Казалось, он гремит, отдаваясь эхом в огромном пустом туннеле. Даже дым в пароходной трубе никогда не гудел так, удивилась Юджиния, даже штормовой ветер. Интересно, какая разница между голосом читающего человека и свистом ветра? Потом она решила, что в голосе человека нет жизни, а ветер рвется вперед, впереди у него далекий путь.
«…Потому что я чужой тебе, временный житель…»
«Временный житель, – медленно повторила про себя Юджиния. Потом сжала плечики дочерей и притянула к себе, сколько было можно. Стоя на просторной, мягко поднимающейся и опускающейся на волнах просторной палубе «Альседо», эти трое слились в одно целое. Юджиния чувствовала тела Джинкс и Лиззи, они прижимались к ее бедрам, и когда она передвинула ноги, чтобы стоять увереннее, они тоже подвинули свои.
«…ты Бог вечного и бесконечного мира. Ты обращаешь человека к гибели…»
Внезапно Юджиния обратила внимание, что в природе все молчит: нет шелеста волн, ветер не играет в подпорках, и ему не подвывают ванты. Над головой не слышится щебета птиц. «Куда подевались чайки? – удивилась она. – Разве они не провожали нас от берега? Разве на Борнео нет чаек?» Юджиния взглянула на небо. Оно было абсолютно чистым, ни облачка, беспощадно и непроницаемо синим. Как выкрашенная штукатурка на каменной стене.
«…Ибо поскольку человеком приносится смерть, человек же и воскрешает мертвых…»
Служба все шла и шла. Юджинии казалось, что она продолжается уже много часов или дней. Она слышала слова, пыталась вслушаться в них, но они падали глухо и безжизненно. Капитан Косби ненадолго уступил место доктору Дюплесси. Юджинии казалось, что он говорил о Поле, говорил о нем, называя его и ребенком, и другом. Во всяком случае он не читал по молитвеннику. Или не было заметно, что он читает. Потом доктор сошел с кафедры и туда вернулся капитан Косби.
Юджинии представилось, что она примерзла к месту. Девочки стояли так близко к ней, что она не могла двинуться, но ей и не хотелось. Все трое соединились так крепко, что одна из них не могла упасть, если держатся остальные двое.
«Что тут еще происходило на этом месте?» – попыталась вспомнить Юджиния. Потом вспомнила соревнование в стрельбе, застывший на воде в неподвижности корабль и ту ночь, когда она пробралась в трюм. На миг Юджиния прикрыла глаза, но от синего неба было некуда спрятаться, а саван был такой белизны, такой безукоризненной и непорочной чистоты, что от нее все равно жгло веки изнутри.
«…О, научи нас считать наши дни, чтобы мы могли с мудростью распоряжаться своими сердцами…»
На мгновение слово проникло в сознание, Юджиния прокрутила его в своем мозгу. Она рассматривала его, изучала и пыталась постичь его значение.
Затем без предупреждения все открыли сборник псалмов и запели:
Небесных воинств крепок строй,
И сила их неодолима.
В единоборстве с Сатаной
Победа жизни – нерушима.
Юджиния догадалась, что этот гимн выбирал отец. Он всегда был неравнодушен к приподнятым сантиментам Пасхи. Превратности судьбы и силы небесные. Торжество здравого смысла. Юджиния на отца не смотрела. И не смотрела на Джорджа.
Но протекли три скорбных дня,
И он восстал во славу горней…
Юджиния старалась петь как можно громче. Она пела, и голос наполнял ее существо, потопляя печаль, сомнение и страх, вырываясь из нее, чтобы сильно и уверенно проложить себе путь над океанскими волнами.
Да отвратит от нас Господь
Злой смерти яростное жало…
К голосу Юджинии присоединились другие голоса, с ним сливались голоса Лиззи и Джинкс, миссис Дюплесси рыдала в голос, доктор Дюплесси хмурился, словно запоминал медицинский текст, достопочтенный Николас неуверенно мялся рядом с совершенно раскисшим Джорджем.
…Дабы и радостная плоть
Во славу Божью гимн слагала.
Песня разлеталась на мили, и мили, и мили. Когда последний человеческий голос пропел последнюю ноту «Аллилуйи», рефрен был подхвачен воздухом, и «Аллилуйя!», казалось, разнеслась по всему кораблю… Ее не остановила огромная пароходная труба, она раскатывалась во все стороны, не оставляя незанятого места, ее звуки подхватили волны, и «Альседо» начал медленно дрожать. И потом, как после взрыва снаряда, наступила тишина. Тишина вернулась, и теперь чувствовалась намного острее, чем раньше. Как бы ни хотелось, стряхнуть ее с ушей было невозможно.
