Поль с благоговением смотрел вокруг, потом наклонился, чтобы поговорить с сайке, грумом, держащим за уздечку его пони с широкой спиной.
– Мы похожи на армию, правда, Вэдайжи? – спросил малыш, а сайке просто кивнул в знак согласия головой в тюрбане. Что бы ни сказал или ни сделал маленький американец – ему до этого нет никакого дела.
Юджиния появилась как раз в ту самую минуту, когда доктор Дюплесси завершал фотосъемку исторического события. Она стояла в отдалении, пытаясь мыслить здраво и аргументированно. «Джордж не может взять Поля, – рассуждала она, – не может. – Но не имела понятия, как остановить мужа. Рядом проскочил доктор Дюплесси и с гордым видом удалился в сторону мужской компании; прискакали Джинкс и Лиззи, сказали матери что-то невразумительное и убежали. Юджиния думала только о сыне. – Джордж не вправе это делать, – убеждала она себя. – Я не позволю. Не позволю».
Впервые в жизни Юджиния поняла, что ненавидит мужа. Даже во время его пьяных загулов, испорченных детских праздников и рождественских каникул она находила причины простить его. Она прикрывала его всяческими отговорками, пока сама не начинала в них верить. Брал верх расчет, поскольку, как рассуждала Юджиния, жизнь продолжается. И к тому же слишком многое ставилось на карту: благополучие детей, хорошая семья, ее собственная спокойная жизнь. Было проще замазать отрицательные стороны. Было проще смотреть в другом направлении.
Но что-то изменилось, и сейчас она ненавидела своего мужа. «Пусть уезжает и отправляется на тот свет, если сам этого так жаждет, – сказала она себе. – Но он не вправе забирать с собой моего сына». Юджиния рассуждала здраво и спокойно; она рассуждала о нем, как о совершенно чужом человеке.
Джордж направил своего мерина в тенистое место, где его ждала жена. Он видел, как она появилась, и ее спокойное лицо на какой-то момент его обмануло, но приободренный духом товарищества и осознанием того, что его поведение оправдано равными ему по положению, он был готов еще раз противостоять гневу Юджинии. «Дом мужчины должен быть его крепостью, – заметил про себя Джордж. – Я не должен мириться с этим сумасбродством, как бы не так. Другие же не терпят, а уж они-то кое в чем смыслят».
– Вижу, ты встала с постели, чтобы помахать рукой на прощание, Джини! – задиристо крикнул Джордж, поднял коня на дыбы совсем рядом с Юджинией, и лошадь чуть было не наступила копытом на подол ее платья. «Право на стороне сильного, – сказал он про себя. Чем ближе знаешь, тем меньше почитаешь; никогда не иди на уступки; никогда не сдавайся». Подобные сентенции поддерживали его мужество.
– Ты не вправе брать с собой Поля, – ответила Юджиния. Она говорила тихим голосом, не сдвинувшись с места, была спокойна и невозмутима. Смотрела мужу прямо в глаза, словно его возбуждение и выходка с лошадью были явными уловками, впечатлившими его одного.
– И каким же образом, моя дорогая, ты намереваешься мне помешать? – Джордж решительно запрокинул голову и самодовольно улыбнулся. «Не принимай близко к сердцу маленькую женушку, – предупредил он себя, – ты здесь хозяин». И заулыбался еще более самодовольно.
Пассивная насмешка достигла цели. Юджиния попыталась ухватиться за стремя, за подпругу, за поводья, за попону – лишь бы во что-нибудь вцепиться.
– Ты не можешь взять его, Джордж. – Она справилась с собой, чувствуя, что уверенность покидает ее. – Он слишком мал… Прежде всего, он ничего не смыслит в ружьях… – «Стоп, – приказала себе Юджиния. – Осторожнее на поворотах, не то расплачешься. И тогда он одержит верх».
Но урезонивания только укрепляют привычки. Муж – хозяин в семье, а жена – существо подневольное: на этом принципе строился их брак.
– Поль еще крошка, – повторяла она, – … он… вспомни, что произошло на «Альседо»… – Юджиния запнулась. Воспоминание о состязании по стрельбе было неотъемлемо связано с другим воспоминанием, и она неожиданно очутилась лицом к лицу со своим проступком, чувством вины и непростительным грехом. Юджиния отступила и сникла, уничтоженная ощущением собственной обреченности.
– Я повторяю, Юджиния, как ты намерена мне помешать? – Смех Джорджа подтвердил, что он точно знает, на что идет.
Остальные охотники невольно оказались свидетелями семейной ссоры и отошли в сторонку, вращая глазами и качая головами, удивленные нелепостью этой сцены. Сэр Гарольд прошептал Палмер: – До чего же верная эта старая пословица насчет женщин на буше, а?
