Мадейра, насколько я слышал в последний раз, все еще часть Португалии.
– Тебе что, не нравится, что я говорю о пунше? А, ты имеешь в виду «шимпанзе»! – Джордж покачал головой, чтобы подчеркнуть, что обижаться кому-нибудь было бы совершенно глупо, и, подхватив только что наполненный стакан, залпом опрокинул. – Мы же говорили о Панаме и Колумбии… Причем здесь Португалия?
– Да, Джордж, я это понял. Но когда ты говоришь о народе…
Бекман кипел. Это нужно же, все гигантские усилия Турка могут пойти насмарку из-за одного-единственного забулдыги. Если бы только мог, он бы с большим удовольствием всадил нож в сердце этого фата.
Джордж отмахнулся от сделанного Бекманом замечания.
– Что вы на это скажете, губернатор? Бекман думает, будто мы говорим о постройке канала через улицы Лиссабона, или Мадрида, или еще где-нибудь.
Он снова разразился хохотом, и все его тело содрогалось от гордости, огромные бриллианты в запонках сверкали, а блестящее лицо и волосы сияли. Он сильно смахивал на гладкого, лоснящегося, хорошо упитанного бобра, обозревающего свои владения на залитой солнцем реке.
Губернатор вежливо улыбнулся обоим, Бекману и Джорджу, и принял необходимое решение.
– По-моему, этот стакан течет, Джордж, – сказал он. – Я могу называть вас Джорджем?
Губернатор подозвал официанта и дал ему понять, что этот стакан никогда не должен быть пустым. Он несет политическую ответственность за предупредительное отношение к потребностям и желаниям знаменитых гостей и, уж конечно, в первую очередь сына великого Мартина Экстельма из Филадельфии.
– Нет, в самом деле, Джордж, – вкрадчиво продолжал разговор губернатор. – Вы весьма разумно отметили, вы не строите канала через Лиссабон! И, если позволите добавить, какое бы решение ни принял Мартин Экстельм… Мне не нужно больше ничего говорить… Панама – не наше дело…
О политике говорили и в другом конце зала. Португальские вельможи, англичане, французы, чьи социальные и финансовые интересы зависели от доброй воли Америки, внимательно наблюдали за Джорджем и Юджинией и соответственно их оценивали. Вердикт определялся степенью потребности в американских и в особенности в экстельмовских долларах. Вельможи-католики и их супруги, как правило, держатся весьма сдержанно, а женщины вообще сухо, но некоторые из мужчин, увидев перед собой цветущую Юджинию, готовы были идти на все больший компромисс и простить все.
Кроме того, семейства и капиталы, обосновавшиеся на крошечном острове, каковым является Мадейра, не хотели показаться неинформированными. Переменчивые альянсы стран, которые намного больше их собственной, обсуждались, как важнейшие для них проблемы. Все и каждый – и отдельный человек, и семья, и группа связанных между собой людей – стремились превзойти своих соседей в обсуждении Манилы, блокады венесуэльских портов или кубинского согласия передать Гуантанамо и Баия-Онда военно-морскому флоту Соединенных Штатов Америки (и «пресиденту Руусе-фель-ту»), или расширения англо-французской Антанты, или просто того, что может иметь в виду имперская Германия (и князь Бернхард фон Бюлов), употребляя термин Weltmacht – или мировая держава.
Но если эти люди с их постоянно неустойчивым положением и отсутствием уверенности в будущем и расходились в своих политических симпатиях и могли испытывать общую антипатию, все они безоговорочно (с должной долей смирения) сходились на том, что нахальные американцы, чье прибытие на остров наделало столько шума, – неизмеримо очаровательная пара.
«Сеньора Экстельм, – говорили они, – сеньора Экстельм – это драгоценное перо на шляпе мужа».
Женщины же, рассевшиеся по дальним углам комнат, прикрывшись разрисованными веерами, шипели: «Совсем не ? la mode».
«Оголенные плечи!» – изумилась одна, и это «Оголенные плечи» стало боевым кличем всей этой группы дам.
Юджиния решила не следовать официальной моде, установленной супругой короля Эдуарда Седьмого королевой Александрой. У королевы был шрам на шее, поэтому она предпочитала платья со стоячим воротником, отделанным тремя нитками бриллиантов или жемчуга, и после невероятных празднеств (закончившихся дурбаром в Дели первого января этого года), которые превратили ее мужа из простого принца Уэльского в «короля-императора» и протектора необъятной Британской империи, предпочтения новой королевы были приняты во всем мире. Аляповатые, домоседские моды времен королевы Виктории, руками и ногами боровшейся с распутным «эдуардовским» стилем, который обожали многочисленные любовницы ее сына, уступили место царственной сдержанности. Оголенные плечи ушли в прошлое.