Капитан Косби вернулся на свое место за кафедрой, открыл другую страницу молитвенника и снова принялся читать:
«Человек, рожденный женщиной, живет короткую жизнь и дано ему много страданий. Он возвышается и он ниспровергается…»
Здесь Юджиния перестала слушать. С нее хватит. «Мой сын мертв, – думала она. – Что толку от слов, гимнов, утешительных фраз? У меня был ребенок, которого я звала Полем. Я читала ему, утешала, прижимала к груди, когда он болел. Я дотрагивалась до его лица, когда он спал. Я знала его лучше, чем себя, и любила его в сотни раз больше».
Капитан Косби еще некоторое время монотонно читал молитву, потом, шаркая ногами, вперед вышел ее отец и промямлил что-то о «Поле, моем единственном внуке…» Джордж попробовал добраться до кафедры, но не смог. Старательно держась прямо, он вернулся к перилам и уставился в воду. Юджиния почувствовала, как Лиззи и Джинкс дернулись под ее руками. Она посмотрела на мужа, словно видела его первый раз в жизни. Вернее сказать, она посмотрела сквозь него, как будто он исчез с лица земли.
Затем снова наступила очередь капитана Косби:
«Всемогущий и вечно живой Бог, – произнес он. – Мы возносим тебе хвалу и от всего сердца благодарим за несравненное милосердие и добродетель, которые ты вложил во всех своих святых…»
«Хвала» и «благодарность от сердца», – подумала Юджиния. – Здесь неуместны эти слова. «Несравненное милосердие и добродетель» – за что мне возносить хвалу Богу, если мой сын мертв?»
Юджиния уставилась на воду остановившимся взглядом.
«…A посему мы предаем это тело глубинам…»
Юджиния слушала его и не слушала. Она чувствовала, как напряглись дочери, и знала, что и она тоже напряглась.
Капитан Косби замолчал, пока матросы поднимали гроб Поля.
«…в поисках всеобщего воскрешения и будущей жизни…»
Капитан брызнул морской водой на белый покров гробика, на нем расползлись темные пятна, и он посерел. Юджиния не могла оторвать глаза от этих пятен, они становились все темнее и стали прилипать к дереву. «Первый вкус соли», – подумала она.
Матросы подняли гроб, поднесли к перилам у борта, на момент остановились с ним, потом наклонили открытым концом вниз, в сторону моря. К телу были привязаны тяжести. Юджиния знала, что это сделают – маленький, похожий на мумию сверток аккуратно обложили камнями. Но удивило ее то, как быстро тело Поля выскользнуло из ящика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175
«…Потому что я чужой тебе, временный житель…»
«Временный житель, – медленно повторила про себя Юджиния. Потом сжала плечики дочерей и притянула к себе, сколько было можно. Стоя на просторной, мягко поднимающейся и опускающейся на волнах просторной палубе «Альседо», эти трое слились в одно целое. Юджиния чувствовала тела Джинкс и Лиззи, они прижимались к ее бедрам, и когда она передвинула ноги, чтобы стоять увереннее, они тоже подвинули свои.
«…ты Бог вечного и бесконечного мира. Ты обращаешь человека к гибели…»
Внезапно Юджиния обратила внимание, что в природе все молчит: нет шелеста волн, ветер не играет в подпорках, и ему не подвывают ванты. Над головой не слышится щебета птиц. «Куда подевались чайки? – удивилась она. – Разве они не провожали нас от берега? Разве на Борнео нет чаек?» Юджиния взглянула на небо. Оно было абсолютно чистым, ни облачка, беспощадно и непроницаемо синим. Как выкрашенная штукатурка на каменной стене.
«…Ибо поскольку человеком приносится смерть, человек же и воскрешает мертвых…»
Служба все шла и шла. Юджинии казалось, что она продолжается уже много часов или дней. Она слышала слова, пыталась вслушаться в них, но они падали глухо и безжизненно. Капитан Косби ненадолго уступил место доктору Дюплесси. Юджинии казалось, что он говорил о Поле, говорил о нем, называя его и ребенком, и другом. Во всяком случае он не читал по молитвеннику. Или не было заметно, что он читает. Потом доктор сошел с кафедры и туда вернулся капитан Косби.
Юджинии представилось, что она примерзла к месту. Девочки стояли так близко к ней, что она не могла двинуться, но ей и не хотелось. Все трое соединились так крепко, что одна из них не могла упасть, если держатся остальные двое.
«Что тут еще происходило на этом месте?» – попыталась вспомнить Юджиния. Потом вспомнила соревнование в стрельбе, застывший на воде в неподвижности корабль и ту ночь, когда она пробралась в трюм. На миг Юджиния прикрыла глаза, но от синего неба было некуда спрятаться, а саван был такой белизны, такой безукоризненной и непорочной чистоты, что от нее все равно жгло веки изнутри.