– Однако будет лучше, если они разберутся побыстрее, – согласился Палмер. – Нам нежелательно медлить с отправлением. Солнце восходит, а вы знаете, до чего оно нас доведет к полудню.
Один лейтенант Браун остался стоять неподалеку, позволяя лошади обнюхивать землю, а сам наблюдал за Юджинией и Джорджем. «Черт возьми, приятель, – думал он, – твоя проклятая лошадь чуть не отдавила ноги твоей жене». Он дернул поводья и направился в сторону Джорджа.
В одно и то же время Юджиния перебирала в уме казавшиеся бесчисленными варианты: «Я плачу? – недоумевала она. – Или кричу? Наверное, я могла бы закричать. Уверена, что смогла бы; это не так уж и трудно. Или я могла бы умолять». Юджиния рассматривала каждую эмоцию, словно это был предмет туалета: сделаешь правильный выбор – твой сын спасен; ошибешься – лишишься всего.
– Возможно, сэр, будет лучше, если я останусь. – Голос лейтенанта Брауна заставил вздрогнуть и Джорджа, и Юджинию. – С миссис Экстельм и девочками, сэр.
– В чем дело, Браун? – грубо спросил Джордж, не склонный прекращать выяснения отношений с Юджинией.
– Если миссис Экстельм беспокоится, что останется здесь одна с девочками, доктором и миссис Дюплесси, то я не буду возражать, если тоже останусь в лагере… – Ничего лучшего Браун придумать не смог.
«Нет, – глазами молила Юджиния. – Речь идет не об этом. Неужели ты не понимаешь, Джеймс? Я же боюсь за Поля, а не за себя».
Джордж захихикал:
– Совершенно верно, лейтенант. Именно это беспокоит мою жену… Эти вечные женские причуды…
Здесь, в лагере, они как за каменной стеной, но она и слышать не хочет… ну, вы же знаете женщин… – Встретив в лице Брауна неожиданного союзника, Джордж еще пуще распетушился. – …Вообще не слушает, так ведь, Джини? – Джордж кротко улыбнулся. – Не может видеть, как все мужчины уезжают. За каждым поворотом ей чудятся львы и тигры… вы же понимаете, лейтенант…
«Дело не во мне, Джеймс, – молили глаза Юджинии. – Пожалуйста, останься с Полем. Ты должен остаться с Полем». – Но Браун не осмеливался взглянуть на ее лицо, а Юджиния не могла позволить себе высказать вслух свои мысли, и они довольно просто попались в ловушку.
Джордж внезапно развернул лошадь.
– Прекрасно, Браун, – заявил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175
– Мы похожи на армию, правда, Вэдайжи? – спросил малыш, а сайке просто кивнул в знак согласия головой в тюрбане. Что бы ни сказал или ни сделал маленький американец – ему до этого нет никакого дела.
Юджиния появилась как раз в ту самую минуту, когда доктор Дюплесси завершал фотосъемку исторического события. Она стояла в отдалении, пытаясь мыслить здраво и аргументированно. «Джордж не может взять Поля, – рассуждала она, – не может. – Но не имела понятия, как остановить мужа. Рядом проскочил доктор Дюплесси и с гордым видом удалился в сторону мужской компании; прискакали Джинкс и Лиззи, сказали матери что-то невразумительное и убежали. Юджиния думала только о сыне. – Джордж не вправе это делать, – убеждала она себя. – Я не позволю. Не позволю».
Впервые в жизни Юджиния поняла, что ненавидит мужа. Даже во время его пьяных загулов, испорченных детских праздников и рождественских каникул она находила причины простить его. Она прикрывала его всяческими отговорками, пока сама не начинала в них верить. Брал верх расчет, поскольку, как рассуждала Юджиния, жизнь продолжается. И к тому же слишком многое ставилось на карту: благополучие детей, хорошая семья, ее собственная спокойная жизнь. Было проще замазать отрицательные стороны. Было проще смотреть в другом направлении.
Но что-то изменилось, и сейчас она ненавидела своего мужа. «Пусть уезжает и отправляется на тот свет, если сам этого так жаждет, – сказала она себе. – Но он не вправе забирать с собой моего сына». Юджиния рассуждала здраво и спокойно; она рассуждала о нем, как о совершенно чужом человеке.
Джордж направил своего мерина в тенистое место, где его ждала жена. Он видел, как она появилась, и ее спокойное лицо на какой-то момент его обмануло, но приободренный духом товарищества и осознанием того, что его поведение оправдано равными ему по положению, он был готов еще раз противостоять гневу Юджинии. «Дом мужчины должен быть его крепостью, – заметил про себя Джордж. – Я не должен мириться с этим сумасбродством, как бы не так. Другие же не терпят, а уж они-то кое в чем смыслят».