Но у Юджинии не было шрама на шее, и она решила продемонстрировать шею и грудь, обрамленные обилием атласных рюшей, и этого не могли ей простить и не простили леди из Фуншала. Как не могли простить непонятной и неуместной демонстрации богатства, проявившейся в прибытии огромной яхты («Американские причуды» – продолжали они злословить).
Однако женщины есть женщины, леди есть леди, и это все. Они не решают судьбы мира, им это почти не известно. Измерение силы ветра в политике – прерогатива мужчин, только им доступно ее понимание. Поэтому леди ограничились недовольными взглядами на ворвавшихся в их жизнь чужаков, а их мужья приготовились извлекать для себя нужную информацию.
– Мартин Экстельм… – эхом вторили мужчины.
– Банк…
– Яхта…
– Вы знаете, там золотые…
– Что вы говорите?! Золотые! Во всех туалетах! Не может быть!
Затем мужчины закивали Джорджу, находившемуся в другом конце комнаты, и чувствовали себя польщенными, даже поднятыми в глазах собеседников, когда он обращал на них даже самый мимолетный взгляд.
– Так в каком же году вы окончили военно-морскую академию? – спросила Юджиния, когда они прошлись вальсом вдоль длинной стены с зеркалами. – Я знаю, вы говорили об этом как-то за обедом… но я совершенно не запоминаю даты…
Юджиния думала, что разговор в этом направлении будет вести легко, но язык все еще плохо ее слушался, и слова не шли на ум.
– …Ну ладно, хорошо, что наш флот отпустил вас сопровождать нас.
Ей хотелось, чтобы ее партнер ответил. Она чувствовала лежащую на талии его руку и ладонь, которой он направлял их движение, и она пыталась, пыталась безуспешно, снова и снова, освободиться от этого давления. «Всегда смотри на джентльмена, с которым танцуешь, Юджиния», – предупреждала бабушка, но лейтенант Браун прижимал ее слишком близко к себе. Ей же не хотелось отстраняться.
– Надеюсь… надеюсь, вы хорошо чувствуете себя с нами. – Юджиния откинулась назад ровно настолько, чтобы посмотреть ему в лицо. – На нашем корабле. Яхте, так я ее должна назвать, ли есть другой… термин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175
– Тебе что, не нравится, что я говорю о пунше? А, ты имеешь в виду «шимпанзе»! – Джордж покачал головой, чтобы подчеркнуть, что обижаться кому-нибудь было бы совершенно глупо, и, подхватив только что наполненный стакан, залпом опрокинул. – Мы же говорили о Панаме и Колумбии… Причем здесь Португалия?
– Да, Джордж, я это понял. Но когда ты говоришь о народе…
Бекман кипел. Это нужно же, все гигантские усилия Турка могут пойти насмарку из-за одного-единственного забулдыги. Если бы только мог, он бы с большим удовольствием всадил нож в сердце этого фата.
Джордж отмахнулся от сделанного Бекманом замечания.
– Что вы на это скажете, губернатор? Бекман думает, будто мы говорим о постройке канала через улицы Лиссабона, или Мадрида, или еще где-нибудь.
Он снова разразился хохотом, и все его тело содрогалось от гордости, огромные бриллианты в запонках сверкали, а блестящее лицо и волосы сияли. Он сильно смахивал на гладкого, лоснящегося, хорошо упитанного бобра, обозревающего свои владения на залитой солнцем реке.
Губернатор вежливо улыбнулся обоим, Бекману и Джорджу, и принял необходимое решение.
– По-моему, этот стакан течет, Джордж, – сказал он. – Я могу называть вас Джорджем?
Губернатор подозвал официанта и дал ему понять, что этот стакан никогда не должен быть пустым. Он несет политическую ответственность за предупредительное отношение к потребностям и желаниям знаменитых гостей и, уж конечно, в первую очередь сына великого Мартина Экстельма из Филадельфии.
– Нет, в самом деле, Джордж, – вкрадчиво продолжал разговор губернатор. – Вы весьма разумно отметили, вы не строите канала через Лиссабон! И, если позволите добавить, какое бы решение ни принял Мартин Экстельм… Мне не нужно больше ничего говорить… Панама – не наше дело…
О политике говорили и в другом конце зала. Португальские вельможи, англичане, французы, чьи социальные и финансовые интересы зависели от доброй воли Америки, внимательно наблюдали за Джорджем и Юджинией и соответственно их оценивали. Вердикт определялся степенью потребности в американских и в особенности в экстельмовских долларах. Вельможи-католики и их супруги, как правило, держатся весьма сдержанно, а женщины вообще сухо, но некоторые из мужчин, увидев перед собой цветущую Юджинию, готовы были идти на все больший компромисс и простить все.