«…О, научи нас считать наши дни, чтобы мы могли с мудростью распоряжаться своими сердцами…»
На мгновение слово проникло в сознание, Юджиния прокрутила его в своем мозгу. Она рассматривала его, изучала и пыталась постичь его значение.
Затем без предупреждения все открыли сборник псалмов и запели:
Небесных воинств крепок строй,
И сила их неодолима.
В единоборстве с Сатаной
Победа жизни – нерушима.
Юджиния догадалась, что этот гимн выбирал отец. Он всегда был неравнодушен к приподнятым сантиментам Пасхи. Превратности судьбы и силы небесные. Торжество здравого смысла. Юджиния на отца не смотрела. И не смотрела на Джорджа.
Но протекли три скорбных дня,
И он восстал во славу горней…
Юджиния старалась петь как можно громче. Она пела, и голос наполнял ее существо, потопляя печаль, сомнение и страх, вырываясь из нее, чтобы сильно и уверенно проложить себе путь над океанскими волнами.
Да отвратит от нас Господь
Злой смерти яростное жало…
К голосу Юджинии присоединились другие голоса, с ним сливались голоса Лиззи и Джинкс, миссис Дюплесси рыдала в голос, доктор Дюплесси хмурился, словно запоминал медицинский текст, достопочтенный Николас неуверенно мялся рядом с совершенно раскисшим Джорджем.
…Дабы и радостная плоть
Во славу Божью гимн слагала.
Песня разлеталась на мили, и мили, и мили. Когда последний человеческий голос пропел последнюю ноту «Аллилуйи», рефрен был подхвачен воздухом, и «Аллилуйя!», казалось, разнеслась по всему кораблю… Ее не остановила огромная пароходная труба, она раскатывалась во все стороны, не оставляя незанятого места, ее звуки подхватили волны, и «Альседо» начал медленно дрожать. И потом, как после взрыва снаряда, наступила тишина. Тишина вернулась, и теперь чувствовалась намного острее, чем раньше. Как бы ни хотелось, стряхнуть ее с ушей было невозможно.
Капитан Косби вернулся на свое место за кафедрой, открыл другую страницу молитвенника и снова принялся читать:
«Человек, рожденный женщиной, живет короткую жизнь и дано ему много страданий. Он возвышается и он ниспровергается…»
Здесь Юджиния перестала слушать. С нее хватит. «Мой сын мертв, – думала она. – Что толку от слов, гимнов, утешительных фраз? У меня был ребенок, которого я звала Полем. Я читала ему, утешала, прижимала к груди, когда он болел. Я дотрагивалась до его лица, когда он спал. Я знала его лучше, чем себя, и любила его в сотни раз больше».
Капитан Косби еще некоторое время монотонно читал молитву, потом, шаркая ногами, вперед вышел ее отец и промямлил что-то о «Поле, моем единственном внуке…» Джордж попробовал добраться до кафедры, но не смог. Старательно держась прямо, он вернулся к перилам и уставился в воду. Юджиния почувствовала, как Лиззи и Джинкс дернулись под ее руками. Она посмотрела на мужа, словно видела его первый раз в жизни. Вернее сказать, она посмотрела сквозь него, как будто он исчез с лица земли.
Затем снова наступила очередь капитана Косби:
«Всемогущий и вечно живой Бог, – произнес он. – Мы возносим тебе хвалу и от всего сердца благодарим за несравненное милосердие и добродетель, которые ты вложил во всех своих святых…»
«Хвала» и «благодарность от сердца», – подумала Юджиния. – Здесь неуместны эти слова. «Несравненное милосердие и добродетель» – за что мне возносить хвалу Богу, если мой сын мертв?»
Юджиния уставилась на воду остановившимся взглядом.
«…A посему мы предаем это тело глубинам…»
Юджиния слушала его и не слушала. Она чувствовала, как напряглись дочери, и знала, что и она тоже напряглась.
Капитан Косби замолчал, пока матросы поднимали гроб Поля.
«…в поисках всеобщего воскрешения и будущей жизни…»
Капитан брызнул морской водой на белый покров гробика, на нем расползлись темные пятна, и он посерел. Юджиния не могла оторвать глаза от этих пятен, они становились все темнее и стали прилипать к дереву. «Первый вкус соли», – подумала она.
Матросы подняли гроб, поднесли к перилам у борта, на момент остановились с ним, потом наклонили открытым концом вниз, в сторону моря. К телу были привязаны тяжести. Юджиния знала, что это сделают – маленький, похожий на мумию сверток аккуратно обложили камнями. Но удивило ее то, как быстро тело Поля выскользнуло из ящика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175