– Вижу, ты встала с постели, чтобы помахать рукой на прощание, Джини! – задиристо крикнул Джордж, поднял коня на дыбы совсем рядом с Юджинией, и лошадь чуть было не наступила копытом на подол ее платья. «Право на стороне сильного, – сказал он про себя. Чем ближе знаешь, тем меньше почитаешь; никогда не иди на уступки; никогда не сдавайся». Подобные сентенции поддерживали его мужество.
– Ты не вправе брать с собой Поля, – ответила Юджиния. Она говорила тихим голосом, не сдвинувшись с места, была спокойна и невозмутима. Смотрела мужу прямо в глаза, словно его возбуждение и выходка с лошадью были явными уловками, впечатлившими его одного.
– И каким же образом, моя дорогая, ты намереваешься мне помешать? – Джордж решительно запрокинул голову и самодовольно улыбнулся. «Не принимай близко к сердцу маленькую женушку, – предупредил он себя, – ты здесь хозяин». И заулыбался еще более самодовольно.
Пассивная насмешка достигла цели. Юджиния попыталась ухватиться за стремя, за подпругу, за поводья, за попону – лишь бы во что-нибудь вцепиться.
– Ты не можешь взять его, Джордж. – Она справилась с собой, чувствуя, что уверенность покидает ее. – Он слишком мал… Прежде всего, он ничего не смыслит в ружьях… – «Стоп, – приказала себе Юджиния. – Осторожнее на поворотах, не то расплачешься. И тогда он одержит верх».
Но урезонивания только укрепляют привычки. Муж – хозяин в семье, а жена – существо подневольное: на этом принципе строился их брак.
– Поль еще крошка, – повторяла она, – … он… вспомни, что произошло на «Альседо»… – Юджиния запнулась. Воспоминание о состязании по стрельбе было неотъемлемо связано с другим воспоминанием, и она неожиданно очутилась лицом к лицу со своим проступком, чувством вины и непростительным грехом. Юджиния отступила и сникла, уничтоженная ощущением собственной обреченности.
– Я повторяю, Юджиния, как ты намерена мне помешать? – Смех Джорджа подтвердил, что он точно знает, на что идет.
Остальные охотники невольно оказались свидетелями семейной ссоры и отошли в сторонку, вращая глазами и качая головами, удивленные нелепостью этой сцены. Сэр Гарольд прошептал Палмер: – До чего же верная эта старая пословица насчет женщин на буше, а?
– Однако будет лучше, если они разберутся побыстрее, – согласился Палмер. – Нам нежелательно медлить с отправлением. Солнце восходит, а вы знаете, до чего оно нас доведет к полудню.
Один лейтенант Браун остался стоять неподалеку, позволяя лошади обнюхивать землю, а сам наблюдал за Юджинией и Джорджем. «Черт возьми, приятель, – думал он, – твоя проклятая лошадь чуть не отдавила ноги твоей жене». Он дернул поводья и направился в сторону Джорджа.
В одно и то же время Юджиния перебирала в уме казавшиеся бесчисленными варианты: «Я плачу? – недоумевала она. – Или кричу? Наверное, я могла бы закричать. Уверена, что смогла бы; это не так уж и трудно. Или я могла бы умолять». Юджиния рассматривала каждую эмоцию, словно это был предмет туалета: сделаешь правильный выбор – твой сын спасен; ошибешься – лишишься всего.
– Возможно, сэр, будет лучше, если я останусь. – Голос лейтенанта Брауна заставил вздрогнуть и Джорджа, и Юджинию. – С миссис Экстельм и девочками, сэр.
– В чем дело, Браун? – грубо спросил Джордж, не склонный прекращать выяснения отношений с Юджинией.
– Если миссис Экстельм беспокоится, что останется здесь одна с девочками, доктором и миссис Дюплесси, то я не буду возражать, если тоже останусь в лагере… – Ничего лучшего Браун придумать не смог.
«Нет, – глазами молила Юджиния. – Речь идет не об этом. Неужели ты не понимаешь, Джеймс? Я же боюсь за Поля, а не за себя».
Джордж захихикал:
– Совершенно верно, лейтенант. Именно это беспокоит мою жену… Эти вечные женские причуды…
Здесь, в лагере, они как за каменной стеной, но она и слышать не хочет… ну, вы же знаете женщин… – Встретив в лице Брауна неожиданного союзника, Джордж еще пуще распетушился. – …Вообще не слушает, так ведь, Джини? – Джордж кротко улыбнулся. – Не может видеть, как все мужчины уезжают. За каждым поворотом ей чудятся львы и тигры… вы же понимаете, лейтенант…
«Дело не во мне, Джеймс, – молили глаза Юджинии. – Пожалуйста, останься с Полем. Ты должен остаться с Полем». – Но Браун не осмеливался взглянуть на ее лицо, а Юджиния не могла позволить себе высказать вслух свои мысли, и они довольно просто попались в ловушку.
Джордж внезапно развернул лошадь.
– Прекрасно, Браун, – заявил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175