Кроме того, семейства и капиталы, обосновавшиеся на крошечном острове, каковым является Мадейра, не хотели показаться неинформированными. Переменчивые альянсы стран, которые намного больше их собственной, обсуждались, как важнейшие для них проблемы. Все и каждый – и отдельный человек, и семья, и группа связанных между собой людей – стремились превзойти своих соседей в обсуждении Манилы, блокады венесуэльских портов или кубинского согласия передать Гуантанамо и Баия-Онда военно-морскому флоту Соединенных Штатов Америки (и «пресиденту Руусе-фель-ту»), или расширения англо-французской Антанты, или просто того, что может иметь в виду имперская Германия (и князь Бернхард фон Бюлов), употребляя термин Weltmacht – или мировая держава.
Но если эти люди с их постоянно неустойчивым положением и отсутствием уверенности в будущем и расходились в своих политических симпатиях и могли испытывать общую антипатию, все они безоговорочно (с должной долей смирения) сходились на том, что нахальные американцы, чье прибытие на остров наделало столько шума, – неизмеримо очаровательная пара.
«Сеньора Экстельм, – говорили они, – сеньора Экстельм – это драгоценное перо на шляпе мужа».
Женщины же, рассевшиеся по дальним углам комнат, прикрывшись разрисованными веерами, шипели: «Совсем не ? la mode».
«Оголенные плечи!» – изумилась одна, и это «Оголенные плечи» стало боевым кличем всей этой группы дам.
Юджиния решила не следовать официальной моде, установленной супругой короля Эдуарда Седьмого королевой Александрой. У королевы был шрам на шее, поэтому она предпочитала платья со стоячим воротником, отделанным тремя нитками бриллиантов или жемчуга, и после невероятных празднеств (закончившихся дурбаром в Дели первого января этого года), которые превратили ее мужа из простого принца Уэльского в «короля-императора» и протектора необъятной Британской империи, предпочтения новой королевы были приняты во всем мире. Аляповатые, домоседские моды времен королевы Виктории, руками и ногами боровшейся с распутным «эдуардовским» стилем, который обожали многочисленные любовницы ее сына, уступили место царственной сдержанности. Оголенные плечи ушли в прошлое.
Но у Юджинии не было шрама на шее, и она решила продемонстрировать шею и грудь, обрамленные обилием атласных рюшей, и этого не могли ей простить и не простили леди из Фуншала. Как не могли простить непонятной и неуместной демонстрации богатства, проявившейся в прибытии огромной яхты («Американские причуды» – продолжали они злословить).
Однако женщины есть женщины, леди есть леди, и это все. Они не решают судьбы мира, им это почти не известно. Измерение силы ветра в политике – прерогатива мужчин, только им доступно ее понимание. Поэтому леди ограничились недовольными взглядами на ворвавшихся в их жизнь чужаков, а их мужья приготовились извлекать для себя нужную информацию.
– Мартин Экстельм… – эхом вторили мужчины.
– Банк…
– Яхта…
– Вы знаете, там золотые…
– Что вы говорите?! Золотые! Во всех туалетах! Не может быть!
Затем мужчины закивали Джорджу, находившемуся в другом конце комнаты, и чувствовали себя польщенными, даже поднятыми в глазах собеседников, когда он обращал на них даже самый мимолетный взгляд.
– Так в каком же году вы окончили военно-морскую академию? – спросила Юджиния, когда они прошлись вальсом вдоль длинной стены с зеркалами. – Я знаю, вы говорили об этом как-то за обедом… но я совершенно не запоминаю даты…
Юджиния думала, что разговор в этом направлении будет вести легко, но язык все еще плохо ее слушался, и слова не шли на ум.
– …Ну ладно, хорошо, что наш флот отпустил вас сопровождать нас.
Ей хотелось, чтобы ее партнер ответил. Она чувствовала лежащую на талии его руку и ладонь, которой он направлял их движение, и она пыталась, пыталась безуспешно, снова и снова, освободиться от этого давления. «Всегда смотри на джентльмена, с которым танцуешь, Юджиния», – предупреждала бабушка, но лейтенант Браун прижимал ее слишком близко к себе. Ей же не хотелось отстраняться.
– Надеюсь… надеюсь, вы хорошо чувствуете себя с нами. – Юджиния откинулась назад ровно настолько, чтобы посмотреть ему в лицо. – На нашем корабле. Яхте, так я ее должна назвать, ли есть другой… термин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175