предоставлен самому себе. Браун хорошо представлял молодых людей типа Джеймса Арманда. Они часто скакали верхом мимо этого злосчастного затопленного кукурузного поля.
Браун стряхнул росу с ботинок и продолжил свой путь. «Горечь разочарований ведет тебя в никуда, – сказал он себе. – Заставляет искать забвение в вине. Горечь разочарований бьет по твоим детям, пока не разметает их по дорогам жизни и они не обратятся в угольную пыль, побитую ледяным ветром. Она толкает взяться за оружие, крушит столы и разбивает окна и двери. Потом она уничтожает и тебя».
Внезапно Браун подумал о Юджинии. Он так живо представил ее спящей, словно лежал в ту минуту рядом с ней. Она бы дотронулась рукой до его плеча и коснулась его ноги. Невольное соприкосновение их тел разбудило бы их обоих. Потом она тихо рассмеялась бы и сказала: «Я так счастлива. Я так счастлива с тобой». Потом села бы, вытянувшись в струнку, ни капли не стыдясь собственной наготы, и потребовала бы: «Расскажи мне про других женщин, Джеймс». Браун любил в ней эту неиссякаемую, по-детски наивную ревность. Ей хотелось, чтобы они принадлежали только друг другу.
«Именно так и происходило в последние дни, – подумал Браун. – Любящая пара, счастливая семья. Я научил Джинкс и Лиззи, как ездить верхом без седла, как треножить лошадей в открытом поле и заводить их в загон. Я научил их распознавать змей и наблюдать за тем, как птицы охраняют своих птенцов. Я показал, что значит, когда самка вьется над гнездом, и почему никогда, ни при каком соблазне, нельзя беспокоить ее драгоценных детенышей. В то время как в тихие вечерние часы, когда Джозеф суетится возле камина в гостиной, наша маленькая группа напоминала святое семейство, и я, улыбаясь Юджинии поверх детских головок, пытался научить ее играть в кункен».
Неожиданно в овраге за кетито раздался какой-то шум, потом кто-то жалобно и громко завыл, и тут же все смолкло. Браун тотчас насторожился. Но его встревожил отнюдь не шум; он знал, что от набегов диких животных лагерь надежно охраняется вооруженными туземцами. Его беспокоила собственная неосмотрительность. Он чувствовал, что расслабился, разленился, позволил себе стать рассеянным мечтателем, помышляющим лишь об уютном семейном очаге. «Джордж, – промелькнуло у него в голове. – Джордж может появиться до того, как я об этом узнаю». Это время было всего-навсего передышкой, а не реальной жизнью.
Браун продолжил свой обход. Позади него в темноте возвышалась крыша кетито, впиваясь в землю длинной тенью. Она напоминала нос судна или островерхую крышу китайской пагоды, а опоры веранды торчали, как колья в западне для тигра. Лейтенант Джеймс Арманд Браун смотрел на тень, пытаясь вспомнить, где он уже видел нечто подобное.
Тем временем Бекман, вернувшись в порт Килиндини на острове Момбаса, вышагивал по опустевшей палубе «Альседо», проклиная себя за то, что позволил Брауну уехать. Конечно, это предложение исходило от Джорджа. И, как всегда, было идиотским.
– Вам не кажется, Огден, что будет лучше, если Браун отправится с нами? – пролепетал тогда Джордж. – К тому же, именно вы несете ответственность за эти винтовки. Браун же нужен просто для… просто… – Джордж запнулся. – …Ну, реальные события в Кучинге… понимаете… Махомет Сех и все это… именно в тот самый день, когда мы…
Баловень судьбы, младшенький сыночек был так обескуражен, что Бекман подивился невиданному коварству Турка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175